Проплывающий мимо поднос принял на себя наполовину опустошенный кубок с вином. Ситуация с гостем, как и следовало ожидать, получила развитие, и Хэпзибе не хотелось бы упускать деталей этого развития. В том, что Малфой использует всех, собравшихся поесть его еду, для того, чтобы потешить собственное самолюбие и еще раз восхититься самим собой, не было ничего предосудительного. В конце концов, никто не дает приемы просто так, все хотят отдачи. Кто-то ищет деловых партнеров, кто-то пару для своих детей, кто-то пытается показать, что уж он-то ничем не хуже остальных, и может позволить себе пир, какая бы чума ни бушевала совсем близко, только руку протяни. Все используют друг друга, так уж повелось в этом прекрасном и великолепном сияющем мире магической аристократии. Или не стоит так сужать рамки? Может быть, не только аристократии и не только среди магов. Люди используют друг друга, потому что это в человеческой природе, искать для себя самое лучшее, протягивая другим руку только тогда лишь, когда ты уверен, что рука, которая вцепится в твою, не утянет тебя на дно, тогда, когда ты знаешь, что спасенный будет тебе благодарен. Благодарность - такая удобная разменная монета, не имеет точного эквивалента в золоте, поэтому будет стоить ровно столько, сколько захочет тот, кто протянул руку.
Барти, в некотором смысле, тоже протягивал руку, и был вправе рассчитывать на благодарность Норберта Лича в последствии. Так просто: пригласить его сюда не стоило ничего (пока что не стоило), но доброжелательное отношение, каким бы наигранным оно ни было, не могло не расположить Лича к Малфою. Он будет благодарен, если не за свой успех в светском обществе, то хотя бы за попытку, за то, чем Бартемиус пожертвует - а он непременно пожертвует, во всяком случае, Норберт Лич непременно узнает о необъятных жертвах Барти Малфоя - ради попытки пойти навстречу, пусть и неудачной попытки.
А собравшиеся здесь простят, даже те, кто сейчас кажется таким непримиримым, как Рэндалл. Потому что совсем скоро наверняка захотят в свою очередь использовать Малфоя. Простят и потребуют чего-нибудь за это прощения. Цепочка взаимного использования не прервется, потому что это и есть сама жизнь. Барти знает это, и смело играет на два поля. Впрочем, если бы он не делал этого, он не был бы Малфоем.
Раздумывая над всеми этими высокими материями, мадам Смит чуть было не упустила диалог, происходивший прямо здесь, под её носом. Диалог был не столь глубокомысленным и многозначительным, как речь Бартемиуса, но и пройти мимо было бы преступлением. Не из-за Хемингуэя, чем бы оно ни было, хотя похоже, что было маггловским. Маггловское Хэпзиба воспринимала спокойно, местами даже одобрительно. Почему бы и нет, если созданное магглами может быть полезно или приятно? Но она не озвучивала ничего подобного в приличном обществе. А вот двое юношей не стеснялись. При этом мистер Нотт не забыл сообщить, кто именно рекомендовал ему литературу. Казалось бы, скандала в их небольшой компании не избежать, ведь только что Рэндалл распекал Барти за поверхностное знакомство с магглорожденным, а тут такие откровения от юношей, которые никогда, абсолютно никогда не проявляли склонности и желания эпатировать. Сейчас грянет гром. Буря. Ну хоть бриз бы подул... Нет, Рэндалл Лестрейндж был целиком и полностью занят, он препирался с Барти Малфоем, при том, что прекрасно знал, что толку будет больше даже от того, чтобы воспитывать его павлинов. Чем это было с его стороны? Невниманием? О нет, женщина слишком хорошо знала давнишнего однокурсника, чтобы поверить в нечто подобное. Избирательным вниманием? Вот это точно было больше похоже на правду.
Она лучезарно улыбнулась всем по очереди: скромному не-министру Блэку, неожиданно заявившему о своей толерантности Маркусу, великолепной Элейн, которая была, похоже, в растерянности от такого моветона, Бартемиусу, чтобы показать, что его шутка удалась, пусть не все способны ее оценить, и, конечно, Рэндаллу. Последнему, наверно, многозначительнее всего, иногда пустые светские улыбки Хэпзибе ну совершенно не давались.
- Ой-вэй, Барти, ну что ты в самом деле! Я ничегошеньки не понимаю в твоей политике, а ты все о ней, да о ней. Совсем утомил. Может, ты наконец дашь знак музыкантам, и мы сможем танцевать?
А с Норбертом Личем она еще будет иметь беседу. Конечно, не в присутствии любопытных ушей, нет. Здесь нужен приватный и долгий разговор. Что-то в его голосе позвякивало галеонами.

- Возможно, мистер Лестрендж. Это очень возможно.- Нотт улыбнулся буквально на секунду, однако потом его взгляд вновь коснулся мужчины, который не должен был здесь находиться и уж которому точно не следует вести увлекательные разговоры с мисс Блэк. Увлекательные на столько, чтобы не обратить внимание на другого гостя.  А ведь Маркус старался быть дружелюбным и приветливым с этим грязнокровкой даже в обществе уважаемых людей, большинство из которых вряд ли бы оценили желание юного Нотта вовлечь мистера Лича в живое обсуждение чего-нибудь безумно важного, но такого же бессмысленного, как то, чем занимаются два вчерашних выпускника Хогвартса. Однако драгоценный гость Барти Малфоя почему-то решил проигнорировать дружеский жест племянника хозяина вечера и сделать вид, будто продолжает безумно интересную беседу с Вэл. Обидно. И неприятно. Даже очень неприятно, как он не понимает, какой чести удостоился и на какой риск шел сам Маркус, решив показать свои хорошие манеры по отношению к магглорожденному в таком-то обществе. Если бы не разговор со старшим Лестрейнджем, то юноша вообще вряд ли бы решился демонстрировать столько теплый прием очередной игрушке дяди, который явно получал удовольствие от того, какую реакцию у всех в этой зале вызывал мистер Лич. Впрочем… Что еще следовало ожидать от грязнокровки? Нотт достаточно насмотрелся на них в школе, чтобы знать, хорошие манеры для них вещь слишком сложная, фактически недосягаемая.
Однако в отличие от молчания мистера Лича неожиданное любопытство бывшего однокурсника к теме затронутой Маркусом, чтобы как-то оправдать (хотя это, наверное, не самое подходящее слово) свои действия, удивили юношу и заставили перевести свое внимание на младшего Блэка. Он никогда не знал хорошо Альфрада, по этому, наверное, и уловил в его речи слишком длинную паузу перед обращением к гразнокровке. Интересно.
- Нет, не часто. Однако могу признаться, что мистер Лич показался мне интересным и достойным собеседником. А вы знакомы? Пересекались в Министерстве?– теперь уже Маркус говорил не так громко, потому что эта неожиданная беседа с Альфрадом может быть, куда увлекательнее, чем попытки связаться к грязнокровкой, который этого и не хочет. Младший Блэк, пожалуй, единственный человек в этой комнате, о ком Маркус не имел четкого представления. Он брат Вальбурги, ну и что с того? Помниться, раньше, в школьные годы, он показывал достаточную терпимость к другим волшебникам из маггловских семей.
Только и этой беседе было не суждено перерасти во что-то действительно увлекательное. Молодых людей перебил хозяин вечера, который намеревался, судя по всему, узнать мнение каждого в это комнате, насколько он впечатлен появление на сегодняшнем приеме грязнокровки. Что же Маркус был впечатлен, но вот рассказывать всем о своем удивлении смелостью и непредсказуемостью дяди не собирался. Зачем? Если для дела будет куда полезнее, проявить чуточку интереса к фигуре главного гостя. Интереса, который, может быть, все-таки заставит мистера Лича обратить внимание на Нотта.
- Конечно, дядя, но боюсь, что мои соображения будут не столь цены, как высказывания других в этой зале. Знание истории не может заменить жизненный опыт. Но одно можно сказать наверняка, Британия не привыкла к резким переменам и боится их. Боится, что они станут не управляемыми, как в Европе. И только от нас, современников, зависит, насколько безболезненно наше общество пройдет второю половину двадцатого века. – Маркус чуть улыбнулся и обратился к Альфраду, чтобы иметь хоть какую-то возможность продолжить их разговор, когда внимание дядюшки к молодому поколению иссякнет. – Ты согласишься со мной, Альфрад? – еще одна улыбка, и юный Нотт уже хотел было сделать глоток из бокала, как к нему обратился еще и профессор Дамблдор. Маркус чуть склонил голову, высказывая учителю почтение и поспешил ответить на его с первого взгляда безобидный вопрос.
- Современной? Нет, профессор, современная литератору меня не прельщает ни маггловскаия, ни наша. В ней нет какой-то загадки или духа неизвестного нам времени, если позволите. Так что да, к этому автору мой интерес проснулся лишь по итогам беседы с мистером Личем, однако, мне кажется, что после знакомства с работами Хемингуэя, у меня должен будет появиться хотя бы один любимый современный писатель. У мистера Лича получилось меня заинтересовать. – Маркус Нотт обдумывал свои слова, хотя и так чувствовал, что его речь далека от совершенства. О чем он там говорил дяде? Об опыте? Да, без него будет не просто играть в игру, которую он задумал.

Собеседница то ли не поняла довольно прозрачного намека, то ли просто не захотела понять. Разговор, к которому она, похоже не испытывала никакого интереса, все продолжался, а Нобби не знал тех кодовых фраз, которые ясно дают понять аристократам, что делать это вовсе не обязательно. А может, ей и в самом деле было интересно? Может, у нее просто всегда такое лицо, как будто она сейчас умрет от скуки? С рождения или как результат долгих тренировок, мало ли что считается у них тут хорошим тоном? Как бы то ни было, Вальбурга затронула тему, по поводу которой Лич промолчать не мог, да и не очень хотел.
- Она имеет множество интереснейших нюансов, мисс Блэк. Расширяет кругозор, к примеру, не дает поверить в то, что проблема отсутствия равных возможностей для разных людей - это проблема всего мира, не дает поверить в то, что это не проблема, а норма. Неприкрыто демонстрирует внутреннюю кухню нашего законодательства: зрелище специфическое, но поучительное. И не только ежедневно подпитывает желание менять прогнившее в системе, но и дает непосредственную возможность делать это. Жаль, что места в Департаменте заняты, в основном, теми, кто не желает пользоваться этой блестящей возможностью, но это недоразумение - лишь дело времени, можете мне поверить и облегченно вздохнуть: перемены грядут.
Нет-нет, никакого сарказма. Разве не все вокруг искренне радуются переменам к лучшему? Ну, завить об этом точно бы никто не решился, а значит, можно было смело продолжать речь, тем более, Вальбурга задавала все новые и новые вопросы. Вот например, работают ли в иностранцами в Департаменте международного сотрудничества. Выражение энтузиазма даже подделывать не надо было, достаточно было позволить лицу вернуться в свое естественное состояние.
- Конечно, мисс Блэк. В самом деле интересно? - на лице Нобби отразилось радостное удивление, большей частью совершенно искреннее: кто же не любит поговорить о том, что его захватывает? - С радостью поделился бы с вами. Что именно вас интересует? Экономический взлет после того, как Европе удалось избавиться от тотального политического контроля? Быть может моральный подъем, когда люди наконец по-настоящему ощутили себя людьми и, разумеется, это не могло не пробудить лучшие качества в них и забытые уже лозунге о свободе, равенстве и братстве? Или, быть может, либеральные тенденции в политике? В постгриндевальдовской Европе произошло много перемен, большинство из них выводят эти страны на совершенно новый, современный уровень, дают мощный толчок к развитию. Я готов обсудить с вами любые, интересные вам, но отчего вы до сих пор сами не побывали там, чтобы лично убедиться переменах? Это было бы весьма познавательное путешествие, могу посоветовать вам некоторые особо интересные уголки.
Нобби не знал, что такое "это уже перебор", и не видел повода отказывать заинтересованному человеку в беседе и парочке интересных советов. А если человек был не заинтересован, то сам же и виноват: зачем было притворяться? Искренность - вот чего не хватает миру. Ну это, конечно, кроме равноправия и толерантности.
Бартемиус Малфой отвечал долгими и витиеватыми фразами. Лич сразу распознавал их: такими начинали разговаривать те люди, которые хотели что-то спрятать в своей речи. Еще раз с грустью подумав об искренности, Нобби разложил сказанное по полочкам и хмыкнул. Теперь уже и он сам не понимал, для чего было это приглашение. Малфой никогда и не собирался поддерживать его и либеральное движение, это было ясно как день. А теперь он еще и получил от своих неодобрением по голове. Сам попал в собственную яму, и было его немного жаль. Но брифинг, о котором он говорил, мог бы быть вполне полезным, а значит, и упустить его не стоило.
- Это тоже часть моей работы, мисс Блэк, - он улыбнулся ей, а потом опять повернулся к хозяину приема. - С радостью, мистер Малфой. И не только "Пророк", уверен полный и... настоящий текст нашей беседы захотят услышать и те люди, которые давно уже отказались от чтения этого издания из-за его предубежденности, ведь наверняка любой из присутствующих здесь был иногда достаточно внимательным, чтобы заметить в статьях некоторые неточности или упущения, которые немало искажали отражение глобальной картины. Увы, замечал и я, и, к сожалению, так и не смог определиться, должен ли усомниться в профессионализме сотрудников газеты или в их объективности, поэтому, на всякий случай, усомнился и в том, и в другом, как и многие бывшие и настоящие подписчики. Так что, если вы, конечно, не имеете возражений, мистер Малфой, я был бы рад пригласить также представителей других, пусть менее известных, зато пользующихся доверием изданий.
С самой невинной улыбкой он бросил взгляд в сторону четы Лестрейнджей, тем более, что с той же стороны выступил и Маркус Нотт и оттуда же промолчал Альфард. И молчание, и выступление были сами по себе довольно показательны. Лич пожал плечами, коротко вздохнул, напоминая себе, что верхом легкомыслия было рассчитывать на мгновенный результат. И неожиданно его внимание споткнулось об одну из фраз невыразимца. Фраза, которая продемонстрировала настоящие вершины наивности. Уже позже, думая обо всем этом он был благодарен голосу, который подвел его в самый подходящий момент так, что слышать его недоуменный вопрос могли разве что стоящие рядом собеседницы.
- Неуправляемыми?

Да, точно, она же, вроде, аврор, а авроры сдают зелья. Долохов когда сказал, Лестрейндж думал, он шутит. Начерта ли аврору зелья? Что он там будет варить, когда в него летят Авады? Долохов сказал, что Родни идиот, Родни подлил ему в тыквенный сок слабительного, Долохов полдня просидел в уборной, точнее, уборных, бегая с этажа на этаж до тех пор, пока не добежал до больничного крыла, тем самым доказав, что в критической ситуации зельеварение - это совершенно бессмысленный навык, даже простейший антидот не сделаешь.
- В приватной беседе. Сказал, что постоянно издает исправленные и дополненные варианты, и только на них купил себе небольшой домик в Финляндии, из сентиментальных соображений, кажется, у него там была первая любовь. Но только ты - никому.
Он поднес палец к губам в выразительном жесте, который точно должен был утвердить Минерву в решении держать это в строжайшей тайне. Впрочем, если и не утвердил, Родни расстраиваться не будет, потому что придумал эту историю сразу после ее вопроса, поэтому и Любациус вряд ли огорчится таким слухам о себе. Немного зная старичка, Лестрейндж уверен, что он сам распространял о себе намного более пикантные слухи на родине - там в Южной Америке их домиками в Финляндии не проймешь - и был бы только рад мировой мифологизации своего имени. Что там еще? А, ну конечно, Фламмель.
- Даю слово.
Еще один выразительный жест, на этот раз клятвенный. Если дойдет до Фламмеля, на эту встречу его точно пригласят. Может быть не сразу, но он всенепременно о ней узнает - потому что пригласят Тома - и тогда его пригласят тоже. Лестрейндж был уверен, что сумеет вовремя напомнить Слагги о некоторых привезенных издалека сувенирах, которые... не стоило бы принимать в подарок законопослушному гражданину, коим декан слизерина конечно являлся. И конечно, Родни никому о них не рассказывал. И не расскажет. Такие напоминания всегда неплохо действуют на людей, а Слагхорн вполне себе человек, может быть, даже больше, чем многие другие. И ничто человеческое ему не чуждо, в особенности, слабости.
Вот Малфою, например, не чуждо было павлинье. И немного драконье. Не зря он выбирал себе именно этих подопечных и не зря так рьяно охранял их. Понимая, что все, кто жертвует деньги на его заповедник, не брезгуют жертвовать не меньшие на изделия из кожи его любимцев. Да что там, Родни где-то в глубине души полагал, что часть популяции Малфой личным приказом отправляет на бойню: отчасти чтобы продать по частям, отчасти чтобы потом рассказывать о том, как ужасно убийство таких величественных и прекрасных созданий. Вдохновлялся.
- Нет, это довольно предусмотрительно. Сам использую перчатки только из кожи валлийских зеленых, они получаются самыми тонкими и при этом прекрасно нейтрализуют магию. Но не упоминаю об этом в присутствии Малфоя, и, как видишь, до сих пор жив и даже вполне здоров. Очень рекомендую этот способ.
Макгонагалл подхватывает тему об анимагии, и Родни моментально забывает и о Малфое с его драконами, и о Личе с его идеями, и вообще о многом, потому что готовится получить откровение, которого ждал уже несколько лет, в те моменты, конечно, когда вспоминал о своем интересе. Но увы, он получает только введение в тему, пусть и довольно вдохновенное. Более того, Минерва говорит очень быстро, настолько, что он даже не успевает вставить слово, не говоря уже о том, чтобы задать уточняющий вопрос. Как в воду смотрела! Бартемиус, опять он портит все этими своими выступлениями. И вообще, подрывает к себе доверие, потому что из-за него Родни проигрывает заключенное с самим собой пари. Он соглашается на встречу, что за идиот! И нет разницы, будет эта встреча с журналистами или в формате дружеской встречи за сливочным пивом: он соглашается. И как это понимать?
Видимо как очередной эпатаж. Родни смотрит на присутствующих в зале, и он вовсе не уверен, что люди готовы к такому эпатажу. Нет, в этот раз Бартемиус сбил планку, и ему придется еще долго расплачиваться за это. И за то, что не дал Лестрейнджу спокойно поговорить о важных вещах - такого судьба не прощает. Он уже и начал расплачиваться: вон как отец распекает его, пока не может добраться до любимого объекта приложения педагогических талантов. Смешно.
Родни буквально секунду сомневается, но когда собеседница отходит, направляясь к эпицентру заварушки, все таки идет за ней, хотя толком и не знает, зачем делает это, ведь ясно, что разговора не будет. Ну ладно, во всяком случае, там Вэл, и Вэл наверняка на взводе, а значит, может быть, будет весело. Но пока они не дошли до Вэл, и до центра, и до этого грязнокровки, который, наверно, был уже на последнем издыхании, и когда Малфой заговорит в следующий раз, наверняка расплачется, иначе зачем к нему так спешить, Родни все-таки говорит еще кое-что.
- Переписка - это совсем не то. Но я напишу. Назначу встречу в месте поспокойнее Малфой-балагана. Ты же придешь?