Sede Vacante

Объявление

ОЧЕРЕДНОСТЬ:
 А сколько у нас шпаг? - Antonin Dolohov
Нам нужен мир - Walburga Black

НОВОСТИ:
11.12.2016 - Время в игре переведено на сентябрь. Просим ознакомиться с событиями.
23.11.2016 - Объявлен рождественский флэшмоб! Администрации нужен повод раздать подарки, не подведите ))
25.10.2016 - Время идет, события не стоят на месте. Ознакомиться с тем, что происходит в игре, можно в теме Сюжет.
16.10.2016 - форуму исполнился год! Основное буйство жизни по этому поводу состоится в темах Подарочек ко Дню рождения и Пять вечером с амс. Присоединяйтесь! ))
6.09.2016 - поставлен новый дизайн, без повода ))
2.07.2016 - запущен новый массовый эпизод Ad valorem, к которому, о счастье, можно присоединяться на ходу ))
10.05.2016 - Плановая замена в составе амс ))
20.04.2016 - Перевод времени состоялся, началась запись в новые массовые квесты, сменился министр. Следите за новостями ))
10.04.2016 - Завершился квест Подрыв устоев, анонсирован перевод времени. Не упустите свой шанс повлиять на сюжет ))
27.03.2016 - В матчасти образовались дополнения, и мы надеемся, они не оставят вас равнодушными ))
4.03.2016 - Поздравляем с завершением первого массового квеста Требуют наши сердца и просим ознакомиться с его итогами ))
21.12.2015 - Все эпизоды включены в Хронологию, с которой теперь можно сверяться, выстраивая линию своего персонажа )
11.12.2015 - Запущен квест Требуют наши сердца, самое время предаться политике и интригам ))
16.11.2015 - Стартовал первый сюжетный квест.
23.10.2015 - Открыта запись в первые массовые квесты.
16.10.2015 - Sede Vacante официально открывает свои двери для всех желающих. Мы рады видеть тех, кто не боится заглянуть в прошлое и начать свой путь оттуда, самостоятельно выбирая, какой станет история дальше.
правила волшебники сюжет хронология FAQ нужные
Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP
АДМИНИСТРАЦИЯ:
Minerva • Walburga • Druella • Nobby

СЮЖЕТ:
 Сентябрь 1947 года. Великобритания. В связи с протестами магглорожденных в стране введено чрезвычайное положение. Однако в Министерстве уверены, что это не может помешать ни демократическим выборам нового министра, ни финалу чемпионата по квиддичу. Или все же может?

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.

Вы здесь » Sede Vacante » Сыгранные эпизоды » В интересах революции

В интересах революции

Страница:   1 2 3

Сообщений 61 страница 74 из 74

61

  • Автор: Game Master
  • кресло бдит
  • Game Master
  • Сообщений: 550
  • Уважение: +135

Это было лучшее из времен, и это было худшее из времен...
Да, немного пафосно, и все же вполне подходило тому, что получилось. Он заставил чертового австрийского министра, даже если он был вовсе не австрийским или не министром, он заставил его верить. Нотт готов был рассмеяться опять, он не нашел сил. Вера - сильнейшая магия. Если бы она только была долговременной, или если бы она была достаточно сильной, чтобы заставить тюремщика действовать прямо сейчас, не откладывая а завтра уничтожить предателя... Это был небольшой триумф, несколько омраченный тем, что ему пришлось опять направиться в камеру. Однако руки его теперь не были связаны, и конвоиры, то ли впечатлившись этим обстоятельством, то ли просто потому что не получили дополнительных указаний, так и не исправили эту деталь. Теперь не было толчков и грубых резких команд на непонятном языке. И даже когда он задерживался у очередной двери, всматриваясь в лицо караульного или в ответвляющийся коридор, конвой молча и терпеливо ждал, пока он пойдет дальше. Впрочем, ждать слишком долго Кантанкерус их не заставлял.
Оказавшись опять наедине с собой за надежными магическими запорами, он растянулся на своей койке. Предстояло опять выставить вокруг воспоминаний привычный щит: присутствие дементоров ощущалось слишком хорошо, чтобы игнорировать его - но сначала он хотел еще раз прокрутить все в голове. Все складывалось совсем неплохо: и для него самого, и для Офелии, если он только правильно все понимал. Рори сработал отлично, отец не подвел, болото зашевелилось, извергая немного зловонных брызг и на соседние идиллические пейзажи. Отличный день. Слишком хороший, чтобы портить его нурменгардской едой, но увы, с водой приходилось быть менее переборчивым, поэтому пить пришлось то, что давали, да и что ему станет, после сегодняшней-то порции веритасерума?
Закинув за голову освобожденные руки, он так и заснул, более чем довольный результатами такой краткой, но такой содержательной беседы, и что-то подсказывало ему, что это лишь начало.

Первое, что Нотт почувствовал - это то, что во рту пересохло. Ощущение было отвратительное, намного хуже тупой боли в руке, к которой он за последнее время успел привыкнуть. Как будто несколько дней во рту не было ни капли воды, хотя нет, он точно помнил, что пил, хотя точно и не мог помнить, что пил. Сложнее всего было открыть глаза, но надо было сделать это, потому что к боле в предплечье добавилась боль в запястьях, и надо было наконец разобраться, что происходит.
Он все же заставил себя это сделать. Глаза ожидаемо резало, и с изображением что-то было не так. Что-то, например, то, что перед ним собственной персоной стоял мертвец. Кантанкерус невольно отшатнулся, но недалеко, потому что сидел практически вплотную к стене.
Первое, что пришло в голову, разумеется - это то, что он все еще спит. Это был бы простой выход, самый простой из возможных, потому что достаточно осознать сон, и выйти из него не составит труда. Нотт сосредоточился на этом - и ничего не произошло. Сон продолжал оставаться единственной реальностью, которая у него была.
Представить себе, что сном были три дня в Нурменгарде и разговор с подложным Хиксенбахом, было тоже несложно, но это была ловушка, хотя бы потому, что такое решение не давало ответа ни на один по-настоящему важный вопрос.
Тогда что? Ментальная магия? Да, они могли бы, пожалуй. Ничего, окклюменция справится с этим. Кантанкерус попробовал сосредоточиться на ней, и только тогда почувствовал присутствие чужого сознания в своей голове и понял, что не может разорвать зрительный контакт.
Что бы это ни было, это не настоящее. Что бы это ни было, это происходит только в моем сознании. Что бы это ни было...
Кантанкерус отрицательно мотнул головой, но получилось как-то неожиданно резко, хотя все равно недостаточно, чтобы отвести взгляд.
- Конечно нет, Геллерт, - получилось тихо и хрипло, и горло болело так, как будто словам приходилось продираться через него. - Наоборот, я надеялся, что вы станете призраком и будете преследовать меня вечно. Но если нет, я бы наверно заказал себе ваш портрет в гостиную Нотт-Касла. С вами слишком интересно спорить, чтобы лишаться этого развлечения из-за какой-то мелочи вроде смерти.
Нотт закашлялся, закашлялся до рвотных позывов, так что оставалось радоваться, что ужин он проигнорировал. Язык во рту едва ворочался, и говорить было сложно, так что надо было сократить разговоры до минимума, во всяком случае, до тех пор, как ему дадут воды, одно воспоминание о которой было мучительно. Наверно, воду нужно было попросить. На это можно было бы выделить несколько слов, или даже фразу, Кантанкерус собирался это сделать, но мысль сложилась совсем в другое.
- Где Офелия? Она должна была ответить мне на один важный вопрос.
А потом он просто сделал то немногое, что мог сделать. Не отступил, привычно закрывая мысли, но наоборот, заставил сознание рвануться вперед и перехватил то другое, лишнее, чужое, инородное, которое до того опасливо и неуверенно стояло на пороге, перехватил и рванул на себя, отрезая пути к отступлению и превращая игру по правилам, которые установил легилимент в игру без правил на своей территории.
[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0014/e4/b8/22-1444157893.jpg[/AVA] [STA]Dying to Rebell[/STA] [NIC]Cantankerus Nott[/NIC]

0

62

Легилименция - без сомнения полезный и временами крайне эффективный инструмент, не лишенный, к сожалению, некоторых недостатков, главным из которых, пожалуй, является её двустороннесть. Даже Геллерт, ставший себя не только прекрасным легилиментом, но и не менее прекрасным окклюментом не мог полностью отгородиться от сильнейшего чувства жажды, которую испытывал Нотт. Он бы и рад был дать пленнику воды, даже не дожидаясь просьбы - исключительно ради собственного комфорта, но как-то это не вписывалось в ту картину, что он пытался создать. Разве что применить заклятье Забвения и начать всё сначала?
Геллерт отбросил эту мысль и сосредоточился на важном.
Вера Нотта в нереальность происходящего Геллерта порадовала: ради того и затевался этот цирк. Хотя сном он вроде бы мир вокруг считать не стал. Что ж, учтём.
- Что вы, призрак - это так банально… Я бы даже сказал, пошло. Так гораздо занимательнее, не находите? - широко улыбнулся Геллерт.
Дальше пришлось дожидаться пока Нотт откашляется. Ощущения были не самыми приятными, но Геллерт уже достаточно освоился в чужом сознании, чтобы начать отсекать ненужные и мешающие ему части. Стандартной практикой для этого считалась окклюменция. Ведь ощущения Нотта для Геллерта не более, чем мысли, части поступающей из вне информации. Достаточно лишь не пускать их в собственное сознание, а это классическая задача для окклюмента. Однако такой подход требовал непрерывной сосредоточенности ещё и на окклюменции, что в данной ситуации, когда он балансировал между реальностью и чужим разумом, было бы неоправданной тратой сил. И Геллерт пошёл более сложным путём. Он точечно ослабил хватку, отпуская ненужные ему нити ощущений. В этом тоже были свои недостатки и помимо сложности. Он давал противнику возможность разорвать контакт, воспользовавшись этими намеренными брешами, но для этого нужно было сосредоточиться на тех участках сознания, которыми пренебрёг легилимент. Геллерт и сам видел, как умирали от болевого шока, пытавшиеся прибегнуть к этой возможности окклюменты.Впрочем, сейчас речь шла о более безобидных ощущениях, и смерть Нотту бы не грозила. Другое дело, что вряд ли он сумеет в нынешнем состоянии заметить и воспользоваться подаренным шансом.
Вполне довольный собой Геллерт уже собирался ответить что-нибудь астрактно-неприятное о судьбе мисс Малфой, как Нотт в очередной раз показал, как ему не нравится играть по чужим правилам.
Практически все книги по легилименции, начиная от пособий для начинающих и заканчивая труднопонимаемыми трудами магов, явно сильно повредившихся умом из-за своих многочисленных, разнообразных и не всегда адекватных ментальных практик, в один голос твердили, что при попытке противника затянуть легилимента вглубь своего сознания - особенно если есть основания полагать, что противник является умелым окклюментом, - нужно непременно разрывать связь. Далее обычно следовали описания приёмов, позволявших ударить по чужому сознанию, заставить его отступить. Стопроцентной гарантии успеха, впрочем, не давал ни один. Человек, способный отступить хотя бы в трёх случаях из четырёх мог считать себя очень хорошим легилиментом.
Как и Нотт, Геллерт не любил следовать чужим правилам.
Он отступил, не разрывая контакт и частично сбрасывая собственные щиты, открываясь перед Ноттом. Как ящерица, которая оставляет хвост в пасти хищника. Если всё пройдёт как надо, граница между сознаниями размоется, позволяя воздействовать на чужой разум, но оставаться в пределах собственного.
Приём не был новым. Геллерт видел его описание пару раз, но все считавшие себя здравомыслящим люди и даже некоторые не считавшие дружно критиковали его за неоправданный риск. Оставить в руках у противника чуть больше, чем следовало бы, значило бы смерть, причём смерть глупую и бессмысленную, без малейшего вреда для окклюмента. Оставить меньше - и ничего не выйдет. Легилимента всё так же затянет вглубь, только в чужом сознании он окажется с повреждёнными ментальными щитами, открытый для чужого влияния. Тоже почти наверняка смерть, разве что можно попробовать забрать с собой и врага.
Но Геллерт был уверен в своих силах и рассчитывал на зелья, делавшие Нотта несколько неуклюжим и медлительным окклюментом.
И всё же что-то ёкнуло, как будто сердце тревожно замерло, ожидая результата: получилось ли?
Да.
Комната исказилась, словно бы многократно отражённая в зеркальном лабиринте. Геллерт видел Нотта, сидящего у стены, видел себя его глазами, видел Нотта, которого Нотт видел через его мысли, и видел себя… Дурная бесконечность.
Два разума, как старые маггловские корабли, сошлись борт к борту, связанные пуповиной многочисленных тросов. Теперь можно было без труда перейти с нападавшего корабля на оборонявшийся, но столь же легко пройти и в обратном направлении. И неважно у кого была палочка, а кто даже не мог пошевелить руками.
Если Нотт был легилиментом, то теперь предстояло сражение на равных, когда возможности противников ограничены лишь их сноровкой и реакцией - с последним у Кантанкеруса, правда, сейчас должны быть проблемы.
Но если не был, на что Геллерт рассчитывал, то картина несколько менялась. Нет, равные возможности никуда не делись. Геллерт сам предоставил англичанину шанс ощутить себя легилиментом и попытаться вторгнуться в сознание Гриндевальда. Но знает ли он, как это делать? Иметь возможность не значит уметь, а принципы работы со своим и с чужими сознаниями заметно отличаются. Геллерт же прекрасно видел, что в этом мире принадлежит ему, а что - Нотту, и умел воздействовать и на то, и на другое.
И сейчас, прежде чем Нотт мог бы опомниться, он повторил попытку англичанина, втолкнув того в свою память. Не глубоко, нет. Это было совсем свежее воспоминание, всё ещё яркое само по себе, без дополнительных усилий.
Всё та же комната. Нотт всё так же сидит у стены, Геллерт всё так же стоит перед ним. Как будто ничего не изменилось. Как будто усилие Нотта не дало ровным счётом никакого результата. Криво усмехнувишсь, Геллерт мстительно добавил и прежние неприятные ощущения Нотта - видимо, побочный эффект какого-то из зелий. Он ведь уже знал, где именно они скрываются, так что эта маленькая пакость потребовала лишь минимальных усилий.
“Видите, мистер Нотт. Ничего не изменилось. Ничего”.
На самом деле было одно несоответствие. Сейчас Нотт не должен был бы ощущать вторгнувшееся сознание. А вот, что займёт место этого ощущения, Геллерт не знал. Сам он вполне отчётливо чувствовал оба их сознания, представлял их словно бы двумя мирами, на стыке которых они оказались, но это ощущение родилось из знания и опыта. Сложно сказать, как отреагирует другой человек.
- Офелия… - задумчиво повторил Геллерт. - А давайте посмотрим.
Он направил палочку на противоположную стену - в этом нереальном мире в магии не было необходимости, но почему бы не поддержать иллюзию реальности, - и “заклинание” как и пару дней назад создало прозрачное окно. Не в той стене правда, ну да мелочи.
Но изображение в окне он создавать не стал, надеясь, что Нотт сам заполнит пустоту. Воспоминанием ли или плодом воображения. Неважно. Главное, что это может стать отправной точкой.
[AVA]http://sg.uploads.ru/zUYyw.png[/AVA]

Отредактировано Gellert Grindelwald (2016-07-31 13:13:57)

0

63

  • Автор: Game Master
  • кресло бдит
  • Game Master
  • Сообщений: 550
  • Уважение: +135

От ментального усилия комната плывет перед глазами, как, бывает,  плывет земля где-то, не в Англии, там, где она раскаляется под полуденным солнцем, и жар размывает реальность, заставляя ее черты смазаться и исказиться. В одно мгновение сознание раскаляется до предела, меняя местами прошлое и настоящее, нереальное и другое нереальное, потому что все реальное просто не может существовать в условиях этого накала, идеального, абсолютного, совершенного. В следующее мгновение все возвращается к норме, как будто само собой, без видимого усилия со стороны Нотта. И как плавящееся железо, погруженное в холодную воду, сознание исторгает из себя непроницаемое облако пара, и Кантанкерус опять кашляет.
Ничего не изменилось. Ничего. Эта мысль - не его мысль, но и не чужая - мысль, которая сама появилась под куполом сознания, отдается эхом и тоже искажается, но не теряет очертаний и остается узнаваемой, как единственный маяк в мире, где больше нет ориентиров. Ничего не изменилось - и воображение само дорисовывает все необходимое, развеивая плотную белую дымку.
Так занимательнее? Может быть. Но как именно - так - Нотт все равно не понимает. Это не сон, не оборотное зелье - ведь невозможно превратиться в того, кто на самом деле мертв - не призрак, не застывшее воспоминание. Может быть, это тот ад, о существовании которого рассказывают магглы? Нет, едва ли. Маховик времени? Вот в это, пожалуй, можно было бы поверить, в этом был смысл, или, во всяком случае, чуть больше смысла, чем во всем остальном. Тогда Офелия все еще там, за окном, ей все еще предстоит зайти. И Кантанкерус решает, что с удовольствием посмотрит на втыкание в горло австрийца осколка еще раз: такие зрелища никогда не надоедают, а время ведь неизменно, книга написана, и чернила на пергамента высохли, а значит, все повторится.
Наверно, с этой версией тоже что-то не так. Нотт не понимает этого, но чувствует, а когда пытается разобраться, натыкается на тупик, в лабиринте своего же разума, и ему приходится возвращаться к исходной точке опять и опять, чтобы сделать еще одну попытку, и опять зайти в тупик, кажется, тот же самый, хотя, кто знает, тупики все чем-то похожи друг на друга.
Ничего не изменилось. Но как это может быть? Его попытка могла быть удачной, его попытка могла быть провальной, последнее было бы сложно пропустить, и это конечно, о чем-то говорит, где-то здесь должно быть еще одно звено, соединяющее два факта в логическую цепочку, но его нет, и цепочка распадается со звоном, больше всего походящим на насмешку. Тупик. Ничего не изменилось. Кроме того, что теперь Нотт может закрыть глаза и отвести взгляд, а в голове, там где только что было тесно от чужого присутствия, зияет пустота. Ничего не изменилось, кроме Геллерта Гриндевальда, единственная реакция которого на угрозу - тихое отступление и молчаливое признание своего поражения.
Кантанкерус слышит, как внутренний голос кричит что-то, но не может разобрать, что именно, и этот крик, вместо того, чтобы помочь, дать ответ, показать выход из замкнутого круга, только мешает думать, в то время, как внешний произносит знакомое имя.
Палочка направлена в стену - в стена опять становится прозрачной, но стена теперь другая, и картина за ней другая. Офелия там, она сидит в кресле с тяжелым фолиантом и одну за другой просматривает страницы. Нотт медленно выдыхает, только сейчас замечая, что не дышал все те секунды, пока не рассмотрел спокойное сосредоточенное выражение на ее лице. Он боялся того, что может увидеть, и еще больше боялся того, что может увидеть что-то худшее, чем то, чего боялся. Но Офелия просто сидит и читает. Нотт бросает удивленный взгляд на австрийца, который тоже, кажется, увлечен зрелищем, как будто не был уверен, что именно должен увидеть. Что все это может значить? Они все же решили пойти на сделку?
Взгляд опять невольно возвращается к Малфой. Все это создает какое-то странное чувство deja vu, которое делает происходящее еще более нереальным, если это вообще возможно. Это знакомая комната. Знакомая книга. На столе стоит знакомый чемодан с зельями и ополовиненная бутылка какого-то маггловского алкоголя, а шторы плотно задернуты, хотя в этом нет смысла, потому что даже если кто-то случайно будет проходить мимо, он не увидит ни комнаты, ни окна, ни дома, который спрятан заклинанием доверия.
Нет. Это уже происходило. Какой в этом смысл?
Но ведь и Гриндевальд уже был убит, не так ли? Здесь, в этой самой комнате была впечатляющая лужа его крови, и все равно вот он, и выглядит вполне живым, хотя цвет лица здоровым не назовешь.
Разве в этом смысл есть? Разве всегда нужен смысл для того, чтобы что-то происходило.
Очень философские вопросы. Почему-то они всегда приходят в голову, когда слишком сложно, и в Организации его первое время называли философом, то ли из-за этой особенности, то ли в насмешку над именем, пока он не отзеркалил насмешку, чтобы выбрать уже другое.
Дьявол, надо было бы назваться Джорджем Беркли, тогда было бы совершенно ясно, что происходит. Еsse est percipi, и гори оно все огнем.
- Я не понимаю. Не понимаю что это значит.
Кантанкерусу с трудом удается сосредоточить взгляд, что-то мешает, глаза режет, и жажда не дает собрать мысли. Это не сон, потому что сон подчиняется развитому разуму, зато это похоже на бред. Бред - это опухоль, от нее так просто не избавишься. Нотт присматривается к деталям, но детали утекают, как горячий белый песок бежит сквозь пальцы.
Он неплохо знает книгу, которую должна читать Офелия, но эта, которая у нее в руках сейчас, кажется несоизмеримо более древней. И иллюстрации на ее пожелтевших страницах, не рассыпающихся только лишь благодаря магии, изображают вовсе не схемы проведения ритуала доверия, нет, там люди, и такие, которых вряд ли можно назвать живыми. Он знает и эту книгу, фолиант, написанный давно умершим Ноттом, который был уверен, что познал природу бессмертия. Кантанкерус видел ее совсем недавно, но в других руках. Тогда Нотт присматривается к рукам - и они тоже оказываются другими, хотя момент, когда они стали другими, не уловить и не извлечь из памяти, ведь
ничего не изменилось
ничего
Нотт качает головой, не отводя взгляда от книги и от рук.
- Я понятия не имею, что все это значит, Геллерт, - повторяет он, пытаясь удержать детали. Они неизменны, и это значит лишь одно: постоянно меняется он сам, ведь все зависит лишь от точки отсчета. - Но я знаю, чего еще не хватает этой сцене. Вы ведь тоже помните, верно?
[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0014/e4/b8/22-1444157893.jpg[/AVA] [STA]Dying to Rebell[/STA] [NIC]Cantankerus Nott[/NIC]

0

64

Разобрать мысли Нотта было трудно. Всё же то, что происходило сейчас, не было привычной легилименцией, когда разум жертвы становится словно бы открытой книгой. Даже самоуверенности Геллерта не хватало, чтобы отрицать опасность глубокого погружения в сознание человека, находящегося под действием влияющих на психику зелий, так что нынешний вариант, хоть и вышел незапланированным и создавал некоторые ограничения, был даже предпочтительнее первоначального.
Как бы то ни было, смятение англичанина Геллерт ощущал отчётливо, и едва различимым, порой полностью теряющимся в волнах эмоций, в которые вообще лучше не лезть, но всё равно навязчивым лейтмотивом в него вплетались попытки разобраться. Нотт хотел понять, где оказался, но пока безуспешно - во всяком случае, Геллерт считал, что всплеск эмоций, вызванный внезапным пониманием, он не пропустит. Существенным был вопрос, как долго происходящее будет оставаться для Нотта бессмыслицей, и ответ на него зависел не только от действия зелий, но и от того, сталкивался ли англичанин прежде - в теории или на практике - с подобным воздействием. В условиях ментальной дуэли такой приём упоминался редко, а использовалась ещё реже, но подобная стыковка сознаний могла применяться при обоюдном согласии участников, хотя ощущения при этом и несколько отличались. Но кто знает, чем балуются в британском Отделе Тайн?
Окно в стене Нотт заполнил каким-то воспоминанием: Офелия Малфой сидит в кресле в незнакомой Геллерту комнате и листает старую книгу. Любопытства ради Геллерт вгляделся в текст, и с удивлением узнал рукопись, ради которой когда-то заглянул в принадлежавший семейству Ноттов коттедж.
Зачем она ей? Ах нет, это несколько разных воспоминаний норовили слиться в одно, и оба не представляли интереса для Геллерта. Впрочем, их содержание играло лишь второстепенную роль. Главным было то, что через это воображаемое окно в несуществующей стене можно было бы проложить мостик обратно в разум Нотта, оставаясь в относительной безопасности собственного.
Для этого следовало аккуратно взять по возможности незаметно для англичанина под контроль импровизированное окошко, не разорвав при этом его связь с сознанием Нотта, а то ведь закончится всё тем, что он сам себе - и Нотту - будет показывать картинки на стене. Милое, но бессмысленное развлечение.
Слова Кантанкеруса были продолжением его мыслей, за которыми Геллерт пытался следить хотя бы поверхностно. Они сливались, сложно было отделить одно от другого, и потому Геллерт просто мрачно улыбался растерянности противника, уже смирившись с тем, что - если он продолжит в том же духе из возможных вариантов выбирать самый сложный - всё это безобразие в лучшем случае будет стоить ему возвращения под опеку колдомедиков.
Чего не хватает этой сцене?
Мысль была неожиданная, и прежде, чем Геллерт понял, откуда она взялась, он машинально задумался над ответом, и тут же в глаза бросился спрятавшийся под стулом осколок, на который он обратил внимание ранее. Разве такая теряющаяся в скудном освещении мелочь вообще может бросаться в глаза? А вот же.
Тем временем до отвлёкшегося Геллерта с запозданием дошло, что вот это вот про нехватку чего-то, это был обращённый к нему вопрос. Он отвернулся от окошка, собрался было ответить, как вдруг с удивлением обнаружил, что держит в левой руке тот самый осколок, поблёскивавший чем-то липким. Он быстро глянул на Нотта: “Это ещё что за шутки?” - а когда снова взглянул на осколок, пальцы уже были в крови, а потом какое-то неприятное щекочущее ощущение пробежало по шее. Вот прямо как Ансварт хотел для пущей эффектности и нереальности картины!
Ощутив внезапный прилив безадресной злости, Геллерт сжал в кулаке злополучный кусок чайника, чувствуя, как края режут кожу. Первая капля сорвалась и оглушительно ударилась о влажный пол.
- А я по-вашему имею? - резко бросил он. - Я вообще-то умер, в отличие от вас. Разве нет?
Он не понимал, зачем он это говорит, но почему-то слова казались правильными.
Нет. “Почему-то кажется” абсолютно недопустимое словосочетание для легилимента. “Почему-то кажется” значит, что где-то ослаб контроль, что нечто чуждое просачивается и вплетается в его собственное сознание.
Найти и закрыть брешь - короткое, доведённое до автоматизма усилие.
Геллерт сдавил злополучный осколок, и тот рассыпался серой пылью, просыпавшейся из ладони вместе с кровью и оставившей после себя лишь чистую кожу. Он не видел, но знал, что исчезла и кровь не шее. Этот нереальный мир не был столь прямолинеен, и при должном самоконтроле можно спокойно изобразить, например, собственное обезглавливание, но именно что при должном самоконтроле. Незачем сейчас отвлекаться ещё и на это.
С неосторожно сказанными словами следовало что-то делать.
- Или может?.. - Геллерт расцвёл, озарённый внезапный догадкой. - Мистер Нотт, кого вы уже успели довести?
Пристальный взгляд сверху вниз прямо в глаза сидящего англичанина, уверенный и наверняка знакомый пасс палочкой. “Легилименция”, рассчитанная исключительно на то, что разум Кантанкеруса сам добавит необходимые ощущения. Для этого ведь даже не нужно возвращаться к чему-нибудь давнему и почти забытому.
Убедившись, что, насколько Геллерт вообще мог судить, так и вышло, он рывком растянул “окошко” в сознание Нотта на всё пространство вокруг. Стены, пол и потолок исчезли, но словно невидимый магический щит отделял их от сознания Кантанкеруса. Отпускать “щит” было нельзя - сейчас он стал воплощением границ мира, в котором хозяином был Геллерт, но и держать его было тяжело. Ещё один не изобретённый лично Геллертом, но относительно малоизвестный приём, представлявший собой альтернативу прыжку без оглядки в чужое сознание. Очень скоро придётся отступить, а значит любоваться мисс Малфой они будут в какое-нибудь другое время. Геллерт наметил образ комнаты, где Нотт недавно имел возможность познакомиться с министром магии Австрии, но на то, чтобы уверенно толкнуть англичанина в нужном направлении сил уже не хватало. Что ж, оставалось надеяться, что вопроса и этого расплывчатого образа будет достаточно.
А кому-то точно придётся сегодня извести на Геллерта весь запас всяких восстанавливающих и тонизирующих зелий.
[AVA]http://sg.uploads.ru/zUYyw.png[/AVA]

+1

65

  • Автор: Game Master
  • кресло бдит
  • Game Master
  • Сообщений: 550
  • Уважение: +135

Как это случилось - Нотт не понимает, но он не может не почувствовать что-то, так похожее на легилименцию, и все же не являющееся ею, потому что легилименция - это дуэль, где один наступает, а другой отступает или же защищается, но это - это была не дуэль, это было невольное рукопожатие разумов, как раз в тот момент, когда второй присутствующий включается в игру и задумывается над вопросом, который был для него изначально бессмысленным, пытаясь найти в нем смысл, и находя его. Не легилименция, нет, просто ощущение сродни интуиции, но Нотт хватается за него и удерживает, не давая одной из рук в этом рукопожатии разомкнуться, хотя сам не знает, зачем это делает. Картина обретает смысл, не только его усилиями, и это важно, потому что смысл, каким бы странным он ни был, не исключает ни один из своих элементов, не позволяет теперь ни одному из создавших его сознаний сделать шаг назад.
- Да, вы совершенно правы, Геллерт, этого тоже очень не хватает. Оставьте, так же лучше.
Осколок, неизвестным образом оказавшийся в руке и кровь. Нотт думал о другом, конечно, но этот вариант ему нравится даже больше, он отвлекается от изменяющейся Офелии, наблюдая как темные капли текут между пальцев и медленно падают на пол. Что бы ни происходило, австриец, задав вопрос, включился в игру, может быть, больше, чем ему самому хотелось бы, медленно увязал в ней, сам того не замечая, как совсем недавно увязал в своей Нотт, еще до того, как понял, что нет пути к отступлению.
- Разве это не прекрасно, Геллерт? Если и вы не знаете, значит вам удалось шагнуть за границы всего того, что вы знали и понимали раньше. Теперь их можно расширить. Или сойти с ума. Не скажу, какой из вариантов более вероятен, но каждый - по-своему интересен.
В какой момент исчезла Офелия, Кантанкерус не заметил. Наверно, тогда, когда он перестал смотреть только на нее. но теперь он не может найти ее взглядом, и не может решить для себя, хорошо это или плохо. Хорошо - потому что ей здесь, прямо скажем, не место. Плохо - потому что только она знает правду, и только правда сшивает между собой лоскуты разорванной реальности. Плавды нет, и шов ослабевает, распускается
- Да. Именно так. Вы умирали, я видел это своими глазами. И все же вы здесь. Если бы я только не знал наверняка, я бы поверил, что вы завершили Поиск. Не просто завершили, но нашли.
Слово наверняка разрезало воздух так, как мог бы разрезать его разряд какой-то особо чужеродной магии. Знать наверняка здесь? Нет, одно слово вмещало, казалось, всю ложь мира, поэтому заглохло, кажется, быстрее, чем все остальные, исчезло так же, как исчезла кровь, не оставляя за собой следов.
Какая потеря!
Зато множество других слов не исчезали, оставались эхом, зависали и множились, повторяя себя на разные голоса, одним из которых был его собственный.
- Довести?
Нотт много кого успел довести в своей жизни. Например, Баркли со товарищи - до некоторых ценных признаний. Корнфута - до принятия необходимых решений. Рейгара - до правильного выбора. Офелию - до Нурменгарда и себя - до капитуляции. Нотт довел даже австрийского министра, несмотря на то, что тот давно уже умер, но вот только до чего он его довел? Кантанкерусу, в общем, все равно, до чего. Может быть, до краха, а может быть, до триумфа. Может быть, до того, что тот предпочел забыть слова, сказанные чокнутым англичанином, и тихо убить этого самого англичанина для того, чтобы он не додумался повторить свои слова. Ему все равно, и все же ему предстоит вспомнить, потому что палочка направлена на него, и пасс до боли знаком, и никаких щитов - капитуляция ведь, и одно воспоминание оттесняет все остальные.
Только это воспоминание не полно, а Нотт свободен. Двояко это совпадение не истолкуешь, потому что в мире вообще нет совпадений, есть лишь незамеченные закономерности, но именно сейчас они проступают едва заметными светящимися нитами, которые сплетаются в сеть и надежно удерживают в своей паутине реальность. Нотт свободен. Воспоминание неполно. Он должен дополнить его, это же очевидно.
Он поднимается на ноги, растирает запястья. Руки свободны - и это многое меняет в расстановке. Он проходит мимо стола и стула, подходит к окну и выглядывает: за окном все тот же вид. Впечатляющий. Нурменгард находится в живописном месте, этого у него не отнять. Хотя может, дело не в этом, просто вид из окна тюрьмы всегда будет более красив, чем из любого другого, и всегда более, чем любой другой, будет напоминать о свободе.
Надолго Кантанкерус у окна не остается, превращая себя в часть мозаики собственных воспоминаний, он подходит к столу. И садится в массивное кресло, слишком большое для одного маленького человека.
- Добрый день, митер Нотт, - он смотрит на собеседника и уверенно, без лишних церемоний продолжает, потому что знает, что надо говорить, чтобы мозаика сложилась, но не знает, что должен сказать тот, второй, и остается только надеяться на то, что об этом осведомлен он сам. - Скажите, на что вы рассчитывали, когда шли на встречу с Геллертом?
Под руками оказывается пергамент: то ли прошение, то ли угроза. Письмо предназначено не ему, иначе он просто смял бы его и сжег одним-единственным заклинанием. Но палочка остается в кармане мантии. Будет еще время смять - не только письмо, но и всех тех, кто смеет такие письма писать.
- Вы поставили на кон все, что имели, но вы не имели ничего, и ставка не сыграла. Вы знали, что так и будет, так на что же вы рассчитывали?
[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0014/e4/b8/22-1444157893.jpg[/AVA] [STA]Dying to Rebell[/STA] [NIC]Cantankerus Nott[/NIC]

+1

66

Расширить границы, сойти с ума - какие-то непрактичные варианты. Если бы Геллерт в самом деле не знал, что происходит, то сосредоточился бы на том, чтобы вернуться в реальность, если это вообще возможно. Ведь очевидно же, что этот мир с имеет не так уж и много общего с реальным. Впрочем, тратить время и силы на обсуждение столь отвлечённых тем Геллерт не стал. Пойди всё по первоначально намеченному плану, он бы, может, и поддержал разговор о том, насколько увлекательно может быть безумие, но не сейчас.
К тому же уже следующие слова Нотта были гораздо интереснее.
- Если бы я только не знал наверняка…
И в этот раз Геллерт наконец поверил. Нотт уже не в первый раз за последние дни говорил, о том, что знает, где Камень. И даже в сознании у него ещё тогда - три дня назад - он успел заметить что-то такое, правдоподобное, прежде чем разорвал связь. Но только сейчас Геллерт поверил, что это был не блеф, или точнее, что Нотт верил в то, что говорил. Иначе зачем ему врать мёртвому Гриндевальду, незнамо как оказавшемуся у него в голове?
Но ускользало, истаивало слово “наверняка” и вместе с ним таяла уверенность Геллерта. Что вероятнее: то, что Нотт за три месяца с небольшим отыскал Воскрешающий Камень, или то, что он просто понял, что у Геллерта этого Камня нет - например, сообразив, зачем Гриндевальду понадобилась книга из семейной библиотеки Ноттов, - и соорудил убедительную подделку? Нет, конечно же, он вернётся к этой теме, непременно вернётся, но сейчас сосредоточится на другом.
Наверно, это такой особый талант - никогда не делать то, что от тебя ждут. Геллерт считал, что Нотт просто заполнит образ комнаты своими воспоминаниями, и, строго говоря, от так и поступил. Дополнил. Какими заковыристыми путями пошли мысли англичанина, чтобы привести его к идее занять место Ансварта, Геллерт даже не пытался понять. А вот ему самому очевидно отводилась роль Нотта. Соблазн включиться в игру был велик, это был самый простой способ получить ту информацию, ради которой Геллерт и подтолкнул Нотта к этому воспоминанию. Вот только он совсем не был уверен, что сможет вовремя выйти из этой игры, даже если в не самую здоровую английскую голову и не забредёт какая-нибудь очередная безумная идея.
Но ведь можно попробовать зайти и с другой стороны.
Геллерт перенёсся поближе к столу - подобная “аппарация” в мире, где само понятие расстояния было не более, чем плодом их совместного воображения, давалась легко, как нечто естественное, - а на том месте, где только что стоял, создал двойника Нотта, такого, каким видел его в воспоминаниях Ансварта. Этот новый Нотт подошёл к стулу, сел, поёрзал немного, устраиваясь поудобней и заговорил:
- Я рассчитывал, точнее надеялся, что герра Гриндевальда заинтересует то, чего у меня нет, но могло бы быть. Но разве это имеет значение сейчас? Гриндевальд мёртв, а вам не интересно то, что искал он.
Мельком Геллерт отметил, что ненастоящий Нотт несёт какой-то бред. Не то чтоб он в этом сильно отличался от оригинала, но всё же… Впрочем, Геллерт особо и не контролировал поведение марионетки. Только дал первоначальный толчок, надеясь, что Нотт-Ансварт сам подхватит второго участника неполного воспоминания. Сам же Геллерт тем временем озаботился возможностью немного взаимодействовать с обстановкой, не лишаясь защиты собственного сознания. Для этого следовало заполнить “своё” пространство тем же самым воспоминанием, благо с этой комнатой он был знаком даже лучше Нотта, да и каркас воспоминания был создан им же, и состыковать две наложившихся друг на друга реальности, как обычно поступают при создании ложных воспоминаний из нескольких частей.
Наконец, довольный результатом, Геллерт, приподнявшись на руках, уселся на стол, неподалёку от “Ансварта” и нагло подался вперёд, вглядываясь в лежащий перед тем пергамент.
“Всё-таки прочитал”, - мысленно отметил он. Ансварт не был в этом уверен, но допускал подобную возможность. Геллерт теперь знал наверняка.
Воспоминание Нотта не предполагало наличие третьего участника, зато в распоряжении Геллерта было немало воспоминаний, в которых он именно так, не заботясь об упавших мелких предметах и помятых бумагах, забирался на стол в министерском кабинете, заглядывая в ансвартовские бумаги. Большинство ассистентов и прочих частых посетителей кабинета уже давно привыкли и не удивлялись. И опираясь на эти воспоминания, Геллерт постарался внушить самозваному Ансварту, что всё правильно, всё так и должно быть и наличие Гриндевальда на столе - абсолютно нормальная ситуация, для того, чью роль Нотт решил примерить на себя.
- И что ты собираешься со всем этим делать? - спросил Геллерт по-немецки, кивая сначала на письмо, потом и на Нотта-марионетку. - Думаешь, он ещё может быть полезен?
Нотт, быть может, и не стал бы отвечать. Но Нотт сидит на стуле, а в кресле за столом - Ансварт. И у него нет никаких причин скрывать от Геллерта свои планы. Тот, кто попытался занять его место, должен это понимать. А если и не понял пока, то убеждённость Геллерта в том, что человек за столом считает его своим союзником и не станет ничего утаивать, должна была подействовать не хуже Империуса, если только Нотт не попытается выйти из выбранной роли.
[AVA]http://sg.uploads.ru/zUYyw.png[/AVA]

0

67

  • Автор: Game Master
  • кресло бдит
  • Game Master
  • Сообщений: 550
  • Уважение: +135

Кажется, он что-то потерял. Какой-то обломок знания отвалился и закатился в дальний угол. Что-то мелкое и незначительное, то, что не станешь запоминать специально или - было бы и вовсе смешно - записывать. Что-то в ответ на вопрос, который удивил бы даже ребенка. Например "кто ты?"
Значит обман? Неужели просто такая глупая наивность, попытаться предложить пустышку только для того, чтобы... но для чего?
Вопрос простой, но ответ слишком сложен. Не приходит сам по себе, над ним приходится размышлять, искать его среди кучи других мыслей, ни одна из которых не закончена, и большинство вообще не представляют собой ничего, кроме бесформенного плотного эфира протосознания.
Да точно, Нотт здесь из-за этой англичанки, которая сейчас... сейчас...
Он точно знает, что должен помнить все это, хотя не уверен, почему он должен. Мысли путаются, превращаясь в вязкий кисель, детали смазываются, как будто он не сидит в собственном кабинете напротив пока еще слишком наглого пленника, вытравить наглость из которого - дело недели, не более того, а продирается сквозь сон или даже не так, как будто он сам пытается преодолеть лабиринт собственной окклюменции. Каждый шаг сложнее. Каждая мысль болезненнее. Или он сейчас проснется, или сон и реальность навсегда поменяются местами.
Он вздрагивает и резко поднимает голову, когда слышит голос - еще один, и говорящий по-немецки. Выбор языка отламывает от мозаики еще одну мелкую деталь, разрушая целостную картину. Геллерт - но ведь он же мертв? - сидит на столе и заглядывает в бумаги. Как всегда. Так должно быть. От вонзающегося шипом в сознание понимания нормальности происходящего он на мгновение перестает дышать, и картина опять переворачивается с ног на голову или наоборот, с головы на ноги. Голова раскалывается, но надо ответить.
- Может быть полезен.
Он отвечает по-немецки и внимательно смотрит на сидящего напротив англичанина. Просто сидящего. Просто с пустой вежливой улыбкой прислушивающегося к разговору.
Что-то не так.
- Но мы в весьма сложной ситуации. Они знают, что Нотт здесь. Отрицать это - значит продемонстрировать страх. Вернуть его - значит проявить готовность подчиниться любым, даже самым абсурдным требованиям, и при этом не выиграть ничего: во всяком случае, расположения его семьи и Малфоев.
Тоже склонившись к пергаменту, он вчитывается в текст, но разобрать может лишь общий смысл, тот, который и так уже знает.
Попытка заинтересовать тем, чем не владеешь. Попытка угрожать тем, что не в твоей власти. Почему люди так однообразны и предсказуемы?
Он встает с кресла, оказываясь лицом к лицу с Геллертом. Нотт остается сидеть и, что еще более странно, молчать. Боль, переполняющая голову, теперь выплескивается за край, но меньше ее почему-то не становится.
- Думаю, пользу мы можем извлечь в двух случаях. Если нам необходим будет показательный процесс над, скажем, иностранным вмешательством во внутренние дела нашего государства: шпионаж или саботаж, а может быть, даже терроризм вполне могут подойти. Люди любят теории заговора, еще больше любят их разоблачения, особенно если они сопровождаются впечатляющей казнью в качестве торжества справедливости. Если правильно подогреть это зелье, мы вполне можем через месяц-другой вести людей на священную войну против врагов нации. У нас ведь достаточно сил, чтобы выиграть ее.
Что-то не так.
Это ощущение, как будто прибавившийся к боли едва заметный зуд в голове не дает спокойно говорить, спокойно смотреть в глаза. Он не выдерживает, оглядывается, пытаясь понять, если не что, то хотя бы где именно не так, но комната не дает ответов. Все, как будто бы, именно так, как должно быть. Нормально. Даже гротескно нормально. И все же не так. Он подходит к каменной стене, как будто в ее надежности собирается получить подтверждение реальности.
- Но если сейчас война не нужна, то придется отказаться от любого варианта, который подразумевает, что Нотта удерживают здесь против его воли. Однако, если мы позволим им узнать, несмотря, разумеется, на режим строжайшей секретности, что его сотрудничество исключительно добровольное...
Это, конечно, банальности. Геллерт лучше него знает все эти ответы, он всегда был более тонким стратегом. Но он говорит все равно. Говорит и прикасается к стене, проводит ладонью по кладке, и ладонь уходит в нее до запястья, как в туман.
Где-то это уже было. Совсем рядом.
- Есть вероятность, что они будут рады помочь ему. Так же тайно, разумеется, ничего не афишируя, но будучи уверенными, что наконец делают правильное дело. Если хотя бы половина того, что они пишут о своем влиянии на Британскую политику в этом хвастливом письме правда, мы получим острова не пролив ни капли нашей крови.
Понимание того, что именно не так наваливается внезапно чем-то чужеродным. Сознание пытается отторгнуть эту внезапную и никому не нужную ясность мысли, но она оказывается сильнее, подминает под себя, лишает того состояния полусна-полубреда, которое теперь кажется спасительным перед выжигающим взгляд осознанием. Он отвлекается от рассматривания кирпичей, смотрит на Геллерта, который продолжает сидеть на столе, на Нотта, который продолжает сидеть на стуле и бессмысленно-вежливо улыбаться, выслушивая рассуждения о своей возможной судьбе, в то время, как Гриндевальд, которого он только что уверенно считал мертвым, маячит прямо перед ним.
Сознание пытается выбраться из-под неподъемной туши абсурда, вывернуться, придумать объяснение, хоть какое-нибудь, не говоря уже о том, чтобы оно было правдоподобным. Стена самой нерушимой европейской крепости окончательно теряет материальность, становясь прозрачной и невесомой. Стена теперь не преграда, а те, кто снаружи, те, кто голоден, устремляются внутрь.
Все слишком быстро, нет времени думать, нет возможности использовать магию, ведь магия для защиты от дементоров нужна особая, магия света, любви, надежды - слишком сложно. Безмолвные тюремщики видят цель и ему остается только одно - успеть раньше.
Кантанкерус - который из двоих? - рывком подается вперед, делает шаг, но не вперед и не назад, не вверх и не вниз - туда, где все эти понятия бессмысленны, и собирается уйти туда не один, сталкивая туда же и  австрийца, оставляя за собой лишь смыкающуюся вокруг темноту.
Где бы он теперь ни оказался, дементоров здесь нет.
Света здесь нет тоже, но и темноты нет.
Понять, чего здесь нет, легко. Сложнее определить, есть ли здесь хоть что-нибудь.
[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0014/e4/b8/22-1444157893.jpg[/AVA] [STA]Dying to Rebell[/STA] [NIC]Cantankerus Nott[/NIC]

+1

68

Выслушав рассуждения Нотта-Ансварта, Геллерт разочарованно покачал головой. Он не совсем был согласен с его выводами, но это не главное. Главное, что он ожидал услышать совсем другое. Маска Ансварта налепилась на Нотта совсем не так, как он надеялся, и, пожалуй, оставалось лишь смириться с этим. Не заниматься же прямо сейчас препарированием сознания этого англичанина, после которого он наверняка окончательно и бесповоротно свихнётся?
Хотя он и так…
Нотт зачем-то занялся изучением стены и неожиданно высказал весьма дельную мысль. Позволить всяким сующим нос не в свои дела узнать, что Кантанкерус Нотт - а может и Офелия Малфой тоже - спешно покинули острова исключительно по собственному желанию. Да, этим непременно стоит заняться. Даже можно прекрасно обойтись без сотрудничества норовистых пленников. Геллерт не надеялся таким образом получить Британские острова “не пролив ни капли нашей крови”, но и просто внести путаницы в пока что не особо приятную для них ситуации не помешает.
Взрыв чужого понимания пробежал по спине бодрящим зарядом. Геллерт и сам не заметил, как отвлёкся и машинально стал отгораживаться от сознания Нотта. Это было гораздо проще, чем держать выборочно проницаемые барьер, а силы следовало беречь. Но пропустить такой всплеск было невозможно, и сейчас Геллерт пытался разобраться, что же только что произошло в буйной английской голове.
Какая-то назойливая, навязчивая тревога. Откуда? Почему?
Стены Нурменгарда сменило зияющее ничто, и теперь уже волна беспокойства окатила Геллерта. Если бы Нотт действительно каким-то неведомым образом разобрался со всем, что с ним сейчас происходит, то именно такой шаг был бы лушчим для него. Сохранить неприкосновенными границы между сознаниями, когда вокруг нет никаких ориентиров - сложнейшая задача. Уже спустя считанные мгновения, Геллерт понял, что ему жизненно необходимо что-либо предпринять: либо выдернуть их обоих в относительную безопасность своего разума, либо позволить течению мыслей Нотта унести себя. Если Нотт и в самом деле всё понял, то второй вариант - откровенное самоубийство, даже если он и сумеет сохранить остатки защиты.
В этот момент Геллерт сумел выловить отголосок эмоций англичанина. Нет, он вовсе не собирался убивать Гриндевальда. Совсем даже наоборот. Что не отменяло необходимость активных действий.
В левой руке оказалось зажато что-то маленькое, целиком помещающееся в кулаке, и шероховатое. Быстро глянув в руку, Геллерт вдруг широко, хоть и вымученно, улыбнулся и одним усилием, словно сбрасывая с плеч тяжёлый груз, избавился от отделявшего от сознания Нотта барьера. Маленький предмет - ниточка ощущений, что при необходимости вытянет его из болота - перекочевал в карман.
Возвращаться в “Нурменгард” сейчас не имеет смысла, передавать инициативу Нотту тоже не стоит. По телу волнами пробегают приступы подкашивающей колени слабости, с глухим гулом разбиваясь где-то в районе головы - сказываются недавние экперименты, - поэтому Геллерт просто делает шаг вперёд, заполняя пустоту тем воспоминанием, путь к которому он уже знает.
Незнакомая комната. На столе полупустая бутылка и какой-то чемодан. В кресле - Офелия Малфой. Читает что-то, что точно не является трудом Бенедигврама, и не обращает никакого внимания на появившихся из ниоткуда Нотта и Геллерта. Пока.
Геллерт бесцеремонно и мимоходом заглядывает в книгу, стараясь отбросить налёт того, другого воспоминания, но и не прикладывая к этому слишком много усилий. Подходит к окну и открывает задёрнутые шторы. Потом оборачивается к Нотту и продолжает прерванный разговор, словно бы не замечая, как сильно изменилась обстановка вокруг.
- Ты веришь, что влияние Ноттов и Малфоев настолько обширно? И одного лишь намёка на то, что их дети поддерживают нас, хватит им чтобы принять нашу сторону?
Геллерт говорил по-немецки. Он не был уверен, пережила ли маска Ансварта переход от одного воспоминания к другому, но даже если и нет, и переход Геллерта на немецкий с точки зрения этой версии Нотта окажется внезапным и необоснованным, то всё равно ничего страшного. В конце концов, ему, как плоду больного ноттовского воображения, простительно говорить странные вещи.
[AVA]http://sg.uploads.ru/zUYyw.png[/AVA]

0

69

  • Автор: Game Master
  • кресло бдит
  • Game Master
  • Сообщений: 550
  • Уважение: +135

[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0014/e4/b8/22-1444157893.jpg[/AVA] [STA]Dying to Rebell[/STA] [NIC]Cantankerus Nott[/NIC]
Пустота существовала совсем недолго. Пустоты вообще склонны заполняться, не всегда чем-то хорошим, чаще тем, что под руку подвернется. Пустое сознание заполнилось тюремщиком, который назвал себя австрийским министром, но теперь оно не было пусто, и шелуха слетела, давая место чему-то более настоящему.
Нотт резко вдохнул и открыл глаза. Хотя нет, глаза и раньше были открыты, но теперь они открылись еще раз, давая возможность увидеть в пустоте ярмарочную декорацию. Она могла бы сойти за настоящую, если прищуриться и представить себе, что она и есть настоящая. Нотт прищурился и представил - и декорация приобрела вид более или менее пристойный.
Это было похоже на одно воспоминание. Недавнее, но довольно смутное, неудивительно, ведь стоявшая на столе бутылка была почти пуста. Нотт скорее знал, что именно должен увидеть, чем помнил, и знал, чего видеть и слышать не должен, поэтому вопрос австрийца прозвучал неожиданно, заставляя его вздрогнуть и резко обернуться.
- Обширно? И да, и нет. Сами по себе они не могут сделать почти ничего, никто не услышит их голоса. Но достаточно громкий голос может стронуть с места лавину. А лавины могут быть довольно неприятны.
Нотт прошелся по комнате и остановился напротив Офелии. Та сидела в кресле и даже могла бы сойти за настоящую. Офелия, но не книга в ее руках. Тот, кто создавал эту иллюзию, совершенно точно не знал, что за книга у нее была, поэтому строки на страницах расплывались, а слова отказывались связываться в осмысленный текст. С удивлением Кантанкерус отметил, что еще совсем недавно не заметил бы этого, что-то мешало ему, что-то, что осталось где-то... выше. Нет, конечно, не выше, глупо было применять здесь эти привычные понятия, но других под рукой не было.
- Не нашу сторону, Геллерт. Сторону их детей. Ситуативно разницы никакой. Идеологически - пропасть.
Нотт вдруг ясно осознал, что понятия не имеет, что с ним происходит. Как и то, что неопределенность не слишком его беспокоит. Это мог быть сон, болезненный бред, галлюцинации, предсмертная агония разума или что-нибудь еще. Это могла быть и самая реальная реальность из тех, с которыми ему доводилось сталкиваться в своей жизни, такой вероятности ведь тоже нельзя отрицать, ведь как можно быть уверенным в том, когда именно ты спишь, а когда просыпаешься? Единственное, что он знал точно, что это был его сон, его бред, его реальность. Значит, и правила - его. Надо только их понять.
Он оставил на время Офелию с книгой, подошел к столу, покрутил бутылку в руках и разлил содержимое в два бокала, которые появлялись из воздуха по мере того, как он себе их воображал. если бы разлилось на пол, было бы немного жаль, но не проверить теорию тоже было невозможно, и проверка дала не только какой-никакой ответ, но и возможность выпить хорошего маггловского виски, и Кантанкерус всей душой надеялся, что виски будет хорошим.
- Интересное место, Геллерт, - насколько это вообще можно назвать местом, но так было проще, и про себя Нотт выбрал именно эту терминологию. - Не думаю, что я бывал здесь раньше.
Не так далеко.
Ну вот, опять эти пространственные определения. Нотт ничего не мог с ними поделать, и виновато улыбнулся, протягивая Гриндевальду один из наполненных стаканов. Из второго он отпил сам. Тост сказать забыл, но повод можно было выжать из воздуха, как и все остальное. Как насчет того, чтобы выпить за переход на "ты", к которому так чувствителен немецкий язык, в отличии от английского собрата? Виски оказался совершенно не похож на виски, но на вкус был неплох и отдавал можжевельником. То ли создавая эту декорацию, австриец что-то напутал со вкусами маггловских напитков, то ли окружение и само творило не хуже тех, кто вторгся сюда. Первый вариант был более вероятным, второй Нотту нравился больше, его он и выбрал, исполнившись гордостью за самостоятельность собственного разума.
- Какая пластичность! Изумительно! Никогда бы не поверил, что такое бывает. Думаешь, это из-за... хм... особенностей сознания? Или есть и внешние модифицирующие факторы? Да, наверняка... не знаю, что это, но я чувствую.
Он чувствовал, что на него что-то давит, чувствовал, что если попробует прорваться, опять откажется в этом вязком чем-то, что не позволяет мыслить, дышать, понимать. Настоящая смерть, уйти от которой можно только вниз, на дно, самолично заключив себя в эту тюрьму. Да, в тюрьмах австриец был просто профи. Все же интересно, что это такое. Кантанкерус невольно посмотрел вверх, но не увидел там ничего. Ничего ему не нравилось, поэтому он сосредоточился, и над головой засияли созвездия. Несколько кривые - с астрономией у него и в школе было не слишком хорошо, а после экзаменов он забыл половину того, что знал, но звезды хороши даже в таком виде.
- Пей. Это безопасно, и ты знаешь, что я не лгу, да и как я мог бы солгать здесь? Нет, правда, отличное место. Но есть ли отсюда выход?
Он провел рукой по окну в стене, и окно смазалось, как невысохшая краска на картине. Окна больше не было, как не было и других окон, и дверей тоже, хотя они все еще были видны. Нет, простого выхода отсюда не будет. Значит ли это, что его не будет вообще? Что "здесь" - это достаточно далеко? Что это сердце лабиринта, и все проходы только что стали тупиками по его воле? Может быть да. Может быть нет.
- Да, пожалуй, выход есть, если только суметь понять, что принадлежит этому месту, а что нет. Выход есть, но - палочка здесь была совершенно ни к чему, но он все равно поднял палочку, упирая ее себе в горло, -  успеешь ли ты им воспользоваться до того, как все здесь схлопнется в ничто?

0

70

На первый взгляд, даже в новом воспоминании Нотт оставался Ансвартом. Возможно, этим и объяснялось то, что книга в руках у Малфой так и не обрела смысловой наполненности. Нотт закрывал свои воспоминания. Сознательно или слишком слившись с образом?
Слова сами по себе были не интересны, и кроме того Геллерт считал, что он слишком переоценивает готовность старшего поколения британской аристократии последовать за младшим. Интересно было, что именно заставляет Нотта отвечать так. Осмысленное желание вывернуть разговор в свою пользу или забавная игра сознания, заставлявшая Нотта на каждой развилке выбирать тот вариант, который наиболее не устраивал Геллерта? Как бы то ни было, надеяться на то, что роль Ансварта окажется полезной, больше не стоило. К тому же Нотт активно осваивался в мире своего сознания. Это уже были не внезапно - в том числе, как показалось Геллерту, и для самого Нотта - ставшие проницаемыми стены Нурменгарда, а вполне целенаправленное изменение “реальности”. Очевидно, несмотря на зелья Нотт начинает понимать, где он и что происходит. Но пока его слова пока всё ещё походили на то, что мог бы сказать Нотт-Ансварт, Геллерт продолжил проявлять интерес к его мнению.
- Интересное, - кивнул он. - И что ты о нём думаешь?
Нет, вряд ли ответ будет интересным, но почему бы и не спросить?
Пробовать содержимое бутылки Геллерт не стал, но взял, немного повертел в руках и поставил на стол. Он не имел ни малейшего представления о том, что там за жидкость и не горел желанием узнавать. А вот Нотта напиток привёл в восторг, и выражал он его… хм… весьма своеобразно. И это был уже совершенно точно Нотт, а не Ансварт.
- Конечно же, есть, - как что-то само собой разумеющееся подтвердил Геллерт. - Думаешь, я здесь просто так оказался?
Выполнять чужие приказы Геллерт не любил, и тем более не собирался слушать столь наглые требования Нотта даже в мелочах. Безопасно? Возможно. Сейчас, в этот конкретный момент, да, но эта реальность изменчива, что Геллерт и решил продемонстрировать, хотя Нотт и сам уже оценил этот момент, заменив скучный потолок на такое же скучное ничто, а потом расцветив его звёздами.
- Хоть это всё, - Геллерт небрежно обвёл вокруг себя палочкой, - и происходит в твоём сознании, ты сейчас здесь не единственный хозяин. Не забывай.
Подтверждая свои слова, Геллерт провёл левой ладонью над оставленным стаканом, и прозрачная золотистая жидкость приобрела тёмно-зелёный отлив и даже на вид загустела. Те же метаморфозы произошли и с ещё оставшимся в бутылке виски, хотя на него Геллерт даже не смотрел.
Повлиять на уже выпитое Ноттом несуществующее виски он не мог, но зато мог в качестве намёка, на то, что и в желудке у него оказалась тёмная дрянь, поделиться воспоминанием о лёгком приступе тошноты.
Глядя на то, как Нотт угрожает убить себя, Геллерт рассмеялся, хоть рука и скользнула в карман мантии.
- Выход? - переспросил Геллерт сквозь смех. - Куда, мистер Нотт? Вы сами сказали, что я умер, и то, что я помню не противоречит этому. А то, что знаю и чувствую - только подтверждает. Куда мне выходить?
Связь их сознаний была двусторонней, и Геллерту пришлось сосредоточиться на том, чтобы не позволить Нотту разглядеть ложь. Придумать историю и поверить в неё самому, ощутить предвкушение и нетерпение, которые затмят все остальные эмоции и коснутся противника. Гриндевальд хотел, чтобы Нотт убил себя - вот чем Геллерт пытался заслонить правду.
- Зато куда бы ни вышли вы, не сомневайтесь, я последую за вами. А то ведь мне одному здесь будет скучно. Пожалуй, это действительно единственный ваш способ избавиться от моего общества.
Геллерт сел на подлокотник кресла, в котором сидела Офелия Малфой, всем своим видом показывая, что ни останавливать Нотта, ни искать какой-то предположительно существующий выход он не собирается.
[AVA]http://sg.uploads.ru/zUYyw.png[/AVA]

Отредактировано Gellert Grindelwald (2016-09-21 20:29:14)

0

71

  • Автор: Game Master
  • кресло бдит
  • Game Master
  • Сообщений: 550
  • Уважение: +135

- Думаю, что как только попытаюсь отсюда выйти, опять потеряю над сознанием контроль. Что это, Геллерт? Зелье, заклинание? Что там?
Он посмотрел вверх, туда, откуда чувствовалось странное давление. Увидеть там, конечно, ничего невозможно. И опять не так: увидеть там можно было все что угодно, и все это будет правдой, но правдой относительной, а сейчас Кантанкерус вдруг почувствовал какую-то необъяснимую, непреодолимую тягу к абсолюту.
- И все же здесь довольно уютно. Думаю, что так или иначе я должен был оказаться здесь когда-нибудь, и не просто оказаться, а остаться. Это семейное. Раньше или позже - не так уж и важно. Хотя, не спорю, я бы хотел оставить себе еще немного... реальности, чтобы сделать то, что собирался.
От угощения гость отказался. Быть может, не любил маггловский алкоголь, или все его считал небезопасным пить что-то здесь. Это, в отпределенной степени, было лестно. И познавательно: австриец так походил в этом недоверии на свой реальный прототип, что предположить, что он - не более, чем порождение этого разума, становилось совсем непросто. Порождение не отказалось бы выпить, в этом Нотт, зная себя, не сомневался.
- Значит, не просто? Тогда, - он обвел комнату широким жестом радушного хозяина, - добро пожаловать. Но какова же цель этого визита? Мы могли бы перейти к ее обсуждению сейчас, здесь некому помешать или услышать. Или можем еще немного поговорить о погоде, как это принято в Британии. Кстати, какая она здесь? Мне выделили камеру без окон, а а когда я разговаривал с твоим... министром, я не уверен, что за окнами была не иллюзия.
Строго говоря, разговоры о погоде ему и самому успели изрядно наскучить. Это было глупо, имея под рукой такого собеседника, тратить время на пустые разговоры. Черт возьми, это было настоящим упущением, даже если весь визит  в Нурменгард был не более чем затянувшимся сном. В конце концов, трое людей очень... ярко окончили свою жизнь для того, чтобы этот разговор вообще стал возможен. Вести пустую светскую беседу было бы неуважением к их благородной жертве.
- Разумеется, - он посмотрел на Офелию, которая теперь казалась куда более настоящей, - если бы об этом можно было забыть...
Хотя Гриндевальд, наверно, что-то другое имел в виду, никак не Малфой, которая уже давно занимала если не все мысли, то их значительную часть. И в самом деле, дальнейшие метаморфозы показали, что австриец имел в виду себя. Ну что же, в каком-то смысле он был прав, он занимал в сознании Нотта тоже весьма значительное место. От этой мысли к горлу подкатила легкая тошнота. А хотя нет, не от этой, тошнота была частью происходивших с виски изменений. Содержимое бутылки было чертовски жаль, но идея внести в происходящее долю разнообразия была интересной. Кантанкерус состредоточился на воспоминании, которое успело уже стать одним из любимых в библиотеке его памяти, и мысленно наложил одну картинку на другую. Помогло: ворот мантии австрийца стал быстро окрашиваться кровью. Нотт ухмыльнулся, отметив про себя,что рана была совсем не такой серьезной как ему казалось раньше, и что надо научить Офелию бить в артерию.
- Извини, я просто хотел проверить, могу ли я все еще считать здесь хозяином себя, - еще секунда, две, и кровь останавливается. - Да верно. Я сказал. А ты умер? Жаль.
Нотт закрыл глаза, надеясь, что его хотя бы не спросят, почему жаль. Он все равно не смог бы объяснить, но когда что-то заканчивается, всегда испытываешь что-то подобное, даже если все заканчивается победой. Если. Триумфа Кантанкерус отчего-то не испытывал. Кто знает, может быть, потому что отлично понимал, что легилмент врполне в состоянии изменять его сознание, а призрак легилимента - вряд ли. Это наталкивало на определенные выводы.
- Жаль, что вы теперь не верите в выход даже после такой неприятности, как смерть. Поиски камня и мантии в таком случае теряют львиную долю своего очарования.
Угрожать палочкой, когда не собираешься пускать ее в ход - моветон. Так всегда говорил отец, но Кантанкерус далеко не всегда внимал его урокам. Сейчас же он кожей чувствовал, что собеседник с нетерпением ждет осуществления угрозы, а это значит, что самое время вспомнить мудрые наставления. Нотт отнял палочку от своего горла и открыл глаза.
- По-вашему, Геллерт, я должен стремиться именно к этому? Избавиться от вашего общества? - он ненадолго замолчал, обдумывая эту идею, потом покачал головой. Зерно истины в ней, пожалуй, было, но зерно - это только начало, а начало никогда не может дать полноценный обзор проблемы. - Что если нет? Скажем, я просто хочу освободить Офелию, а вы все никак не соберетесь огласить свои условия. Прискорбная нерешительность для человека, стоящего у руля Европы. Но что остается мне, кроме как ждать. Увы, следующий шаг за вами. Даже если вы предельно мертвы.

0

72

Что ж, Нотт не просто сбросил личину Ансварта, но и избавился от влияния зелий. Или скорее, ушёл глубже того, где зелья как-то могли на него повлиять. Это Геллерту сильно не нравилось, но не было критическим для его замысла.
- Зелья, наверно, - пожал он плечами. - Но это, как ты понимаешь, не главное.
Наконец этот переменчивый мир позволил обрести опору под ногами, и теперь Геллерт ощущал уверенность в своих действиях. Причём скорее ту уверенность, которую он должен был бы ощущать, окажись то, в чём он пытался убедить Нотта, правдой. И это было правильно. В этом мире нельзя было играть роль, ей нужно было жить. Пока что Геллерт  не рисковал уходить в откровенную ложь, занятый эмоциями.
- Да уж, с твоими привычками строить долгосрочные планы слишком оптимистично, - Геллерт охотно поддержал ничего не значивший разговор. - Даже жаль немного, что всё это заканчивается. И ведь я давал тебе столько возможностей не доводить всё до крайностей, но ты предпочёл их проигнорировать.
Уверенность в том, что для Нотта всё конечно. Это легко. Он верил в это ещё пару часов тому назад, пока Ансварт не предложил идею, которая в итоге привела Геллерта в чужое сознание. Нужно было вспомнить то чувство, и вновь поверить в него. В конце концов, Нотт ведь в любом случае умрёт. Разве что не так скоро, как он считал раньше.
- Который из министров? - с интересом уточнил Геллерт. - Впрочем, думаю, я знаю, кого ты имеешь в виду. Хотя у тебя в голове такая каша, должен тебе сказать... И о чём вы говорили? Он ослушался моего приказа, и я хочу знать почему.
Последнее не было такой уж и ложью, даже если подставить вместо абстрактного “он” конкретное “Ансварт”. Ну, не приказа - строго говоря Геллерт разрешил ему делать что угодно, - а рекомендации. Так ли существенна разница?
Геллерт подошёл к стене и повторил жест, которым Нотт недавно избавлялся от окна. Теперь оно появилось вновь, хотя иммитировало вид из одного из окон Нурменгарда. Не того, который видел Нотт, но вполне узнаваемого.
- Если ты видел что-то такое, то скорее всего это не было иллюзией. Да и зная его... Нет, не иллюзия. Так что о погоде знаешь и сам.
Вопрос о цели он проигнорировал. Пока не считал себя готовым с головой окунуться во враньё и надеялся подвести Нотта к нужной догадке, чтобы свести к минимуму возможность быть пойманным на лжи.
На манипуляции с напитком Нотт ответил аналогичной гадостью, имевшей примерно ту же - то есть близкую к никакой - эффективность. Ну разве так делают? Геллерт и сам не так давно вернул ту же рану в шее, не испытывая при этом особого дискомфорта. В этом мире роль играют не физические повреждения, а те воспоминания и ожидания, которые они несут с собой. Боль придёт если разумом завладеют собственные подходящие воспоминания, а чужие - не более чем неприятные ощущения. К тому времени, как Геллерт, коснувшись шеи рукой и обнаружив кровь на пальцах, понял, что именно не так, и рана, и кровь успели исчезнуть.
Значит, захотелось проверить возможности?
Геллерт материализовал в руке англичанина огненное копьё. Для лучшего эффекта следовало бы полностью повторить заклинание, но возиться с дуэлью в несуществующем мире не хотелось. Это было примерно то же, что только что проделал Нотт - изменение, затрагивавшее только внешнюю часть мира их сознаний, однако, дождавшись, когда Нотт заметит его, Геллерт пошёл дальше. Здесь и сейчас для легилименции не требовалось ни заклинаний, ни зрительного контакта, ведь всё происходящее и так было ей, поэтому Геллерт без труда скользнул в сознание противника и среди вертевшихся у самой поверхности мыслей, отыскал нужное воспоминание, заставил его развернуться во всей полноте ощущений и отступил, чтобы закрыться самому. Теперь копьё питало воспоминание, ощущения от которого в свою очередь мешали понять, что всё происходящее не более чем плод воображения. Проще всего разорвать круг было, если полностью сосредоточиться на чём-то совершенно постороннем, но сможет ли Нотт это сделать?
- Просто хотел показать тебе, как правильно это делать, - пожал плечами Геллерт. - А вообще да, это место принадлежит тебе. Пока что.
Привычка всё же дала о себе знать, и Геллерт сбился с прежнего обращения на “ты”, которое обычно приберегал лишь для близких сторонников, обратно на формальное “вы”, и Нотт подхватил переход. Что ж, какая, по большому счёту, разница?
- Не перевирайте мои слова, мистер Нотт, - попросил Геллерт. - Я не вижу для себя смысла в выходе из вашего сознания, не более того, - сейчас не вижу. - Что касается выхода из неприятности… Вы читали Баллока? Не столь изящное решение, как хотелось бы, но вполне действенное.
Чертовски сложно было не выдать своего облегчения, когда Нотт отказался от идеи немедленного самоубийства. Не облегчение - досада. Это должна быть досада. Ради этого пришлось припомнить свои впечатления от разговора с мисс Малфой три дня назад. Может, и не самый подходящий набор эмоций, но первый хоть немного похожий и всё ещё достаточно яркий среди тех, что пришли ему в голову. И не дать Нотту возможность надолго задуматься над возможными оплошностями в ощущениях, Геллерт в кои-то веки дал конкретный ответ на уже неоднократно заданный вопрос.
- Всё это, - он обвёл рукой вокруг себя. - Мне нужно это. Ваша память, ваши знания - ваш разум, если хотите. Целиком. Если хотите вернуть мисс Малфой домой, оставьте меня здесь единственным хозяином.
[AVA]http://sg.uploads.ru/zUYyw.png[/AVA]

Отредактировано Gellert Grindelwald (2016-09-30 00:24:27)

0

73

  • Автор: Game Master
  • кресло бдит
  • Game Master
  • Сообщений: 550
  • Уважение: +135

- Не главное.
Он согласился, понимая, что австриец опять прав, но все еще не понимая, что же главное. Но, быть может, и это понимание было не главным. Может быть, главного не было вообще.
- Извини. Похоже, моя тяга к крайностям оказалась сильнее твоих возможностей.
Он опять посмотрел вверх, где светились поддельным светом искусственные звезды. Посмотрел на ненастоящую Офелию. Чувство обреченности явилось из неоткуда и незаметно наложилось на все вокруг фильтром, пропуская происходящее через себя и искажая картину, или наоборот исправляя ее наконец. Не внезапно, а как-то постепенно, так, как обычно рождается не открытие, но непоколебимая уверенность, Нотт осознал, что выхода нет, и он умрет. Это ему не понравилось. Или нет, не то чтобы не понравилось, но это его удивило, поскольку никак не соответствовало тому выводу, который он озвучил минуту назад. Он ведь не о смерти говорил, и уж конечно не о Нурменгарде, он говорил о своем сумасшествии, в которое почти поверил, а сойти с ума, когда ты умер, очень сложно. Нет, это были не его мысли, не его выводы и, конечно, не его чувства. Это были мысли, выводы и чувства того, кто чувствовал себя здесь, в его сознании, почти как дома, кто мог бы быть Гриндевальдом или просто нацепить его личину. Техники окклюменции позволяли сепарировать эти мысли и чувства, отделить чужое сознание от собственного, и Нотт совершенно сознательно избегал их, не собираясь воздвигать здесь лишний барьер, потому что именно и только здесь, в его сознании было то место, где оставался последний шанс быть по-настоящему услышанным, стоило только отбросить то, что не могло быть отброшено там, выше, в том, что люди по привычке называли реальностью. 
- Не суди его слишком строго. Он вполне мог позволить себе ослушаться твоего приказа. Ведь, если тебе верить, ты мертв, а если верить ему, то он мертв намного дольше.
Вопрос лишь в том, верить ли. Если верить, если поверить очень сильно, есть опасность, что реальностью станет то, что ею никогда не было и быть не могло. Если не верить, можно получить то же самое. И что остается? Только балансируя ходить по тонкой грани?
Только балансир у него отобрали. Вместе с палочкой. Вместе со свободой, если ее вообще можно отнять. Фамильного перстня не было на пальце, и оставалось лишь надеяться на то, что в тесном контакте разумов он сможет различить ложь так же, как различает оттенки чужих эмоций. Но для того, чтобы не захлебнуться в ней, лжи не должно быть слишком много, поэтому со своей стороны Нотт оставлял лишь правду, хотя бы пока правда возможна.
- Мы говорили о сделках. Об ошибках, проблемах и затруднительных положениях. О Франции. О том, как я, с точки зрения герра Хиксенбаха должен себя вести, и о том, что я мыслю недостаточно глобально. Должен сказать, Отгрим показал себя великолепным знатоком, мне даже показалось, что он разбирается в том, чего следовало бы от меня ожидать, даже лучше, чем разбираюсь я сам.
Кажется, с министром они говорили за кружкой веритасерума. Да, верно, так и было, и лучше бы сейчас было так же, получалось бы значительно проще. Сейчас для того, чтобы говорить правду, не задумываясь, приходилось глубоко задумываться. Нотт прикрыл ладонями глаза, вспоминая разговор, который, кажется, состоялся только вчера. Или безмерно давно.
- Тебя мы тоже обсудили.
Возможно, из сказанного Геллерт действительно мог бы понять причины, побудивших его подчиненного нарушить приказ. Если так, Кантанкерус мог ему разве что позавидовать: такое взаимопонимание дорогого стоит. Однако размышлять на эту тему долго не пришлось, потому что слова Гриндевальда заставили его открыть глаза и опять взглянуть в несуществующее окно на несуществующей стене.
- Да, было именно это. Красиво.
Обмен любезностями австрийцу не понравился, или не понравилось напоминание о собственной неубедительной смерти, которая его еще недавно, кажется, устраивала. Теперь же весь его вид, и копье, которое опять торчало из руки Нотта, как будто говорили об обратном. Боль появилась не сразу. Она как будто медленно проявлялась, проступала откуда-то из глубин памяти. Так погружаются в неприятный сон. И так же возвращаются в ненавистную реальность. Всего лишь воспоминание. Часть прошлого, которая напоминает о том, что есть еще и настоящее, а будущее... Будущее - это не обязательно.
Боль напомнила о том, чего не хватало. Боль и стала именно тем, чего не хватало - толчком, всплеском, энергией и движущей силой. Нотт сосредоточился на боли, доводя ее до абсолюта и не боясь потерять сознание, потому что его сознание было вокруг, и он сам мог потеряться в нем, но едва ли наоборот. Боль слепила светом, куда более ярким, чем огонь, которым пылало копье, она похоронила под этим светом сначала Офелию с книгой и тусклые звезды, потом комнату, потом пожрала и все остальное, оставляя только то, что было невозможно увидеть отсюда, оставляя взгляд глаза в глаза и мост между двумя сознаниями. Идеальная, эталонная боль закрыла собой все, а потом отхлынула, унося лишнее, унося все то, что только что смыла, оставляя что-то, чего Нотт не ожидал увидеть. Точнее, сначала почувствовать, впитать кожей свежий воздух, вдохнуть запахи хвои и цветов, услышать шум горной реки и птичьи голоса, и только потом увидеть себя там, где никогда не был.
- Моего сознания? Неужели?
Сказать что-то более осмысленное он не мог, мешало дыхание, которое никак не хотело восстанавливаться. Нотт дышал тяжело, и в легких как будто отдавалась та самая боль, которая и создала это место. И все же он был уверен, что ни в каких самых отдаленных уголках его сознания не было этих гор, по-летнему синеющих на деревьях листьев и фиолетового солнца над головой. Если это принадлежало ему, то начало принадлежать совсем недавно и, скорее всего, было чьим-то весьма неожиданным подарком, и он не знал, кого должен благодарить.
Баллока он не читал. Обещание, данное не ему, так и осталось пустым, книгу он не получил. Когда-то это расстраивало, но сейчас казалось несущественным и несуществующим. На траву опустился какой-то дракон, весьма похожий на валлийского зеленого, но валлийские зеленые, если Нотт не ошибался, не бывают размером с кошку. Дракон погрузил голову в землю, как будто это была поверхность озера, и через несколько секунд, довольно курлыкнув, вытащил из глубины упитанного хорька, которого тут же сожрал. Кантанкерус сморгнул и заставил себя сосредоточиться на главном. А главной была цена.
Она могла бы показаться высокой, эта цена. Но она не казалась. Может быть потому что Кантанкерус был философом в глубине души и понимал: нечто не может просто превратиться в ничто. А может быть, потому что он был сумасшедшим и не понимал ничего. Как бы то ни было, цена была озвучена, а Нотты не привыкли торговаться.
- Конечно, - улыбнулся он и приблизился, не сделав ни единого шага. - Счастливо оставаться.
Сознание, душа. Современные ученые практически не видели между ними разницы, а вот Баллок, говорят, различал. Можно ли уйти из своего же сознания? Современные ученые считали, что нельзя, а вот дементоры имели другое мнение. Нотт не задумывался об этом. Он просто сделал шаг по мосту. Ведь невозможно просто исчезнуть, невозможно уйти в никуда. Можно ли остаться единственным хозяином на чужой территории, при этом не уступив свою? Что думали современные ученые на этот счет, Кантанкерус не имел ни малейшего понятия. Он просто шел. Шел, зная, что невозможное возможно, потому что когда-то сам видел нечто подобное своими глазами, когда пригласил австрийца на чашку чая и ознакомиться с книгой предка. Наверно, Геллерт использовал для обмена какой-нибудь невероятно сложный ритуал, Нотт точно не знал. Но он шел упрямо, полностью уверенный в том, что еще несколько шагов позволят ему преодолеть мост между разумами и их носителями, чтобы потом сжечь этот мост и лишнего носителя вместе с лишним сознанием навсегда, а пепел развеять по ветру.
[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0014/e4/b8/22-1444157893.jpg[/AVA] [STA]Dying to Rebell[/STA] [NIC]Cantankerus Nott[/NIC]

0

74

Да уж, тяга Нотта к крайностям не знала границ. Самое забавное, что, оглядываясь назад, Геллерт не мог толком понять, с чего началось это противостояние, граничившее с одержимостью. Не с покушения, как мог бы подумать сторонний наблюдатель, позже. Впрочем, какая теперь разница? Нотт в Нурменгарде, и Геллерт не мог себе позволить упустить его сейчас. Так или иначе он добьётся такой победы, в которую этот наглец не сможет вставить своё “но”.
Заявление, что Ансварт отчего-то давным-давно мёртв, причём ещё до того, как предположительно умер сам Гриндевальд, озадачило Геллерта. Что ещё за бред? Было бы понятно, если бы Нотт попробовал убедить его в недавней смерти друга и союзника, но он говорил о другом.
Так и не разобравшись, что это за новый заскок странного англичанина, Геллерт решил пропустить известие о гибели Ансварта мимо ушей.
- Не совсем, - покачал головой Гриндевальд. - Он знал, что должен сделать в случае моей смерти. Тем не менее он поступил по-своему, из-за чего мы с вами сейчас и общаемся.
Всё-таки привычка строить фразы так, чтобы они не содержали явной лжи, удивительно прилипчива. Впрочем, в этом разговоре он вряд ли обойдётся одной лишь игрой правдивых слов. Они нужны лишь для того, чтобы оттолкнуться, поверить в свою выдуманную историю.
Геллерт поднял взгляд к звёздному небу, что заняло место потолка, потом обернулся к неподвижно сидящей рядом Офелии, провёл тыльной стороной ладони по её щеке.
- Конечно, в этом есть свои преимущества, - задумчиво, словно озвучивая вслух никому не адресованные мысли, произнёс он. - Но проблем, на мой взгляд, гораздо больше. Очевидно, Ансварт считает иначе.
Пересказ разговора, о котором Геллерт и так знал достаточно подробно, никакой новой информации не дал. Разве что объяснил, отчего Нотт считает Ансварта давно мёртвым. Поначалу упоминание герра Хиксенбаха привело Геллерта в замешательство. С семейством Хиксесенбахов он был знаком и знал, что никто из них не имеет к этой истории никакого отношения. Но потом Нотт назвал своего собеседника Отгримом и стало понятнее. Ансварт представился именем первого автсрийского министра, только и всего. Сообщать об этом Геллерту он не стал, очевидно сочтя несущественной деталью, и теперь шуточки Нотта на этот счёт дошли до Гриндевальда с запозданием.
- Отгрим Хиксенбах, значит… - коротко рассмеялся Геллерт. - Что ж, пусть будет Отгрим. Хорошо. Что он хотел от тебя?
Реакция на копьё оказалась совершенно неожиданной. Всё вокруг закрыл собой слепящий свет, но не надолго. Геллерт вскочил, не зная, что со всем этим делать, но вскоре свет угас сам по себе, открывая взгляду какой-то сумасшедший мир.
“Что у этого человека в голове творится?!”
Комнатные драконы, жрущие подземных хорьков, синие листья, фиолетовое солнце - откуда всё это? Из каких уголков сознания вылезло? Не значит ли это, что он перегнул палку и больше от Нотта не добьётся никто и никогда, а лучший выход для него самого - немедленно разорвать связь с агонизирующим сознанием?
Но нет. Нелепый мир оставался стабильным, а значит, непосредственной опасности для Геллерта не было и можно было продолжать следовать намеченному плану.
- И что тебя удивляет? - от обилия впечатлений Геллерт опять перешёл на ты, а немецкий язык не дал этого скрыть. - Мне же нужно где-то остаться. Я рассчитывал на кого-нибудь более похожего на меня внешне, но Ан… то есть Отгрим, - Геллерт улыбнулся намеренной  оговорке, - захотел использовать тебя. Я пока не понимаю, зачем, но непременно у него спрошу.
А Нотт продолжал удивлять. На выдвинутые условия он согласился и… пошёл. Просто пошёл. Не было времени думать, сможет ли англичанин сделать то, что задумал, но и просто останавливать его Геллерт не хотел, иначе всё это - а также грядущее общение с колдомедиками - будет зря.
Первым делом, заготовка. Ещё перед началом этой встречи, Геллерт собрал в единый ком, набор своих воспоминаний. Большинство - обрывки эмоций и впечатлений, совсем крошечных обрывков, из которых даже самый умелый металлист не сможет восстановить цельную картину или извлечь достойную внимания информацию. Немного более обстоятельных воспоминаний: детство, юность, что-то относительно свежее. Геллерт специально озаботился, чтобы в них не попало информации, которую можно было бы использовать против него. Если сторонники, то только те, про которых и так каждый знает, кого они поддерживают, если разговоры, то либо что-то очевидное и практически публичное, либо личное, но бесполезное для постороннего. Зачем например кому-либо знать, что Геллерт и Ансварт когда-то ещё в школьные годы страшно рассорились, поспорив, кто из них станет Министром Магии? Всё это было обрывочным и перемешанным, но без труда определялось как принадлежащее Гриндевальду. Сейчас Геллерт спешно приправлял заготовку недавними “воспоминаниями”. Отталкиваясь от того, что было на самом деле, он менял отдельные смыслы и акценты. Вот разговор с Ансвартом, перед тем, как тот встретился с Ноттом. Этот остался без изменений. Геллерт, совсем недавно самовольно выписавший себя из госпиталя, считал, что Нотта стоит просто передать нурмегардским специалистам по извлечению информации, а дальше уже отталкиваться от того, что останется от упрямого англичанина. Ансварт был уверен, что сможет добиться того же быстрее и эффективнее, и Геллерт просто позволил ему действовать на свой страх и риск. Встреча с Офелией.
Очередной разговор с Ансвартом, которого пришлось отпаивать зельями после слишком тесного общения с тёмной магией. Тут Геллерт мешает реальность с импровизацией, и чем дальше, тем больше последней. Сначала они обсуждают возможность того, что названные Ноттом люди, и в частности хорошо известный им обоим Орбан Богнар, действительно члены Совета РК. Геллерт эту возможность отверг вместе с идеей использовать Кантанкеруса, предоставив ему столько свободы действий. Неужели Ансварт сам не понял, как Нотт умеет выкручиваться? Ансварт вроде как понял, но желание добраться до застрявшей костью в горле Франции оставалось, и тогда Геллерт почти в шутку предложил стать Ноттом, вселившись в его тело, как он проделал это пару месяцев тому назад с каким-то заключённым Нурменгарда. Тогда вышло не очень удачно, но с тех пор Геллерт успел придумать, как обойти самые неприятные из ограничений, и чем дальше, тем сильнее хотел попробовать. Приятным дополнением должна была стать и память Нотта, которую возможно удастся заполучить целой и невредимой. Вот только Нотту придётся добровольно уступить место чужаку - ментальные поединки слишком непредсказуемы и разрушительны для обоих сознаний, чтобы стать частью столь сложного ритуала. Для того, чтобы подтолкнуть Нотта к правильному решению, Геллерт продолжил начатый Ансвартом спектакль с покойным, но пытающимся вернуться к жизни с помощью Хоркруса собой.
Разумеется, так быстро составить внятную и правдоподобную фальшивку Геллерт не мог, но этого и не требовалось. Как и всё в приготовленном для Нотта клубке воспоминаний, события последних дней были разрозненными отрывками, которые всего лишь давали общее представление о событиях и изобиловали провалами.
Тем временем стремительно темнело небо, и на нём проступали те самые звёзды, что заглядывали в комнату с ненастоящей Офелией, а за небом, как и раньше, ждала своего часа сковывавшая мысли муть.
Геллерт ударил, как обычно поступают либо очень неопытные легилименты, ничего толком не умеющие, кроме как грубо сотрясать сами основы сознания жертвы, либо те, кто оказался в ситуации, когда нужно немедленно остановить противника и ни на что другое уже нет времени. Вот только Геллерт преследовал вполне конкретную цель, и небо рухнуло на землю, утопив их обоих в вязкой темноте. Хотя нет, небо осталось там, где ему и положено. Это земля рванулась вверх, выталкивая и Нотта, и Геллерта на поверхность.
Показалось, что дышать стало труднее, мысли стали какими-то ватными и неповоротливыми, волной накатило безразличие. Геллерт вцепился в последовательность действий, которые нужно было совершить, уже не пытаясь понять кому и зачем это нужно.
Ещё один один удар без зрелищного воплощения, от которого содрогнулся и начал стремительно осыпаться в ничто мост между сознаниями.
Жест отчаяния, не так ли?
Яйцом пеплозмея взорвалась в голове боль: его тоже задело, но это было уже неважно. Рука уже скользнула в карман, где ждала своего часа, осыпаясь сладкими крошками, небольшая печенюшка. Одна из тех, что лежали в вазочке в комнате, где Ансварт разговаривал с Ноттом. Она не была здесь чем-то посторонним, ведь и вазочка, и печенье существовали и в сознании Нотта, но англичанин не обратил на эту мелочь внимания. А Геллерт обратил - он эту вазочку и принёс - и даже пробовал на вкус, и сейчас информация о том, какой он, этот маленький кусочек песочного теста, приходила с той стороны ширящейся пропасти между сознаниями, из его памяти. А когда Геллерт забросил печенье в рот, нить стала особенно прочной, и он оттолкнулся в пустоту, где когда-то был мост, оставляя после себя тот самый подготовленный пучок воспоминаний.
“Смотри, Нотт! Контакт уже почти разорван, но твой враг в ловушке. Он не смог вовремя покинуть твой разум.”
Какое-то время то, что Геллерт оставил после себя, действительно сможет имитировать чужеродное сознание, особенно если не приглядываться, а потом - или при любой попытке контакта - рассыплется словно дурацкая игрушка, по которой радостно лупили магглы в его родной деревне, чтобы добыть спрятанные внутри сладости. Магический аналог сначала нужно было догнать, а ещё он мог при случае лягнуть незадачливого охотника бумажными копытами. Геллерт охотно позволил себе погрузиться в те давние воспоминания, ведь это значило окончательное возвращение в своё сознание. Чем больше и ярче, тем лучше.
Геллерт закрыл глаза.
И тело, реальное тело, находящееся в Нурменгарде послушалось.
Всё.
Колени подогнулись, он пошатнулся, но даже не попытался восстановить равновесие, позволяя себе провалиться в беспамятство. Сейчас это его устраивало, хотя он и не помнил, почему.
[AVA]http://sg.uploads.ru/zUYyw.png[/AVA]

Отредактировано Gellert Grindelwald (2016-10-09 19:33:08)

0

Страница:   1 2 3

Вы здесь » Sede Vacante » Сыгранные эпизоды » В интересах революции

Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно