Лето, прямо скажем, не задалось. Хотя все началось, конечно, еще весной, в мая, который оказался вовсе не так победоносен, как хотелось бы верить. Да, в чем-то все действительно сработало как надо, люди наконец подняли головы и обратили внимание на то что происходит. Нападение, погром, покушение, еще покушение - это внимание, только совсем не то, которого хотелось добиться Нобби. Потом несколько смертей.
Маркуса Нотта, конечно, тоже было немного жаль. Он, может, и был в душе неплохим человеком, просто оказался не в той компании и пошел не туда. Он совершил преступления и, конечно, должен был за них ответить. Но не таким же образом! Он должен был предстать перед судом, а не загадочно умереть в больнице непонятно от чего.
То есть это ему было непонятно, а в том, что кое-кто для себя уже все решил, он почему-то не сомневался. Кое-кто имел влияние на министерство, министерство имело влияние на аврорат, так что только вопросом времени было то, когда аврорат станет разыскивать Лича.
Времени понадобилось немного. Всего несколько дней до того, как прямо на заседании во время речи очередного напыщенного носителя правильной фамилии, как раз когда он грозно сверкал глазами в сторону главного политического оппонента, которого на словах и оппонентом признавать отказывался, и вещал о необходимости создания "чистых выборов без грязных голосов, после которых наконец появится министр, избранный магами для магов", он подавился и закашлялся, потому что ему в рот влетел бумажный самолет. Они иногда промахивались, это верно, курсировали потом между рабочими столами, а иногда и отделами в поисках адресата, но этот выбрал мишень просто идеально, значительно снизив уровень никому не нужного пафоса, и даже необходимость читать послание, немного размытое чистейшими магическими слюнями, не слишком испортила Личу настроение.
Беседа должна была быть сложной, это точно. Поэтому Нобби заварил чай. Поэтому Нобби зашел в Косой и купил булочки. Поэтому он даже разгреб завалы вещей в гостиной, в  которую превращалась единственная в квартире комната, когда приходили гости. Очень серьезный и непростой разговор. Вообще-то он думал, что в дверь постучат, но видимо, аврорату теперь было не до формальностей.
- Ну, тогда проходи, - отозвался он и сложил бумаги, которые изучал, пока ждал Минерву, в стол. - Садись.
Нечего стоять у окна, как будто собираешься сбежать в случае чего. И вот этой холодно-отстраненной вежливости тоже не надо. Макгонагалл, конечно, обижалась, даже если бы она это отрицала. Но она ведь не могла не понять, почему нельзя взять и сдать своих людей. Даже если кто-то из них ошибся. Даже если это была крупная ошибка. Тем более, когда ты сам не уверен, что это ошибка, хотя и знаешь, что должен быть.
- Хорошо. Поговорим если надо. Но ты все равно садись и наливай чай, потом я могу спросить, как дела и что нового, ты мне пожалуешься, что тебе позарез нужно узнать кое-что о Нотте и Кэмпбелле, чтобы раскрыть преступление и наказать виновных, и тогда это будет как будто даже не допрос.

Как бы ни было велико искушение ответить Минерве с тем же сарказмом, с которым заговорила и она, Нобби не стал. У Минервы было плохое настроение, и ее можно было понять, это лето много у кого не задалось, аврорату тоже приходилось несладко. Обычно чай с выпечкой из Косого неплохо помогал если не справиться с проблемами, то хотя бы смягчить удар. Тем более, что удар Минерва наносила большей частью себе сама, придумывая лишние смыслы там, где их не было.
- Вот и нет. Я рад, что ты пришла. Жаль, что пришлось ждать повода, и жаль, что он именно такой. Но я сам виноват, должен был найти тебя раньше и поговорить. И все равно не хочу, чтобы это было похоже на допрос.
Нобби взял в руки свою чашку с чаем и булку. Правда, аппетита не было. Он прекрасно знал, почему не искал встречи с Макгонагалл раньше, находя себе поводы даже тогда, когда у него появлялось свободное время. Сначала он должен был сам понять, что теперь делать с погромами и нападениями, и с Кэмпбеллом тоже, хотя для того, чтобы что-то сделать с Кэмпбеллом, его надо было сначала найти, а он не спешил о себе заявлять. Но пока что Лич все равно не знал, что должен был бы сделать. Та волна, которая поднялась после митинга и погрома, - совсем не то, что планировал Нобби, но вряд ли можно было не признать, что при всем этом дело сдвинулось с мертвой точки. И отставка Спенсер-Муна была наглядным показателем перемен. Вопрос только в том, какая у перемен была цена.
- Не слишком хорошо. В начале месяца убили семью моих друзей, они жили по соседству с домом моих родителей, но ты, наверно, знаешь, авроры приходили ко мне тогда и задавали вопросы. Еще несколько дней назад - еще одного моего знакомого. Не то чтобы мы были друзьями, конечно, но сама понимаешь.
Ну, Минерва, конечно, должна была понимать, хоть ей и не удалось попасть на лучший факультет Хогвартса, но команду ценили и на гриффиндоре. И что такое свой человек в самом правильном и хорошем понимании она, конечно, знала. Да и даже без того, последнее время явно прогнило что-то в королевстве Датском, и вал совсем не естественных смертей тех людей, которые так или иначе имели отношение к деятельности Лича, да и персонально к нему, никак нельзя было списать на простое совпадение.
- И Нотт. Я не понял, что произошло с ним. На него ведь напали? Ты считаешь, это сделал Кэмпбелл? Я бы хотел сказать, что он не мог бы, но...
Но теперь он не был уверен. Или даже скорее наоборот, он был уверен в том, в чем совсем не хотел быть уверен. Нобби отпил чай и откусил булочку. Наверно, выглядело цинично. Но голодовкой здесь все равно ничего не изменишь, а аристократическая бледность - это совсем не то, чего хотел бы добиться Лич. Хотя сейчас он не пытался добиться вообще ничего. Усталость всего этого лета, которое даже еще не закончилось, просто не давала возможности погрузиться в переживания о потерях с головой. Что-то надо было делать, и Нобби все время что-то делал, даже сейчас, когда, казалось бы, просто пил чай с Макгонагалл. В конце концов, он и сам хотел и готов был помогать аврорату. Лишь бы это не было похоже на допрос.
- Они ведь не могут откладывать суд над Поттер вечно, да? Да и зачем бы им, ведь она все равно сейчас в Азкабане?

Нобби только кивнул в ответ на соболезнования. Он не винил аврорат в том, что они не предотвратили убийства, сам прекрасно понимал, что это невозможно. Виноваты были не они, и не Милтоны, что открыли дверь странным незнакомцам. Виноваты только убийцы, и еще система, благодаря которой они вообще додумались до того, что могут убивать безнаказанно, или хотя бы пытаться, как тогда в Косом. Воспоминания, что и говорить, были не из приятных.
- Нет, не помню, я тогда... не слушал. Но я не совсем понимаю, при чем здесь предательство, тем более, крови.
Он отпил чай, но уже после следующего высказанного предположения едва заставил себя проглотить его и не поперхнуться, и, надо сказать, это было непросто, а горячий напиток обжег горло так, что на глазах слезы выступили.
- Финансировал? Нотт? Он не слишком поддерживал наши идеи, разве нет?
Интересовался - да, но последняя беседа в министерстве, кажется, ясно дала понять, какого плана этот интерес. Короче говоря, Нотт очень плохо подходил на роль спонсора либерального движения. Да и не взял бы Лич денег у него, ему было совсем не все равно, что это за деньги. ПоэТому и анонимных материальных источников как таковых не было: Нобби всегда лично знал всех тех, чей вклад в движение был хоть немного больше простого интереса, и не допустил бы вливания средств сомнительного происхождения.
- Нет, мы от него точно ничего не получали. Или, точнее, ничего, о чем бы я знал. Но я не думаю, что кто-то стал бы...
Кроме, разве что Кэмпбелла. Он ведь и тогда не думал, что они сделают то, что собирались сделать. Нет, конечно, всегда есть кто-то, кто кричит, мол, мы делаем мало, надо больше. Всегда есть кто-то, кто хочет громить. Но их останавливаешь, приводишь в чувство, а если не получается, то даешь покричать ввролю, и запал проходит, точнее, возвращается в нормальное русло, ведь такие акции организовать не так просто, особенно за несколько дней. А Кэмпбелл справился. Напрашивается мысль о том, что эта мысль пришла ему в голову не прямо тогда, а раньше, и что кто бы ему мешал в таком случае принять ту помощь, которую никогда не принял бы Лич? Но Нотту-то в этом какой смысл?!
- Он писал мне. Нотт, - Нобби отставил чашку, пошарил в кармане, достал ключ и открыл ящик стола, который, по совместительству, был еще и рабочим. Из ящика он достал небольшую связку бумаг. - Вот, держи.
Скрывать в письмах было особо нечего, хотя Маркус и пытался звучать многозначительно, по сути, ничего важного написано не было, но вдруг аврорам бы пригодилось. Лич думал, что Нотт не возражал бы против раскрытия такой информации, раз уж дело касалось его собственной смерти. Хотя, если подумать, это было теперь не важно, что думал Нотт, все по той же причине. Смерть вообще многое меняла.
То, что Поттер будут пытаться вытащить из того, во что она встряла, не было неожиданностью, конечно. И что делать это будут в том, числе и пользуясь служебным положением, тоже. Неприятно, когда твою работу саботируют, оставалось только порадоваться, что до всех этих событий такая неприятность была Макгонагалл незнакома.
- Поэтому Поттер и чувствовала себя безнаказанной. Но у вас же есть против нее все что нужно для того, чтобы доказать вину. Если Блэк попытается ее вытащить вопреки всему, он ведь сам подставится. И это ничего не решит, она ведь действительно сделала это, и если Визенгамот оправдает ее, - Нобби больше не мог не то что усидеть, но и стоять на месте, и даже чай не помог. Он прошелся по комнате и остановился у окна, как будТо уже сейчас мог увидеть за ним последствия такого решения. - Ты представляешь, что это все будет значить?
Это будет значить, что Кэмпбелл был прав. Что закон исчерпал себя, и нужен новый, так же как нужна и новая власть.

Предательство - это очень серьезное обвинение, Нобби и не думал с этим спорить. Это едва ли не худшее, в чем можно обвинить, но чем тяжелее обвинения, тем неопровержимее и убедительнее должны быть доказательства. Просто  крикнуть в темном переулке: "Предатель!" - и расчитывать, что теперь жизнь того, кого ты обозвал, изменится коренным образом, а когда не сработало, очень удивиться, и повторить все то же самое еще раз, для большего эффекта? Лич всегда подозревал, что он не гений стратегии, но даже на его взгляд, все выглядело слишком нелепо.
- Серьезное обвинение, но абсолютно голословное. Я знаю, зачем это делают на публичных выступлениях, там никому нет дела до доказательств, и запоминаются только громкие слова, а не разумные контраргументы. Это работает в политике, но в темном переулке, где некому услышать...
Если это правда было постановкой, то это было очень реалистичной постановкой, ведь умер-то Нотт по-настоящему. Ничего себе театр... Да и кому это было бы нужно? Своим же аристократам, которые узнали о его возможной связи с Кэмпбеллом и решили так отомстить? Два раза подряд? Не слишком ли драматично? Нобби всегда казалось, что в их кругах наказывают по-другому. Ну там, от дома могут отказать, холодным презрением окатить, но не тихо и незаметно прикончить, предварительно объяснив жертве, в чем ее вина.
Не укладывалось. Ни в какие рамки. Да и, честно говоря, история о финансировании Кэмпбелла, которого больше интересовали собственные обиды, а не общее дело, были притянуты за уши.
- Мог. Хотя это все равно кажется мне бессмыслицей, ведь Нотт был против того, за что мы боремся, а Кэмпбелл, как видишь, не слишком терпим к таким, как Нотт. Но в последнее время мир вообще, кажется, едва держится, чтобы не перевернуться с ног на голову, поэтому я скоро даже удивляться перестану.
Конечно, это могла быть игра на то, кто кого обманет быстрее и лучше. Всегда можно найти, что сделать чужими руками там, где не охота свои пачкать. Всегда можно обмануть человека на его же деньги. Нобби не мог привыкнуть к тому, что первое, о чем надо думать - это та выгода, которую ты можешь извлечь из кого-то, и какую выгоду этот кто-то может извлечь из тебя, но приходилось признать, что очень многие мыслили именно этими категориями.
Лич неопределенно пожал плечами, поглядывая на оставшиеся у Минервы письма. Ему пришлось признать себе, что он почти не помнит содержания этой переписки, потому что считал ее не больше, чем обменом формальными любезностями.
- Он просил прощения за то нападение. А я, кажется, не оправдал его ожиданий на великодушие. Наверно, стоило обратить внимание на это последнее письмо, где он говорит про какое-то решение, но, знаешь, с некоторых пор я уже не мог воспринимать любые его слова, не пытаясь найти в них подвох. И я действительно сожалею, что мое недоверие так дорого ему обошлось.
Надо было бы раскаиваться посильнее, но Лич понял, что не может себя заставить. Пока что, во всяком случае. До тех пор, пока не поймет, что именно там произошло, и какой была его собственная роль в событиях.
- Думаешь, они это сделают? - Нобби не понял, в какой момент еще одна булка оказадлась в его руках, но все равно откусил от нее, пусть и с весьма растерянным видом.- Я должен быть там. На всякий случай. Должен буду что-то сказать людям, если ее оправдают. Ее же просто...
Ее растерзают, что тут говорить. Люди на пределе. Люди возмущены , и вполне оправданно. Дорея Поттер просто станет той мишенью, в которую попадет вся их концентрированная ненависть к той несправедливости, которая поднимает безнаказанность на совершенно новый уровень, делает из магглорожденных и сочувствующих кого-то вроде домовых эльфов.
- Я должен быть там, но остановить их вряд ли смогу, только убедить действовать по-другому. Скажем, перекрыть выход из зала суда до того, как будет вынесено справедливое решение.
Может быть, не надо было предупреждать, теперь Макгонагалл , наверно, должна была задержать его за такие намерения. Но без него будет хуже, Лич понимал это, и Минерва не могла не понимать, поэтому и сказал, поэтому и ждал теперь ответа, не отводя от нее взгляд.
- Авроры ведь тоже хотят, чтобы ей вынесли приговор, правда, Минерва? Вы столько сил на нее потратили, и вы очень рисковали, я знаю. Скажи, если люди перекроют выходы, если они потребуют справедливости так, как только могут, а глава департамента отдаст приказ, вы откроете по нам огонь? Только не отговаривайся тем, что не знаешь. Скажи за себя, скажи за тех, в ком уверена.

- Нет, я никому не давал читать письма. Тебе вот только. Но он мог и сам говорить кому-то, что сожалеет о том, что произошло. Сказать ведь проще простого.
Лич и сам толком не понимал, почему не смог, а может быть, и просто не захотел поверить этим письмам. Он злился на Нотта, это верно, он убедил себя, что Нотт принимал участие в событиях на площади, но сам толком не понимал, с чего он это взял. Наверно от того, что Флавия обвинила его друга, а Нобби привык считать, что друзья не остаются в стороне развлечений друг друга. Но ведь тогда с тем же успехом, его самого можно было бы обвинять в погроме газеты. Ведь и он тоже считал Кэмпбелла своим другом. И он знал о его планах, но никому не сообщил. Хотел верить ему - а Нотту почему-то не хотел. Это было не слишком-то честно, и за это несправедливость тоже надо было сейчас нести ответственность, возлагая на себя часть вины и помогая аврорату хоть тем, чем мог помочь, а этого было совсем немного.
- Ну... вообще-то я его неплохо знаю, и его семью, они хорошие люди, его родители. Я даже не знаю, о чем тебе рассказывать, он всегда бы неплохим парнем, ну может, немного вспыльчивым и злопамятным, но кто не без греха? Мне казалось, он просто слишком поздно понял, что делает, тогда, когда отступать было уже некуда, понимаешь? Он больше никого ни к чему не призывал, даже на собраниях долго не появлялся, а когда появился, сидел тихо и не оспаривал все то, что оспаривал обычно. Поэтому я ничего не говорил аврорату. У каждого должен быть второй шанс.
Он мог бы рассказать о саде с фруктовыми деревьями, который был разбит вокруг дома старших Кэмпбеллов, о том, что они говорили, что сад маленький и недостаточно ухожен, но все равно очень им гордились, и миссис Кэмпбелл проводила все свободное время там, то вскапывая что-то, то поливая, то высаживая какие-то цветы вдоль дорожек, выложенных камнями. Нобби тогда хотел помочь магией, но она запретила и сказала, что он просто ничего не понимает. Мог рассказать про его сестру, которая работала в маггловской газете и писала про маггловскую политику, и что Кэмпбэлл с какой-то ревностью воспринимал ее успехи, потому что самого его выбросили из "Пророка" еще пару лет назад, когда у руля стали Лестрейнджи, а оппозиционные газеты - это, конечно, хорошо и правильно, но не так уж и льстит самолюбию. Наверно, еще много чего можно было бы рассказать, но Нобби только непонимающе моргнул и переспросил.
- Что? В каком смысле, вы нашли инферналов? Инферналы  это же ходячие мертвецы из истории магии, их использовали всякие древние чокнутые темнушники, но так давно, что уже даже магглы об этом в сказках не рассказывают. Что вы нашли там? Книги с описанием ритуалов? у Кэмпбелла?
Когда вернулись к письмам, Нобби старательно попытался вспомнить, их содержание если не дословно, то хотя бы близко к тексту. Текста было не то чтобы много, но и немало, и из него еще при первом прочтении сложно было извлечь какой-то особый смысл, может быть, поэтому письма и не запомнились, а запомнилось лишь чувство, что где-то его собираются обмануть, для чего и полируют этот обман множеством слов и повторений, не давая заметить.
- Кажется нет. Ничего конкретного. Честно говоря, я не совсем понял, зачем он вообще написал.
Нобби едва заметно покачал головой. Нет, если Дорею Поттер оправдают, успокоить толпу он не сможет, да и не будет он делать этого. Но он постарается, очень постарается направить возмущение в конструктивное русло. И если аврорат будет против, если они признают решение законным, наплевав на то, что думают люди, наплевав на то, что они пострадали и хотят хотя бы справедливости, если не всего остального, если якобы избранных народом они поставят выше самого народа, то все старания будут напрасны.
- Я говорю не о самосуде. Я говорю о том, чтобы превратить суд из дрессированных крыс, которые пляшут под двадцать восемь гаммельнских дудок, обратно в людей. Я никогда не говорил своим людям, что аврорат против нас. Я всегда приводил в пример и то, как вы действовали на митинге, и то, что вы сделали все, чтобы поймать эту Поттер. Но действия всегда сильнее слов, и если что-то пойдет не так...
То, что Макгонагалл не отвечала ни да, ни нет, уже само по себе было очень содержательным ответом. Обсуждали ли в аврорате возможность того, что суд не пройдет чисто и гладко? Да, конечно, это первое, что они должна были обсуждать, и Лич был более чем уверен, что авроров в коридорах будет предостаточно. И что на приказы, в случае чего Блэк не поскупится - тоже, его можно было назвать как угодно, то только не нерешительным руководителем. Все зависело лишь от того, что было важнее его подчиненным: приказы или собственная совесть. Ведь так просто дать прямой ответ, не прячась за формулировками.
- Не беспорядки, Минерва, мирное решение проблемы. Настолько мирное, насколько это вообще возможно в такой ситуации. Просто закрыть дверь, пока они не сделают свою работу так, как должны это сделать. Разве не будет для всех лучше, если справедливый приговор вынесет Визенгамот, а не народ? Пойми, я ведь не смогу сдерживать их вечно, если нас продолжат втаптывать в грязь. Если я буду это делать, они просто и меня растерзают для затравки.

Нобби отрицательно покачал головой. Ничего он о Нотте не узнал, ни со времени допроса, ни до него. Он даже не был уверен, что было правдой из очевидного. Но это уже наверно и не важно было. Был ли Маркус плохим человеком или не очень, все равно теперь его нет. Он умер, а проблемы остались. О проблемах и надо думать, а смерти никому не избежать.
Кэмпбелл был теперь проблемой. Потому что, конечно, в его поспешном бегстве виноват был Нобби. Инферналы - настоящие живые (ну то есть нет, конечно не живые, но все еще настоящие) инферналы - были катастрофой, а катастрофы Нобби тоже причислял к проблемам. Сочетание Кэмпбелла и инферналов было... было... ну нет, его просто не могло быть.
- Но это же... Это невозможно.
Не то чтобы совсем невозможно. Нобби мог бы напрячь фантазию и предположить, что старый друг неожиданно быстро продвинулся в темной магии достаточно далеко, он мог бы даже спасовать перед непреложными доказательствами ирешить, что Кэмпбелл действительно перешагнул через какие-то моральные и этические границы и при этом шагнул достаточно далеко. Но одна деталь делала все построения Макгонагалл абсолютно бессмысленными и рушила любые доводыобнажая несостыковки и дажее предвзятость.
- В помещении, где Кэмпбелл... Да у нас никогда не было своего помещения, где бы мы собирались. Что он должен был сдавать? Ты обвиняешь Кэмпбэелла в создании инферналов потому что вы нашли... нашли их в доме, где он бывал? Разве этого достаточно? Да он мог даже понятия не иметь, а ты говоришь так, как будто он лично командовал армией мертвецов, сидя на белом коне.
Злость - чувство не только бессмысленное, но и попросту разрушительное, это все знали, и Нобби это знал. Он не собирался злиться, а еще меньше хотел злиться на друзей, но что делать, если друзья ополчились друг на друга и готовы убивать друг друга из-за надуманных обвинений и домыслов, удобной подгонки фактов под концепцию? только злиться на обоих сразу. Лич и высказал бы сразу всем, но Кэмпбелл был далеко, а Макгонагалл здесь, под рукой, и вещи говорила ужасные, поэтому ей и доставалось.
- Какой смысл в апелляции? Визенгамот будет рассматривать дело полным составом, и если эти судьи вынесут решение,  зачем бы им выносить другое в следующий раз? Мы не сделаем отвод, не сможем потребовать другого председателя, не найдем других доказательств и обстоятельств, ты же сама это сказала. Аппеляция будет пустой формальностью.
Он крутил в руках чашку, крутил все быстрее, хотя и не замечал этого, увлекшись своими мыслями. Нобби знал, что должен объяснить ей, во-первых, потому что хорошо иметь друга в аврорате, во-вторых, потому что если она не поймет, то кто тогда вообще поймет? А еще он хотел бы, чтобы "во-первых" не было, но оно все равно оставалось, и Нобби злился еще и на себя.
- Закрытая дверь нисколько не мешает работе суда, Минерва, зато она напоминает суду, что за закрытой дверью справедливого решения ждут те, кому этот суд обязан служить. Народу, а не своим интересам. Справедливость - вот все, чего мы хотим. Не мести, не равноценного преступлению наказания. Только справедливости для женщины, которая считает, что поджигать людей - это весело. Если Малфои и Треверсы тоже будут бороться за справедливость, я лично пожму им руку и приглашу на трибуну, чтобы они произнесли речь.
Разговор был неправильным, совсем не таким, какой Нобби представлял себе эту встречу, казалось, что Макгонагалл едва сдерживается, чтобы не сказать чего лишнего, да и он сам тоже едва сдерживался. Чашка, которую Лич крутил в руках, наклонилась слишком сильно - конечно, это должно было случиться рано или поздно - и чай обжег кожу. Нобби помахал в воздухе рукой, чтобы не было так горячо, отставил чашку подальше и откинулся на спинку кресла, как будто нак все витавшее в комнате напряжение не будет так заметно.
Даже странно, как Макгонагалл удавалось смотреть в корень, понимать такие вот важные вещи - и в то же время, совершенно не понимать их. Нобби посмотрел на нее исподлобья. Может, она просто издевалась? Хотя нет, не может. Он был совершенно уверен, что вполне способен разобраться в человеке, тем более в том, с которым так хорошо знаком.
- Да, Минерва, люди на пределе. Ситуация очень сложная, да что толку мне об этом рассказывать, ты же сама видишь. Перед тобой солома, политая бензином, а ты говоришь, что становится прохладно и предлагаешь поднести спичку. Отряд авроров, который начнет разгонять людей под залом суда, ничего не наладит, а только окончательно нарушит равновесие. В стороне никто не останется, и чем бы это ни закончилось, пострадают все. Поэтому я и говорю, Минерва, пусть аврорат позволит людям напомнить Визенгамоту о клятвах, которые они приносили, когда впервые надели сливовые мантии. До Блэка этого не донести, но ты можешь донести до Уркхарта. Если авроры встанут на сторону народа, захотят защитить людей, то, может быть, кризиса удастся избежать. Если нет, доверие и к аврорату, и к министерству может быть подорвано раз и навсегда. И все мои слова о том, что вы на нашей стороне, будут просто пустым звуком.

Инферналы. В это просто невозможно поверить. Но даже если заставить себя, если предположить, что кто-то действительно спятил настолько, чтобы создавать ходячих мертвецов, послушных его воле, то как можно поверить в то, что это делал один из твоих друзей? Да и не в дружбе дело. Просто Нобби знал этого человека, знал, на что он способен, не слишком удивился погрому, им организованному, не стал бы этого отрицать, но игры с темнейшей магией - это уже не в какие ворота. Лич готов был помогать аврорату чем мог в их расследованиях, но не в травле.
- Вы нашли кого-то, кто отправил вас прямо в дом с инферналами, прикрывшись чужим именем. Поэтому ты считаешь Алана виновным априори. Поэтому теперь, по твоим словам, это он должен доказывать свою невиновность. С каких пор в нашем правосудии действует презумпция вины? Или правосудие ни при чем, просто тебе так проще?
Ведь все так понятно и очевидно. Кэмпбелл повел людей на "Пророк", значит все остальное тоже приписать ему, закрыть расследование и не мучаться. Тем более, кто-то так удачно назвал его имя. Интересно, а если бы имя было названо одно из тех, которые фигурировали во всем известной книжке, все было бы так же понятно, или авроры с куда большим старанием проверяли сомнительные свидетельства сомнительных свидетелей? Может, тогда и самая вероятная версия неожиданно стала бы чуть менее вероятной? А вот еще интересно, сколько раз пересматривалось бы уже дело Кэмпбелла, пока не было бы принято нужное решение? Конечно же, ни одного, ведь тогда уж точно никто не давил бы на судей. Кто вообще может предположить, что аристократия оказывает давление на правосудие? Что за нонсенс!
Хмыкнул Нобби очень скептически.
- Отстранение судей, которые проголосуют за снятие обвинений? Ты сама себя обманываешь.
Потому что, чтобы в такое верить, надо быть абсолютным идеалистом. Нобби подозревал, что таких и в природе не существуют. Если кому-то из судей и сделают отвод по дутому поводу, то только тем, кто голосовал за признание вины. Но Макгонагалл не могла всерьез рассматривать такую возможность. Зато она рассматривала возможность того, что Нобби хочет войны. Ну просто великолепно!
- Значит вот как, ты считаешь, что я ищу повод для погрома. Хорошо, почему бы тебе не арестовать меня прямо сейчас по всем тем преступлениям, которые я, по-твоему, все равно совершу?
Нет, она не понимала, но только потому что не хотела понимать. Потому что, если вдуматься, то здесь не было сложных двойных трактовок, и уж для любителя шахмат, ситуация и вовсе должна была быть очевидной. Если министерство хочет защитить не личные интересы высокопоставленных чиновников, а мир в стране, то ходы надо делать продуманные, а не рубить теперь с плеча.
Лич закрыл глаза и потер ладонью лоб, пытаясь сосредоточиться, чтобы отбросить ту обиду, которая подступила от обвинений совершенно незаслуженных, противоречащих всем фактам, и еще раз объяснить все настолько ясно, как только сможет, и все-таки добиться того, чтобы его хотя бы услышали. Его, а не то, что услышать в этих словах проще всего.
- Просто попытайся мыслить на шаг вперед. Что будет, если авроры разгонят людей? Что будет, если вы просто не подпустите их к залу суда? Что будет, если, как ты уже решила, я буду в Азкабане? Мы перешагнули ту границу, когда можно было найти выход, когда все будут абсолютно довольны. Это можно было сделать до того, как полетели тогда на площади заклинания. Теперь так не получится. Всем придется чем-то пожертвовать, чтобы ситуация не вышла из-под контроля. И ты очень ошибаешься, если считаешь, что аврорат просто упрется рогом, применит силу, и все опять станет спокойно. Может быть, это вообще последний шанс продемонстрировать людям, что вы на их стороне.

Да что же это такое! Почему, и в самом деле, куда бы ни сворачивал разговор, он превращался в конфронтацию, причем основанную исключительно на взаимном непонимании? Может быть, это чай плохой попался?
- Я и хочу тебе помочь!
Вопрос только, в чем помочь. Точно не в том, чтобы навешать на Кэмпбелла все то, что он мог бы сделать, тем самым облегчив аврорату работу по поиску настоящих преступников. Да, конечно, приговоры выносят не авроры, но стоило ли надеяться на то, что Визенгамот будет действительно вдумываться в дело, когда им на блюдечке с голубой каемочкой  подадут магглорожденного, который посмел вести людей против них - ну или большей части из них - и когда в качестве соуса к этому блюду предлагают еще и инферналов. Что можно из этого раздуть! Да "Пророк" после серии публикаций об этом процессе отобьет все убытки, нанесенные погромом, еще и в выигрыше останется. но Лич точно знал, что Алан не мог быть к этому причастен. То есть... он мог бы, но он не стал бы делать себе армию послушных мертвецов из магглов. Этот довод звучал ужасно, но для Нобби его было достаточно, чтобы понять, что Кэмпбелл ни при чем.
- Не надо ловить меня на слове, я возмутился вовсе не тем, что бы ищешь организаторов погрома, которые известны и мне, и тебе, а тем, что ты заочно приписываешь им еще и инферналов, имея для этого очень уж шаткие основания. Или имея сильные, но говоря мне только то, что сказала, и что я должен подумать?
Он потер обожженную руку, но от этого она заболела только сильнее. Что-то пошло не так, и  хуже всего было то, что Нобби даже знал, что именно, но не знал, что мог бы с этим поделать. Это было как то, что творилось сейчас в Лондоне: едва ли можно найти решение, которое понравится всем. А действительно правильное не понравится никому, но именно оно потом сможет привести к выходу из очень острой ситуации. Надо собраться с силами и принять это решение, но для того, чтобы такие силы найти, надо видеть, что не ты один идешь на уступки.
- Я не хочу посылать никого к черту. Я хочу, чтобы мы действовали вместе, сообща. Скажи, как ты хочешь, чтобы я тебе помог, и, если я действительно могу это сделать, я сделаю. Если я могу.
Не надо только предлагать запретить людям искать своего правосудия, если Визенгамот уже забыл само это слово. Лич знал, что не сможет сделать этого, точно так же, как Макгонагалл знала, что не сможет вместо того, чтобы выполнять приказы, в которых не будет ни слова о защите людей, просто помочь им сделать то, что они должны делать.Она не может переступать какие-то грани, не может и Нобби, и так или иначе, они никогда не окажутся на одной баррикаде. В лучшем случае - по одну сторону.
- Законы написаны теми же, кто пишет книги делящие людей на первый и второй сорт пофамильно. Ты на стороне этих законов? Или других, ненаписанных еще, но справедливых? Ладно, значит остается надеяться и верить в то, что ее не оправдают. Это сохранит в стране мир и спокойствие еще на какое-то время.

Да, Нобби мог бы подумать, что у нее есть такие основания. А Минерва могла бы сказать, что они есть, но она не может их сейчас раскрыть. Но она не говорила этого, и самое очевидное объяснение тому, что она не говорила, было то, что никаких оснований не было. Иначе бы с них она и начала, потому что, конечно, понимала, что будь перед ним действительно весние основания, Нобби не стал бы защищать никого, как и считать таких людей своими друзьями. И даже сейчас она умудрялась не говорить напрямую, что основания есть, а только предлагала догадаться с видом оскорбленного достоинства. Он хотел сказать это, но подумал, и только махнул рукой, глубже усаживаясь в кресле. Макгонагалл не готова была его услышать, а значит, что ни говори, слова обернутся своей противоположностью, ну или тем, что она захочет услышать.
- Может, начнем разговор с того, чем я, по-твоему, могу помочь? Тогда не придется тратить время на очерчивание границ, и можно будет пустить его на собственно помощь. Если ты хочешь, что я сказал тебе, где Кэмпбелл, я не смогу сделать этого: я не знаю. Если я могу сделать что-то еще, скажи, что. Хотя бы это ты можешь рассказать, пока идет расследование?
Минерва вовсе не делала шаг навстречу, она, похоже, не за этим пришла. Она выдвигала ультиматум, и только. Хочешь, чтобы мы были на одной стороне - это будет ее сторона и ее правила. Нобби внимательно разглядывал ожог на руке. Это очень помогало не сказать прямо сейчас в глаза, что он думает по поводу такого способа договариваться. "Если один из нас не передумает..." Наверняка под "одним из нас" Макгонагалл не себя имела в виду, но Нобби передумать не мог, и дело было вовсе не в знаменитом упрямстве, а в том, что он видел только одну цель и знал к ней только один верный путь.
Вдаваться в споры о законах, в тонкости формулировок о взятии заложников и препятствовании работе суда он тоже не стал. Спор был бы бесполезным, потому что не ему и не ей решать, как толпа отреагирует на нанесенные ей оскорбления, а иначе как оскорблением оправдательный договор ничем другим считаться и не мог. А вопрос и вовсе был риторическим. Нет, Нобби не собирался упразднять аврорат, а вот некоторые законы - да, ведь без некоторых законов и аврорат станет безопаснее. Ведь, как ни крути, по тому, что говорила макгонагалл, выходило, что авроры - не более чем инструмент власти ли, закона ли, а может, и того, и другого, а может, это одно и то же в их глазах. Инструмент, но не отдельная сила. Глупо уничтожать инструмент, он не виноват в том, что его используют не по назначению. Достаточно просто передать его в надежные руки.
Про прогнозы он вообще сначала не понял. Какие прогнозы, когда любому не слепому все ясно? Оправдательный приговор Дорее Поттер будет приговором миру в Британии. И что значит "говоришь просто так"? В первую секунду он не понял, во вторую - не поверил, а уже в третью пришлось признать то, что признавать не хотелось. Но разве это были слова Минервы? Так мог бы говорить какой-нибудь политический оппонент на трибуне перед аудиторией, где риторические приемы значат больше простого и человеческого, а совместных действий и правда никогда не будет, потому что победа может быть только одна, и победа - это поражение противника. Нобби покачал головой и сложил руки на груди. Он не собирался превращать свой дом и свою жизнь в трибуну. И никому не позволит этого делать. Со стороны Минервы было бы честнее и в самом деле упрятать его в Азкабан без суда и следствия, чем заявлять такое.
- Скажи, чтобы обвинять меня в том, что я собираюсь поднять людей на братоубийственную войну, у тебя тоже есть веские основания, о которых ты просто не можешь говорить? Что я, по-твоему, должен сделать? Запереться в квартире и умыть руки? Предоставить аврорату список тех, кому не понравится оправдание Поттер? Так завоевывают доверие? Так оказываются на одной с авроратом стороне? Я не понимаю, прости.

Границы, границы. Очерти границу и не смей заступать за тобой же самим выведенную черту, иначе - непонятно что именно иначе, но видимо, что-то ужасное, иначе бы Минерва не угрожала. Может быть, именно из-за ужасного Нобби не собирался давать обещаний, которые, возможно, придется нарушить. Он не мог предать друзей. Не мог предать общее дело. Но и помочь все равно хотел. Что и оставалось, кроме как развести руками?
- Я рассказал все, что знал. Честно рассказал, и многое даже не один раз.
Даже больше, чем собирался: один раз на допросе, где задавали совсем не те вопросы, которые должны были задавать, другой раз сейчас, когда сгоряча, и рассчитывая на то, что Макгонагалл ценит справедливость больше, чем букву закона, выпалил про то, что может случиться после суда. Он не должен был этого говорить. Теперь людям грозила еще большая опасность, и все же остановить их сможет только обвинительный приговор суда. Речами здесь уже не обойдешься и к мирным протестам призывать - это как колдовать с карандашом в пуках вместо палочки: вроде бы все правильно делаешь, и слова, и рукой машешь, а толку-то...
Возобновлять спор, доказывать, что судьи в комнате суда - не заложники, и должны оставаться на рабочих местах, пока не сделают свою работу как следует, он не стал, как и не стал говорить о том, что пора уже зайти хоть куда-нибудь, лишь бы перестать топтаться на месте. Лич и сам удивился, как ему удалось сдержаться и не высказать подобную мудрость, но кажется, теперь и правда лучше было промолчать, чтобы не превращать этот дом в поле совершенно бессмысленных словесных баталий, в которых не будет победителей, зато будет много растоптанных в пыль осколков давнишней дружбы.
И все-таки как так получилось? Когда для Макгонагалл абсолютом стали не нормальные убеждения, а законы, которые идут с этими убеждениями вразрез? Или, может, не идут? Может быть, приоритеты давно сместились, он просто не заметил? Но ведь она была на митинге, готова была помочь. Вопрос только лишь в том, кому именно. Впрочем, чего требовать от других, когда сам он все никак не может определиться, чем готов жертвовать ради своей, да и не только своей цели. И правда, как далеко он готов зайти, и как далеко придется идти на самом деле? Если бы все было так просто, как во всяких там старых историях: пожертвуй своей жизнью ради правого дела или спасись, - но никому не нужна была его жизнь, зато предательство - одних ради других или наоборот, - вот что было по-настоящему ходовым товаром и всегда актуальной ценой.
Нобби взлохматил волосы и тряхнул головой, освобождая ее от глупых рассуждений. Никого он предавать не станет. Он будет помогать аврорату. Но только не ценой чего-то действительно важного. Ну а пока Макгонагалл набросав кучу обвинений в сторону школьного друга, принялась в равной мере и за Нотта, можно было подумать об этом, вместо того, чтобы морочить себе голову абстрактными гамлетовскими радумиями.
-  Разве он писал что-то такое? - Он попытался припомнить, но письма оставили в памяти только что-то очень смутное, не память, а скорее ощущение, и оно было нехорошим, мутным. Такое бывают, когда тебя не просто пытаются обмануть, а делают это с особым цинизмом, принимая за идиота. - Признаюсь честно, я не вчитывался в эти письма. Должен был, наверно, но я злился, и все это казалось мне неискренним. Мне кажется, он не отрицал то, что использовал заклинание.
Нобби обошел кресло, на котором сидела Минерва оперся о его спинку локтями и нагнулся так, чтобы видеть письмо через ее плечо. Ничего нового письмо не гласило и никаких откровений в себе не таило. Лич хорошо помнил, что чувствовал, когда получил это впервые, но сейчас к этому добавилась еще жалость к Нотту, который был, по сути, совсем еще мальчишкой, и сомнения в том, что он понял его правильно. Умение разбираться в людях - вещь хорошая, но нельзя же все время полагаться на интуицию. Правда, чтобы полагаться на что-то более рациональное, письмо надо сначала понять, а Нобби уже на третьей строчке опять почувствовал, как увязает в формулировках, и с сожалением покачал головой.
- Он так путано пишет, как будто это обращение к палате лордов, причем, во времена королевы Виктории. Сам черт ногу сломит. Но кажется, он говорит о том, что просто растерялся, - он пожал плечами: сомнения сомнениями, но и скепсис не желал отступать. - Странная реакция на растерянность - темная магия. Да и не думаю я, что он мог рассчитывать на то, что я не замечу неожиданные перемены в своем к нему отношении, или что не расскажу о них.

Нобби кивнул. Он не представлял, что еще такого важного он может узнать, чтобы это могло продвинуть расследование. Разве что Кэмпбелл вдруг сам заявится, чтобы признаться в том, что делал инферналов, убил невыразимца и еще в чем-нибудь. Правда, Нобби не был уверен, что поверит в такое признание. Люди ведь иногда делают какие-то странные и на первый взгляд необоснованные вещи, берут на себя чужую вину, или вот пишут письма, на первый взгляд, ничего не значащие, а если начать вдумываться в слова, тоочень и очень многозначные.  Нотт в письмах говорил много, и толковать его слова можно было по-разному, но, по большому счету, он не говорил ни о чем. Лич перечитал строки еще раз и с сомнением ответил.
- Да, пожалуй. То есть, может быть. Может, он как раз пытается сообщить мне об этом. Он пишет о том, что ты могла сообщить мне о его показаниях, не тех ли самых, в которых он говорил о том, что был под империусом? А... - Нобби перестал смотреть на пергамент и то ли с нетерпением, то ли со страхом уставился на Минерву, - он действительно был?
Если так и было, то очень несправедливо было не доверять ему. Но Нотт ничего не сказал, он, похоже, был уверен, что Нобби и так все знает, а Нобби не знал, потому что кое-кто из авроров посчитал, что знать ему не обязательно. Ведь тайна следствия, конечно, важнее того, чтобы он узнал правду. Важнее отношения, важнее, в конце концов, человеческой жизни, ведь, может быть, если бы все произошло не так, то и Маркус сейчас был бы жив. Может, и нет, но как же плохо осознавать, что ты не поверил человеку просто из-за недосказанностей, которых могло бы не быть, если бы Макгонагалл с самого начала рассказала ему то, что его, между прочим, напрямую касалось. А потом Нотт взял и умер, и исправить все это недоразумение уже нельзя.
Лич вдруг потерял интерес к письму. Он резко выпрямился и отойдя от дивана, начал ходить по комнате. В голову лезли разные мысли, и их тут же отгоняли другие мысли, занимая место первых и не давая голове ни минуты покоя.
- Да, предложил, - ответил он, наверно, слишком резко, злясь в первую очередь на себя самого, а потом уже на тех, кто молчал о важном до последнего. - Я не пытался взять его на "слабо". Я написал, что если он говорит о том, что изменил свое мнение, мне, то он может сказать об этом и всем остальным. Если бы Нотты заявили о том, что поддерживают идеи равенства, это был бы большой шаг вперед для всех нас. Кто-то из чистокровных должен был заявить об этом первым, верно? Но он бы все равно не сделал ничего подобного.
Хотя он и написал, что собирается сделать. Но собираться - не значит осуществить, а написать, что собираешься - не значит собраться. Нобби пытался убедить себя в этом сейчас, хотя чревоточина сомнения все же появилась. Маркус собирался сделать заявление, а на следующий день попал в больницу и умер. Совпадение, просто совпадение. А что если нет? Мысль о том, что именно его письмо подтолкнуло Нотта к тем событиям, которые для него стали последними, заставила Нобби на ровном месте споткнуться, а вопрос Минервы и вовсе остановиться, и опять с неподдельным удивлением воззриться на нее.
- Нет, разве что мельком, когда приходил в архив. Ты что, думаешь, - он сам не видел в этом никакого смысла, но Минерва явно вела к чему-то такому, - это что подделка?

И верно, теперь уже не узнать. И почему бы Маркусу просто не сказать тогда просто и ясно: "Не виноват я, был под империусом", зачем все эти ухищрения с письмами и беспокойством о здоровье, зачем расчет на то, что Минерва передаст содержание допросов? Поверил бы Лич в это, будь оно сказано лично? Сложно сказать наверняка, сейчас сложно. Но как поверить в то, о чем не знаешь вообще? В любом случае, скажи Нотт обо всем сам, шансов на понимание точно было бы больше. Точнее, они бы в принципе были.
Минерва поправила оговорку, и, надо сказать, правильно поправила, но от этого стало еще тоскливее. Политические тонкости - кто кому противник, а кто кому не совсем - были совсем не тем, в чем Нобби ощущал себя как рыба в воде, и как же хотелось, чтобы не было всего этого, и можно было бы просто и честно отстаивать простые и честные вещи. Но так бывает только в сказках, хотя, наверно, и в сказках не бывает тоже.
- Да, кто-то из них. Думаю, и среди аристократии далеко не все уже противники. Но кто-то должен заявить об этом первым, громко и уверенно. Тогда подтянутся и остальные.
Не все, конечно, но все и не нужны. Главное - найти тот баланс, который позволит говорить, что общество поняло и приняло эти идеи, даже несмотря на то, что отдельные радикально настроенные личности не могут смириться с поражением. Отдельные - все еще против, а не отдельные - за, как это было сейчас. Хотя, конечно, в этом Лич больше рассчитывал на Альфарда или кого-нибудь еще, но не на Нотта, тот слишком ясно дал понимание о своих убеждениях, а Нобби не верил, что один разговор, проигранный спор или даже сестра, съездившая в Штаты, способны изменить те стены, которые человек выстраивает в своей голове с самого раннего детства.
- Я не знаю. Я на это и не рассчитывал. Ну, может, немного надеялся, что ошибался в нем, что у меня будет повод эту ошибку признать.  Глупо это все. Люди - не те, кем бы хотим их видеть, а те, кем они есть, и надо просто верить своим глазам.
Только такие вещи понимать надо было раньше. Когда шел предупредить Кэмпбелла о том, что ему лучше убраться, или еще раньше, когда впервые зашла речь о том, что надо переходить к решительным действиям в отношении тех, кто промывает людям мозги, то есть, газетчикам. Неужели непонятно было, какие именно действия имелись в виду? Нет, понятно, но как же не хотелось верить! Точно так же, как сейчас хотелось верить в Нотта.
Нобби растерянно кивнул на пояснения о письмах, думая совершенно о другом. Последние недели были по-настоящему сумасшедшими, но ничто не предвещало, что дальше будет спокойнее, поэтому запланированное надо было сделать как можно скорее, лучше всего прямо сейчас. Он вернулся в кресло.
- Минерва, мне кажется, я должен вернуть маячок. Это, - Лич отвлекся, чтобы налить себе чая и дать себе небольшую отсрочку перед серьезным разговором, - это неправильно, что ты срываешься меня защищать, даже не зная, сколько против тебя будет людей. В конце концов, теперь, когда они знают о маячке, они могут использовать его, чтобы подготовить ловушку. Я не хочу участвовать в этом. Не хочу потом винить себя в том, что люди пострадают по моей вине.

Судить о том, что сделает аристократическое кубло, Нобби не хотел. Для этого надо было знать этих людей чуть лучше, чем он их знал. Или намного лучше. Оставалось только немного раздраженно пожать плечами. Расставаться с мыслью о том, что стоит только кому-нибудь сделать первый шаг, как в мире воцарится счастье и справедливость, совсем не хотелось.
- Не знаю. И ты не знаешь. Наверно, это зависит от того, кто и как заявит.
В заблуждениях и в самом деле нет ничего предосудительного. Предосудительное начинается, когда из-за твоих заблуждений страдают и гибнут люди. Тогда понимаешь, чем плохо слепо доверять людям, особенно в такое время. А перестаешь доверять - теряешь что-то важное, даже толком не ясно, что именно, но это меняет тебя, сильно меняет. Например, как после такого верить в дружбу, если любой друг может оказаться предателем? А в людей как верить? А если не верить, то зачем вообще вот это все?
Дурные мысли. Дурные и никому не нужные. Все должно быть гораздо сложнее, чем сейчас кажется. Или гораздо проще? Нобби понял, что запутался. И то, что говорила Минерва ничуть не помогало распутаться в этих хитросплетениях.
Нобби только отмахнулся, когда началось про преступников. А то он не понимал? А то она не понимала, что цепочка всегда состоит больше, чем из одного звена.
- Это софистика, а ты поняла, что я имею в виду.
Конечно, он и не ждал, что Макгонагалл согласится сразу же. В конце концов, маячок был ее идеей, и выдавая его она, наверно, рассчитывала на что-то большее, чем то фиаско, которое в итоге вышло. А может быть, по гриффиндорской своей природе, хотела взять реванш. Только реванш мог обернуться еще большим поражением, вот чего она не учитывала.
- Ты сорвалась одна. Если бы не аппарация, подкрепление бы пришло, но кто сказал, что аппарации не будет и в следующий раз? или еще какого-нибудь "если бы не". Пока что своей помощью я добился только того, что уложил тебя в Мунго, не важно, что чужими руками. Это не помощь, это... это...
А может быть, наоборот, учитывала, но не планировала посвящать Лича в свои усовершенствованные планы. А это уже его не устраивало. В конце концов, совместными усилиями можно добиться намного большего, чем поодиночке. И что бы она ни говорила в порыве обиды, у них могут быть общие цели, и даже методы могут быть общими. Пусть не во всем, но в чем-то силы можно объединить. Он очень серьезно отпил чай, теперь уже внимательнее следя за краем чашки.
  - Единственный способ, как это может помочь - если ты позволишь ему сработать так, как он должен сработать. То есть, если я спровоцирую преступников на нападение, а отряд авроров возьмет их с поличным, или как это у вас называется. На это я согласен, а не на то, чтобы сидеть и ждать случайности, которая на следующий раз может тебе так дешево не обойтись.

Нобби посмотрел на однокурсницу и покачал головой. У кого-то из здесь присутствующих за годы стажировки в аврорате явно что-то в голове сместилось, если этот кто-то считал нормальным регулярно попадать в Мунго из-за работы. Что-то явно не так было с профессиональной подготовкой авроров, если они начинали считать своим профессиональным долгом оказаться в больнице. Нет-нет, конечно, это не вред, это такая помощь. В любом случае, разговор с Арабеллой как будто расставил все на свои места, и больше прятаться за чужие спины Лич не хотел.
- Нет, - если бы он только мог заставить свой внутренний голос звучать так же уверенно, как тот, который произносил сейчас эти слова вслух. - Нет, ты не сделаешь этого. Это должно быть запрещено.
Хотя Нобби не был хорошо знаком с полномочиями авроров, но ведь это и в самом деле должно быть запрещено, воспользоваться лицом человека без его ведома. Не в гриндевальдовской же Германии живем, в конце концов! Он поджал губы, задумавшись о том, говорит Минерва серьезно или просто блефует. Решив наконец что-то для себя, кивнул. Он мог и сам сделать это и на этот раз довести дело до конца, только на этот раз не до палаты в Мунго для себя, а до Азкабана для тех, кто решил, что лучший способ справиться с политическими конкурентами - физическое устранение. Лич знал, что может не только писать законы и ждать нападения, он знал, что он не бесполезен, даже если Минерва и относилась к нему скептически. И он собирался доказать свою небесполезность не только на политической арене. Нобби опустил рукав мантии, пряча под ним браслет. Ладно, хорошо, пусть будет. Правда, зачем упускать возможность вызвать авроров в нужный момент? Главное, подгадать этот момент правильно. Теперь это должно быть проще.
- Они ведь теперь знают про маячок, верно? Не станут нападать, зная, чем это должно обернуться?
Наверняка, опять же, сложно сказать. Нормальный человек так бы и поступил. Но эти могли и напасть, например, без использования магии, хотя это, должно бы им оченьпретить. Или подослать кого-нибудь. Еще они могли напасть на кого-то другого. Друзья могли постоять за себя, и это уже доказали. Семья... С семьей намного сложнее. Что бы он сам ни говорил, Нобби понял намек, если трагедию с семьей Милтонов вообще можно было так назвать. Только выводы сделал совсем другие, не те, на которые расчитывали убийцы.
- Мне нужно защитить свой дом. Там, среди магглов. Аврорат мне поможет сделать это официально?