Не сказать, чтобы короткий разговор с Люси поднял Нобби настроение. В этом, конечно, не было ее вины, она-то искренне хотела поддержать, но он сам не готов был к этой поддержке. Принять ее, значило бы согласиться с тем, что не все потеряно, что первая попытка редко приводит к отличному результату,что надо продолжать работать в том же направлении, чтобы достичь чего-нибудь рано или поздно. Нобби же видел проблему в этом "рано или поздно", как видел её и в том, чтобы продолжать движение в том же направлении. Раньше он никогда не сомневался, что на правильном пути, но всего за несколько часов сомнения зародились и окрепли настолько, чтобы уверенно занять место в его мыслях и отказываться освободить их от своего присутствия. Лич не хотел войн и революций, не хотел беспорядков, не хотел крови, прекрасно зная, что однажды начавшись, такие процессы просто не останавливаются. Но еще меньше он хотел, чтобы страх перед всем этим вернул людей в то болото, из которого вчера они явно выразили свое желание вырваться. Кто-то решил, что устроить резню среди людей, виноватых лишь в том, что хотели для себя уважения, - это как раз то, что необходимо современной политике, но он ошибся. Ошибся, если думал, что это может остановить неизбежные перемены. Нобби знал, что его друзья его поддержат. Большинство его друзей, во всяком случае. Это его, как ни странно, тоже огорчало, потому что сейчас он с особой ясностью видел, что они с самого начала были готовы к чему-то подобному и с самого начала хотели более активных действий. Может быть, они были правы, может и правда политика непротивления злу насилием морально устарела. Первый и решительный шаг, в любом случае, был не за ними, им оставалось только дать достойный ответ.
Надо всем этим Нобби надо было хорошо подумать. Может быть, даже не в одиночестве. Например, сходить на пятый в палату к Августе, выслушать "а я тебе говорила", спорить с ней до хрипоты, зная, что она полностью поддерживает, что тоже не хочет делать ничего, что нарушит мир в стране. И наконец прийти к какому-то выводу, или не прийти, но получить пищу для размышлений, а не вариться постоянно в котле собственного непонимания. Общение с живыми людьми всегда помогало прочистить русло для мыслей, дать им возможность течь иногда в неожиданном направлении и приводить к свежим решениям.
Решив, что так и поступит, Нобби поднялся с больничной койки и уверенно направился к двери. От которой едва успел увернуться, потому что дверь распахнулась прямо у него перед носом, являя перед собой еще одну посетительницу.
- Флавия? - Утро было полно неожиданностей, Лич готов был увидеть здесь многих, но вряд ли Флавию Нотт, коллегу, которая никогда не поддерживала его, сначала оспаривая все то, что он пытался делать, а потом и вовсе избегая любых разговоров на политические темы. - Привет. Хочешь сообщить мне, что Департамент принял решение отстранить меня до окончания расследования?
Шутка, конечно, была не очень смешная, в первую очередь, потому что мало походила на шутку. Департамент мог. Впрочем, они бы, скорее всего, послали сову, а не секретаря, а может быть, просто ограничились бы тем, что аннулировали бы его пропуск, и обо всех переменах Лич узнал бы только лишь вернувшись в министерство.
- Проходи. Здесь не очень-то удобно, но у меня нет палочки, чтобы превратить этот стул во что-то приличное. И за мой вид тоже извини.

Ответ на свой вопрос он получил настолько серьезный, что сначала даже растерялся. Однако некоторый здравый смысл (почему-то голосом Августы) подсказал ему, что это все-таки шутка, и Лич запоздало усмехнулся. Конечно, никому не нужно от него избавляться. То, на что он так рассчитывал, то, к чему готовился - все потерпело крах, превратив его, в лучшем случае, в объект насмешек. До худшего, он надеялся, не дойдет, Минерва ведь сказала, что все живы, и никто сильно не пострадал. Кажется, она сказала именно это, хотя точно Нобби поручиться не мог, все, что происходило сразу после митинга, память превратила в такое месиво фактов, обрывков воспоминаний и тяжелых мыслей, что разобраться было совсем непросто.
- Врачи ко мне еще не заходили, но я думаю, меня выпишут уже сегодня, я в порядке.
Надо было бы сказать "чувствую себя отлично", но это было бы настолько откровенной ложью, что Нобби не решился.
Департамент был в замешательстве. Не сказать, чтобы Нобби это сильно удивило. Сколько он себя помнил, замешательство для Департамента было делом самым обычным. Быстро законодатели реагировали только на предложение повысить им жалование и ужесточить законы, регулирующие малый бизнес, так что здесь оставалось лишь скептически хмыкнуть, представив себе ближайшее заседание, скажем, завтра, на котором Лич собирался присутствовать.
- Непонятно, что делать? Мне кажется, наоборот, вполне ясно. Например, можно, наконец, задуматься о том, почему некоторые не считают тех, кто пришел вчера на площадь, за людей, готовы рисковать их жизнями, лишь бы заставить замолчать.
Думать - это, конечно, не делать. Но уже первый шаг. Для начала совсем неплохо. Увы, Лич был уверен, что если они о чем-то и задумаются, то совсем о другом. Например, ужесточат правила общественных собраний, и что тогда говорить о демократических свободах. Ну или отстранение. Само по себе не трагедия вселенского масштаба, конечно, вопрос лишь в последствиях. Нобби нахмурился и подошел к окну. Не то чтобы на улице было на что посмотреть, но во всяком случае, манифестантов с какими-нибудь плакатами в его поддержку тоже заметно не было. Магическое сообщество или быстро усваивало самые простые уроки, или просто не любило протестовать, предпочитая тихую и спокойную жизнь.
- Нет. Не будет никаких штурмов. Это совсем не то, что должно было произойти.
Да, простые уроки. Проблема была в том, что самым простым был как раз тот, который решили преподать оппоненты: хочешь быть жив и здоров, сиди дома и будь доволен. То, к чему призывал Нобби было намного сложнее. Усвоилось ли хоть что-то из них? Оставалось ждать и наблюдать.
- Почему ты просишь прощения? Это ведь не твоих рук дело, - он наконец перестал разглядывать улицу под окном и обернулся опять к Флавии. Наверно, самое время было удивляться, но Нобби вдруг обнаружил, что те эмоции, которые еще вчера в такой ситуации били бы через край, сегодня едва давали о себе знать. - Кстати, спасибо, что ты пришла туда, я был действительно рад тебя увидеть. Тебя ведь саму ничем не задело, верно?
В том, что "Пророк" не будет публиковать ничего в его поддержку, он не сомневался ни минуты. Так что это "почти не опубликованных" вызвало у него лишь невеселую улыбку: ясное дело, напечатаны лишь те письма, где люди возмущаются беспределом грязнокровок или обвиняют его лично в том, что он недосмотрел. И нельзя сказать, что они категорически не правы. Даже понимая, что никак не мог предупредить того, что произошло, Лич чувствовал свою вину в полной мере. Люди верили ему, когда пришли на площадь, а он этого доверия не оправдал - вот и весь рассказ. За это он готов был отвечать, но пока что, как ни странно, не было желающих спросить.
- Нет, авроры тоже еще не приходили. Или может, начали с остальных палат или ждут утреннего обхода. А может, решили, что я не очень хороший свидетель, и в этом они правы, боюсь, я упустил все, что там происходило, пока, как ты говоришь, решил блеснуть пафосом, - он задумчиво почесал лоб и пожал плечами: версии, по правде сказать, были так себе. - Хотя это довольно странно, я, честно говоря, ждал, что они придут первыми.

Нобби покачал головой. Вообще-то он был рад, что лгать о своем самочувствии не пришлось. Флавия слишком просто его раскусила. Да, о "все в порядке" речи и не шло. Но его личные провалы не должны были стать проблемой его гостей. Он попробовал улыбнуться, и отчасти даже получилось. Поддержка, пусть даже с такой неожиданной стороны, особенно с такой неожиданной стороны, была очень кстати. Но, увы, согласиться с тем, что говорила Флавия, Нобби не мог.
- Моя вина в этом тоже есть. Я дал людям понять, что держу ситуацию под контролем, но не держал.
Вот значит как аристократы обращаются с гостями. Интересные методы. Впрочем, все равно. Лич не считал себя в этом мире гостем и не собирался уходить отсюда по первому же намеку гостеприимных хозяев. Этот дом они делят на равных, и придется кое-кому смириться с таким положением дел.
- Это может измениться. Нет, это просто обязано измениться. Не само по себе, конечно, но теперь, когда чиновники своими глазами увидели, что некоторые считают себя выше закона, они наконец должны предпринять что-нибудь.
Нотт однако не остановилась просто на поддержке. Она давала советы о том, как обращаться с людьми, которых хорошо знала, с людьми, которые окружали её с самого детства, были ее родственниками и, может быть, еще и друзьями. И советы эти отнюдь нельзя было назвать дружескими. Нобби несколько секунд смотрел на неё, припоминая давнюю беседу с еще одним представителем "хорошей" фамилии, а потом вдруг рассмеялся.
- Прости, Флавия. Я смеюсь не над тобой, а над ситуацией. Ты не первый представитель "Священных двадцати восьми", который говорит мне, что с аристократией надо быть жестким и поставить их в ситуацию, когда им придется выбирать между поддержкой либерального движения и чем-то еще более для них неприятным. И я даже не знаю, радоваться ли мне такой сознательности или приходить в ужас. Я не хочу гражданской войны, Флавия. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы перемены произошли мирно. Но они должны произойти.
Даже если все мои усилия не сработают.
Хотел удержаться от этой мысли, но она все равно была быстрее, а уже через секунду Лич и думать о ней забыл, потому что следующий вопрос Флавии выбил его из колеи. И в самом деле, почему он так думает? Потому что хорошо её знает? Глупо. Потому что она его поддерживает сейчас? Тоже ерунда. Потому что думать так удобно? Вот это уже больше похоже на правду.
- Потому что... Потому что у меня нет причин обвинять тебя в обратном. Ты - хороший человек, и искала бы другие пути, чтобы отстаивать любые свои убеждения. Но если я ошибаюсь, сейчас у тебя есть уникальный шанс закончить всю историю быстро и без лишней крови.
В конце концов, вряд ли кто-то знал о том, что она здесь, разве что столкнулась с Люси в дверях, но ведь могла навещать кого угодно. А у него нет ни палочки, чтобы защититься, ни желания защищаться. Что же проще - убрать с пути одного из тех немногих, кто пытается расшевелить людей? Если убрать всех - а их всего не больше десятка - то, быть может, людям опять начнет казаться, что их все устраивает.
Нобби, конечно, и не думал, что Флавия собирается его убить, он не верил, что может настолько ошибаться в человеке, пусть и не близко знакомом, но все-таки том, с кем несколько лет проработал бок о бок. Да и слова, скорее всего, вырвались у нее случайно - все были немного на взводе. Просьба о прощении тоже могла быть случайной, но то, что она продолжала эту беседу, говорило об обратном. Нобби подошел ближе, серьезно посмотрел девушке в глаза и положил руку ей на плечо. Если она знала, кто устроил вчера этот разгон, убедить её сказать, было чертовски важно. Лич прекрасно понимал, чего хочет от неё, ведь, в конце концов, раз она смогла услышать какие-то шуточные фразы, значит, те люди были ей не совсем чужими. Но на кону стояло что-то большее, чем дружба с подонками, играющими человеческими жизнями.
- К каким фразам? Флавия, пожалуйста, хватит говорить загадками. Тебе известно, чьих это рук дело? Скажи. Этих людей надо остановить, сами они не остановятся. Они опасны, опасны для всех, а не только для тех, кто поддержал нас вчера. Ты ведь и сама это понимаешь, правда?

Нобби собирался что-то ответить, даже воздуха набрал для проникновенной речи, но промолчал. Может быть, в чем-то Флавия и была права. Если бы чиновники готовы были менять что-то, разве спускали бы на тормозах все его попытки? Пугало то, что слова Нотт были слишком созвучны его собственным мыслям. Тем из них, которые ему совершенно не нравились, но отделаться от которых он не мог. В конце концов, если Флавия, Гойл, Альфард Блэк, если даже среди тех, кто должен первым беспокоиться о безопасности своей и своей семьи, говорят о том, что надо принимать более жесткие меры, может, они правы, со стороны виднее и стоит прислушаться? И все же...
- Не думаю, что комуннисты или немцы - это те, с кого нам стоило бы брать пример. Я бы не хотел чего-нибудь подобного для Британии.
Кто бы мог подумать, что тоталитаризм мог чем-то привлекать людей. С самого детства Лич вырос на идеях о том, что это плохо, что необходимо стремиться к демократии в лучгих ее проявлениях. Оказывается, не все могли с этим согласиться, кто-то действительно желал твердой руки.
Нобби представидл сеьбя в военнообразном кителе, с усами и трубкой в зубах и невольно усмехнулся. Нет, у него не получится. Может, разве что, Августе предложить.
- Я уверен, что не ошибаюсь на твой счет, Флавия. Я неплохо разбираюсь в людях, и фатальных ошибок еще не допускал. Хотя может иногда и рад был бы допустить.
А еще он был уверен в том, что даже если это была неудачная шутка, особенно, если шутка, шутников надо остановить. Если им смешно бросать в людей воспламеняющими заклинаниями, если смешно лишить воли другого человека, сделать его опасным и выпустить на переполненную плтощадь, то что же будет, когда они начнут действовать всерьез? Нобби ждал, пока девушка соберется с мыслями и придет к такому же решению, и она пришла. То, что она сказала, заставило Нобби широко раскрыть глаза в изумлении и переспросить.
- Лестрейндж? Один из тех, кто управляет "Пророком"? Но зачем? Так они теперь обеспечивают себе материал для публикаций?
Был правда еще один Лестрейндж. Тот, о котором в свое время предупреждал его Альфард. И в той беседе, в которой прозвучало предостережение, он фигурировал не один, а в связке с еще одним своим однокурсником-аристократом. Нобби положил на плечо Флавии и вторую ладонь, как будто смог бы так удержать ее, если бы она вдруг захотела уйти, и опять поймал ее взгляд.
- А твой брат, Флавия? Маркус тоже в этом замешан? Они ведь друзья, верно?

Она была права и не права. Верно, нельзя строить на обломках старого, это то, что Нобби сам несколько дней назад доказывал Минерве. А Минерва в ответ говорила, что это всего лишь метафора, и тоже была права, упрощать все - большая ошибка. Когда упрощаешь, сводишь все к словам, забываешь, что на ними стоят человеческие жизни, и что "избавиться от ветхой и опасной постройки" значит убивать. Что это будет за фундамент?
- Нет, я так не думал. А ты думала, я хочу вписывать постулаты про свободу, равенство и братство на страницы истории чистой кровью? Если да, мне придется разочаровать тебя.
Его голос звучал намного тише, чем Нобби хотел бы, и намного менее уверенно. И все-таки в нем оставалось хаффлпафское упрямство, которого у него всегда было в избытке. И только это упрямство и его собрат - чувство противоречия - не позволяли согласиться с девушкой на месте, хотя бы глубоко в душе, но целиком и полностью согласиться. Должен быть другой путь. И он найдет его, даже если придется лично его прокладывать. Радовало то, что на этом пути он будет не один. Даже после всего, что произошло, он был уверен, что Минерва все еще не хотела войны, потому что слишком хорошо познакомилась с ней в маггловском мире, и Августа тоже не хотела. И еще несколько человек, которых можно было бы назвать поименно и пересчитать на пальцах одной руки. Но количество не так важно. Главное - идея. Главное - дать людям понять, что истребление тех, кто от них отличается, не выход из проблемы - а лишь переход на новый уровень. Хотя, конечно, кто-то всегда будет против. Лич уже подозревал, кто именно, но совсем не ожидал увидеть Нотт в этих рядах.
- А чего хочешь ты сама, Флавия? Это ведь и принципы твоих предков, разве не так? Но ты с таким придыханием говоришь про революцию, как будто уже завтра готова сама идти на баррикады. Почему? На чьей ты стороне?
Взрослый разумный человек, который бы убил его, если бы только подвернулась возможность, заставил Нобби скептически хмыкнуть. У Нотт были необычные понятия о разумности, и все же Лич принял информацию к сведению. Хотя то, что она говорила про своего брата, интересовало намного больше. Значит, Маркус был не в восторге. Обычно "не в восторге" обозначало вовсе не отсутствие восторга, а намного более неприятные чувства. Нобби не хотел верить в это, поверить - значило бы упустить доверие к еще одному человеку, которого он не знал, а это плохая потеря. И все-таки, стоило сыграть ва-банк. Необходимо знать наверняка.
- А какой он? Я верю тебе, верю, что это не его выходка. Но если он не в восторге, и ты об этом знаешь, он ведь, наверно, тоже не сидит сложа руки? Прошу тебя, Флавия, подскажи, с какой стороны мне ждать удара. Мы же оба не хотим, чтобы опять пострадали люди.
Или не оба? Но терять веру еще и во Флавию было бы слишком для одного дня, хотя девушка делала все, чтобы усомниться. Вот например, предлагала промолчать перед аврорами о том, что, быть может, организатор преступления против народа совсем рядом и сейчас наверно безмятежно отсыпается в своем безопасном доме, чтобы потом вернуться с новыми силами. Лич отрицательно покачал головой, как будто не верил, что она может предложить что-то такое на полном серьезе.
- Он опасен, Флавия. Опасен для всех, а не только для меня. Для тебя тоже. И для твоего брата - в особенности. Не сказать об этом аврорату - значит позволить ему и дальше действовать в том же духе. Я не буду называть твое имя, думаю, на это у меня есть полное право. Но промолчать я не могу, и не хочу молчать, пойми.