Прощай, стажировка, и здравствуй, жизнь настоящего аврора.
Наверно, в такие моменты положено радоваться. Как же, три года послешкольной учёбы ради того, чтобы получить заветный значок! И ещё в мае Антонин с нетерпением и предвкушением ждал выпуска. Не потому что ему так сильно хотелось стоять на страже порядка, установленного нынешним откровенно некомпетентным правительством, просто значок аврора давал больше возможностей, больше простора для преследования своих целей. И ведь совсем не этим он руководствовался, когда подавал документы в аврорат, но за время стажировки вошёл во вкус, оценил по достоинству открывавшиеся возможности, и его уже даже не задевало папино ворчание о том, что с такой профессией он ничего в жизни не добьётся.
Вот только чем ближе подбирался день выпуска, тем сильнее Антонину становилось… боязно? Да, пожалуй, подходящее слово. Как будто с началом настоящей аврорской карьеры, он становился на совсем другую, куда более шаткую и скользкую ступень, возврата с которой уже не будет. Только полёт в пропасть. Как будто он готовился с большой высоты прыгнуть в море. Давно готовился, привык к этой мысли, даже уверенностью обзавёлся, так что страха уже нет, а есть навязчивые опасения. И ведь не объяснишь толком, откуда они взялись. Не от нежелания нарушать закон, точно. Антонин своими шалостями в свободное от работы время уже заработал себе на очень внушительный срок в Азкабане, ему не привыкать.
Так что после выпуска Антонин тихонько засел в отделе, стараясь быть как можно более незаметным и не попадаться лишний раз на глаза начальству. Себя он оправдывал попеременно тем, что завтра непременно прекратит валять дурака, и тем, что не за поиском же преступников он в аврорат пришёл, в конце-то концов.
А потом умер Маркус.
И ступень, на которой Антонин нерешительно топтался, опасаясь сделать следующий шаг, начала крошиться под ногами, уже не оставляя выбора и времени на раздумья. Откуда-то пришла иррациональная уверенность, что не проведи он этот месяц в блаженном ничего-толком-неделании, и смерти друга не было бы, потому что… А мало ли почему? Просто потому что!
И Том куда-то пропал.
Перескажи он это кому-нибудь из коллег, наверняка бы услышал, что вот он, первый подозреваемый. Но Антонин-то знал, что Том ну никак не мог быть замешан в смерти Маркуса. Никак. Точка. Зато неизвестный убийца мог бы угрожать и ему. Кто знает, может, он подобрался так близко, что у Тома просто не осталось времени и возможности обратиться к кому-нибудь из них за помощью? Может, Том уже?..
Нет, заканчивать эту мысль Антонину не хотелось. Вместо этого хотелось впервые за последний месяц заниматься тем, к чему он три года готовился.
И теперь, вместо того, чтобы прятаться от любого, кто мог бы осчастливить его серьёзным заданием, Антонин сам с утра пораньше отправился прямиком в кабинет Эльфинстона Уркхарта.
- Доброе утро, мистер Уркхарт, - с порога поздоровался Антонин, подошёл к столу и замер, сомневаясь стоит ли ему садиться. - Мне кажется, прошло уже достаточно времени с момента выпуска, чтобы я окончательно убедился, что кабинетная работа не для меня, - Антонин выглядел смущённым. Перед тем, как начать разговор, он думал, стоит ли изобразить перед начальством яростное стремление не медля больше ни секунды вступить в бой с врагами министерства, но решил, что это плохая идея. Во-первых, слишком уж резкой был получилась смена настроения, а во-вторых, Антонин боялся, что, увлёкшись, сорвётся на откровенное кривляние с цитированием глупых лозунгов. - И когда в стране происходит такое… - “Грязнокровки в конец обнаглели, а министерство только лишь беспомощно разводит руками. Кошмар же!” Он взглянул прямо в глаза шефу и закончил с должной решительностью: - Мистер Уркхарт, позвольте мне заняться чем-нибудь по-настоящему нужным!
Вообще-то Антонин и сам прекрасно понимал, что по-настоящему нужной может быть отнюдь не только полевая работа, но аврору, только что закончившему стажировку, обычно так не думают, так что почему бы и нет?

Антонин очень постарался, чтобы на его лице не отразилось всё, что он думает о министерстве и его нейтралитете. Ну или хотя бы, чтобы отразилось не всё.
Министерство пока что в нейтралитете…
Как ведь солидно звучит. Внушает чувство стабильности и уверенности в завтрашнем дне. Давайте лучше назовём вещи своими именами: министерство трусливо поджало хвост, надеясь, что буря минует как-нибудь без их участия, и всё, как по мановению волшебной палочки, вдруг вернётся в прежнее лениво-размеренное русло. Не вернётся. Потому что всякие выродки вроде Лича, раз нащупав слабину уже не оступятся и будут упрямо расшатывать многовековое древо устоев, пока кто-нибудь их наконец не разгонит да так, чтобы впредь было не повадно лезть не в свои дела, или пока древо не рухнет, похоронив под собой добрую половину горе-реформаторов. А министерство так и будет бояться сделать лишний шаг, чтобы ненароком не вызвать народного неодобрения, не понимая, что их драгоценное общественное мнение уже давно подстраивают под себя другие, более решительные и наглые.
- Да, я понимаю, - смиренно и с толикой умеренного уныния в голосе признал Антонин, и не удержался от того, чтобы уже гораздо воодушевлённее добавить: - Мы не вмешиваемся в политику, но и не можем её игнорировать, ведь иначе не увидеть всей картины. А политика не то, в чём можно хорошо разбираться, только наблюдая издали.
Долохов одёрнул себя, сообразив, что с апломбом излагать прописные истины, вероятно, не самый лучший выбор в разговоре с начальством. На всякий случай, он ещё раз смутился.
А вот скрывать свои эмоции при виде вываленной на стол кучи документов Антонин не стал. Серьёзно, неужели кто-нибудь считает, что аврор-новобранец, загоревшийся желанием совершить “что-нибудь по-настоящему нужное” (читай, как минимум раскрыть заговор национального масштаба), с восторгом или хотя бы равнодушием воспримет идею тратить лучшие годы жизни на всяких мелких лавочников и их убийц? Особенно, “когда в стране происходит такое”.
И всё же он неохотно подошёл, открыл верхнюю папку и пробежался глазами по строкам, не вчитываясь в текст, а просто давая себе время подготовиться к следующим словам.
Вы же не думали, мистер Уркхарт, что вчерашний стажёр мнётся и теряется только от того, что вдруг решился обратиться с просьбой лично к главе аврората?
- А кто занимается убийством Маркуса… Нотта? - выпалил он. Факт убийства ещё, конечно, нужно доказать, и Антонин был готов выслушать очередное нравоучение вроде того замечания про министерство и нейтралитет. Небольшая пауза, чтобы перевести дыхание, а дальше необходимые пояснения: - Я знал его… То есть мы учились вместе. И потом ещё… общались. Ну, вы понимаете, - конечно, чистокровный Уркхарт должен понимать, как оно бывает в их тесном кругу, и Антонин предоставил ему самому домысливать частоту и откровенность общения. А он уточнит, если понадобится. - Я мог бы помочь.
Впутать себя в историю с Маркусом Долохов не боялся. Он вообще не понимал, почему к нему до сих пор ещё не обратились со вполне очевидными вопросами. Видимо, слишком частое и тесное общение с грязнокровками сказывается, раз Эльфинстон забывает, что представители некоторых родов предпочитает держаться вместе, особенно если их ещё и общая факультетская гостиная связывает. Или он просто не относит Долоховых к числу этих некоторых?
Впрочем, ладно. Так даже лучше. Мало ли что Антонин мог бы наговорить сгоряча.

Если бы Антонин был Элфинстоном Уркхартом… Нет, это слишком сложно вообразить, точнее будет так: если бы Антонин был главой аврората, верящим в закон или справедливость - кстати, любопытно, что из этого для шефа важнее? - он бы всё равно не стал пренебрегать возможностями, которые предоставляет, скажем так, общение с нужными людьми. Или Уркхарт этим и не пренебрегает, просто не считает нужным рассказывать о таких вещах молодым и зелёным?
Как бы то ни было, сейчас было не время и не место для подобных споров, и Антонин просто кивнул. Мол, да, понял, подходить слишком близко не буду. Дал бы ещё кто-нибудь точное определение понятия “слишком близко”...
Конечно, расследованием убийства Маркуса не занимается никто, потому что убийства как такового не было, пока не доказано обратное. Исправляться и уточнять, кто расследует обстоятельства смерти Маркуса, Антонин не стал. Зачем? Уркхарт ведь и так понял, что Антонин хотел сказать, и к тому же озадачил его весьма интересным вопросом.
Знает ли он что-нибудь, что позволило бы переквалифицировать дело и при этом не отправило бы их всех - его, Тома, Родни, Вэл и остальных - в Азкабан? Вопрос был сложный. Знай он хоть что-нибудь об убийце друга, он бы наверняка придумал убедительную историю, направившую аврорат в нужном направлении, а ребята бы поддержали. Но сейчас Антонин знал, возможно, даже меньше, чем было известно имеющим доступ к делу Маркуса коллегам, и вызванное этим ощущение растерянности уже начинало изрядно раздражать.
И пока Антонин перебирал возможные варианты, Уркхарт, видимо, решивший, что молчание подчинённого означает отсутствие у того важной информации, задал ещё один вопрос, на этот раз по-проще.
- Почему же? Я возьму… что-нибудь, - по голосу Антонина было очевидно, что мысли его занимает отнюдь не стопка дел на столе. - Праудфут вёл их все, а у меня пока ничего нет…
“Поэтому я могу взять несколько, и у меня ещё останется время на что-нибудь не такое бесполезное”, - окончание фразы повисло в воздухе непроизнесённым. Всё-таки как что-то само собой разумеющееся утверждать, что он, только что окончивший стажировку, абсолютно уверен в том, что ничуть не уступает в профессиональных качествах старшему аврору, было бы наверно слишком самонадеянно.
Антонин даже предпринял ещё одну попытку знакомства с делами Праудфута, и теперь его хватило аж на четыре страницы беглого просмотра.
- Мистер Уркхарт, - в конце концов вернулся к прежней теме Антонин, - я понимаю… У меня нет доказательств, но ведь таких же совпадений не бывает! - Долохов сам себе поставил “Превосходно” за “аргументацию” и задумался, не слишком ли он перегибает палку. Нет, определённо, тут не хватало зерна здравого смысла, поэтому Антонин принялся излагать свою версию. - Я считаю, что всё это связано ещё с тем нападением на Лича. Нотт ведь тогда был не один, а тех двоих так и не нашли, и… Вам не кажется странным, что Лич сумел опознать только Нотта? Возможно, именно этого и хотели нападавшие? Я не знаю, с кем связался Маркус, но, мне кажется, что эти люди были заинтересованы не столько в устранении Лича, сколько в разжигании очередного скандала о ничем не спровоцированном нападении чистокровных на весьма заметного магглорождённого политика. Может быть, чтобы повлиять на рассмотрение дела Поттер, может быть, ради чего-то ещё. Я думаю, именно поэтому один из нападавших напал на Нотта вместо того, чтобы попытаться уйти вместе с ним, ведь им нужно было непременно связать Маркуса с этим нападением. А ему, наверно, объяснили потом, что это всё для его же блага. Вот только Маркус был хоть и весьма впечатлительным, но не полным дураком. Возможно, он понял, что его попросту используют, и что-то пошло не так. И когда неизвестные сообщники окончательно поняли, что Нотт вышел из-под контроля, от него избавились. Хотя у меня, конечно, недостаточно информации, чтобы судить о том, что именно произошло.
Антонин ненадолго замолчал, а потом скромно закончил:
- Конечно, это лишь мои домыслы… В любом случае, вы же и сами понимаете, что я могу быть полезен в этом расследовании. Я знаю лично многих из тех, с кем придётся иметь дело, - что можно рассматривать и как существенный недостаток, поэтому: - И вместе с кем-нибудь более непредвзятым мы могли бы наиболее эффективно подойти к расследованию.

Да, видимо, Уркхарт тоже считал, что Антонин сегодня не блещет рассудительностью и взвешенностью суждений. Но ведь ему пока можно, так? В этом же и состоит некоторое, похоже единственное, преимущество его возраста. Главное не переборщить. Разумеется, Антонин изобразил на лице смесь смущения и вялого недовольства издёвкой, но от дальнейших комментариев сдержался.
К тому, что разговор уложится в идиллическое “Мистер Уркхарт, а дайте мне дело Нотта”,  - “Хорошо, бери” Антонин и раньше не верил, хоть и чуть-чуть надеялся, а потому - пусть и не удержавшись от вздоха - без возражений сел напротив начальства и замер в ожидании вопросов.
- Я уверен, что Нотт действовал в сговоре, и предполагаю, что он в какой-то момент сильно разошёлся во мнениях с сообщниками, - поправил Антонин. - Быть может, осознал ошибку, быть может, разочаровался в их замыслах или узнал что-то такое, что повлияло на его решимость в них участвовать. Между верностью союзникам и желанием их выдать существует немало промежуточных стадий.
Антонин всё дальше уходил от настроя в начале этого разговора: мнущийся новобранец зашёл к шефу, чтобы несколько неуклюже просить “серьёзное дело”. Но разве не такого поведения стоит ждать от неопытного, но толкового - Антонин очень надеялся, что может отнести себя именно к категории толковых - аврора с некоторой предрасположенностью лезть туда, куда аврорам с их нудным нейтралитетом лазить не положено?
- Но я считаю, что какие-то, не открывшиеся до сих пор замыслы, действительно имели место. Иначе я не могу… пока не могу, - быстро поправился Долохов, - объяснить, как Маркус раз за разом оказывался в Мунго. Точнее, зачем он там оказывался. Если его хотели убить, то как-то странно… - Антонин пожал плечами и вообще всем видом попытался выразить своё отношение к таким “профессионалам”. - А для попытки запугать - слишком публично. Нет, мне кажется, рассчитывали специально привлечь внимание аврората к Маркусу. Возможно, от него ждали каких-то определённых показаний…
Всё, дальше рассуждать, не имея информации, если не о том, что же случилось на самом деле, то хотя бы о том, что известно аврорату, было сложно и чревато неприятностями в случае слишком наглого шага.
А вот Уркхарт хотел точной информации, и Антонин его, конечно, понимал, но легче от этого не становилось. Если бы он только знал, на кого валить ответственность, то тут же бы появились и новые идеи, и новые знакомства, и вообще много чего захватывающего и интересного. Если бы он только знал… В этот момент Антонин особенно остро ощутил сколь ничтожны его опыт и связи в общей картине британского министерства и аристократии, но унывать по этому поводу времени не было.
- Мне кажется, на него произвело сильное впечатление то пророчество, на приёме у Малфоев. Вы же знаете, да? - после некоторых раздумий неуверенно “припомнил” Антонин. - Последние месяцы мы нечасто общались. Выпускные экзамены, подготовка к ним, потом как-то не складывалось… Он вроде бы решил, что с про… - Антонин, занятый взвешиванием ответа, чуть не ляпнул “с проблемой грязнокровок”, но вовремя поправился, - ...движением либеральных взглядов нужно что-то делать, и если бы он столкнулся с единомышленниками или теми, кто сыграл роль единомышленников… - Антонин покачал головой. - Я ведь уже говорил, что Маркус был весьма впечатлительным.
А теперь Элфинстон захотел не только информации, но ещё и план расследования.
- В первую очередь я бы ознакомился с материалами дела, - не сумел удержаться от небольшой колкости Долохов.
Нет, серьёзно, как он может строить планы - ну кроме совершенно общих заявлений, вроде опроса свидетелей и прочей ерунды, - если даже не знает, что, чёрт побери, произошло в Мунго? Маркус умер, причина неизвестна, никаких свидетельств в пользу убийства кроме здравого смысла нет, общедоступной информации о нападении тоже нет. О каком плане может идти речь?!
Хорошо хоть ответы на такие вопросы положено обдумывать. А то ведь каков соблазн был ответить что-нибудь банальное и бессмысленное.
- После я бы поговорил с его однокурсниками, без ордеров и не размахивая аврорским значком. Просто поговорил бы, - и поддавшись какому-то порыву, он искренне и твёрдо добавил, глядя прямо в глаза Уркхарту: - Я в любом случае это сделаю, просто сейчас - не самое лучшее время. Позже, когда всё уляжется хоть немного, - вздохнул, ненадолго прикрыл глаза. - Я не уверен, что из этого выйдет что-нибудь дельное, но поговорить обязательно надо. Кроме того, я бы хотел встретиться с Норбертом Личем, так как предполагаю, что нападение на него связано с нападением на Маркуса, и если я прав, то корни стоит искать не среди его очевидных оппонентов, но среди тех, кто, оставаясь в стороне, заинтересован в дальнейшей дестабилизации обстановки и кому, возможно, Лич попросту мешает. Я слышал, что отец Маркуса вернулся вовремя, чтобы ещё застать сына живым, и это тоже интересный источник информации, хотя, конечно, захочет ли мистер Нотт ей делиться, зависит только от него.
Антонин выдавал каждый следующий шаг предполагаемого расследования со всё большей задержкой. Наконец идеи иссякли, и он закончил:
- Простите, мистер Уркхарт, но я не видел заключения медиков и не знаком с обстоятельствами нападения на Маркуса. Да и, подозреваю, о нападении на Лича мне известно далеко не всё. Мне сложно в таких условиях составить конкретный план.

Однако исключительно аврорский подход, когда каждое слово становится отправной точкой для целого ряда вопросов. Антонин и сам, как и другие стажёры, учился замечать подходящие для этого слова в речи собеседника и задавать такие вот вопросы, и у него даже неплохо получалось. Но, оказывается, быть в роли того, кому эти вопросы задают, требует совсем другого опыта, которого Антонину не хватало. Вот сейчас и восполнял недостаток. Конечно, он бы предпочёл набивать шишки в более дружеской компании, но знакомых авроров, которым можно было бы объяснить, что и зачем ему нужно, и не нажить себе при этом проблем, у него не было, а шишки неаврорского происхождения, увы, к общению с Уркхартом подготовить не могли.
Перед тем, как отвечать, Антонин ненадолго задумался, вроде бы вспоминая.
- Мы с Маркусом как-то в конце мая обсуждали его. Говорили о том, что оно может значить. В общем-то, обычная болтовня, но Маркус тогда не обсуждал варианты, он просто гнул свою линию. Услышал про угрозу чистой крови и искал признаки того, что эта угроза действительно существует. Мы тогда сильно поспорили, а потом ещё долго не виделись. В июне я поднял эту тему снова, но Маркус заявил, что это всё ерунда, в прошлый раз он погорячился, не стоит обращать внимание. Только… - Антонин ненадолго замолчал, переводя дыхание и подбирая слова. - Только как-то слишком уж нарочито у него получалось.
Следующий вопрос Уркхарта вызвал искреннее недоумение. В смысле, “что делать”? Ну, как сказать… Караулить Лича, срывать митинги, убивать магглов, строить планы чего-нибудь более глобального. По мнению Антонина, весь этот комплекс мер был неразрывно связан со словосочетанием “мешать продвижению либеральных взглядов”, и необходимость уточнить сбивала с толку. Пришлось напомнить себе, что мнение законопослушного человека на этот счёт скорее всего окажется другим, а Антонин вроде как законопослушный, пока на работе.
- До обсуждений конкретных действий наш разговор не дошёл, - Антонин решил не приводить конкретных примеров, а то ведь потом придётся готовить подтверждение для выдуманных на ходу фактов. - Как я сейчас понимаю, он собирался предложить мне что-то тогда, в мае, когда заговорил о пророчестве. Но мы не сошлись во мнениях, и больше он со мной эту тему не поднимал. Да и я последние месяцы, как уже говорил, не очень часто с ним сталкивался.
А вот к вопросу составления списка Антонин подошёл с энтузиазмом. Даже с чрезмерным энтузиазмом. Долохов вооружился пером и довольно быстро стал заполнять предложенный лист фамилиями. Список выходил весьма обширным и включал в себя многих однокурсников и Нотта, и Антонина, да и вообще близких им по возрасту волшебников, с которыми Маркус поддерживал хотя бы видимость хороших отношений. Себя Антонин скромно вписал вторым, сразу после “Нотт, Ф.”.
Поставив точку после тридцать четвёртой фамилии, Антонин задумался, рассеянно покусывая кончик пера, и решил, что на этом стоит остановиться. Критически глянул на результат своих трудов, недовольно скривился и принялся вычёркивать откровенно лишних людей.
Первыми из списка были быстро исключены оказавшиеся там грязнокровки. Перо на несколько секунд замерло напротив “Риддл, Т.”, отчего по листу расползлась клякса. Это вывело Антонина из задумчивости, и он вычеркнул Риддла.
Следующими Долохов избавился от тех, кто очевидно расходился во взглядах с Маркусом или просто был слишком нелепым, чтобы допустить, что наследник Нотта стал бы прикрывать их собой. После этого на пергаменте осталось четырнадцать имён молодых чистокровных волшебников, с которыми Маркус охотно общался, пусть даже с некоторыми общение сводилось к обсуждению переменчивой британской погоды.
Следующее перечитывание списка сократило его вдвое. Над каждым вычекрнутым именем Антонин размышлял секунд по пять прежде, чем провести быстрый росчерк. Клякс, понятное дело, от такой манеры письма становилось всё больше и больше. В результате всех манипуляций остались Флавия, Антонин, Родни, Альфард, оба Розье и неожиданно Дорея Поттер.
На этом Антонин не остановился и пошёл по новому кругу вычёркиваний. Теперь он надолго задумался над собственной фамилией среди оставшихся, хмыкнул и, криво усмехнувшись своим мыслям, всё же вычеркнул. Следом, тоже после долгих раздумий, был вычеркнут Родни, и сразу после этого Антонин резко положил перо на стол и покачал головой, отодвигая от себя список.
- Нет, я не могу, - подвёл итог он. - Я мог бы сказать, с кем Маркус общался охотнее, о ком отзывался с уважением, а о ком - с пренебрежением. Да в общем-то много чего. Но вот сказать, ради кого он стал бы принимать удар, не могу. Для этого нужно слишком хорошо знать обоих, и всё равно уверенности не будет. Такое ведь не выставляют на показ.
Стоит ли напомнить Элфинстону, что менталитет слизеринцев и гриффиндорцев несколько отличается? Нет, пока не стоит уходить в дремучие стереотипы. Вот если Уркхарт будет настаивать, то Антонин непременно вывалит на него ворох копившихся веками предрассудков.
Пришлось прикусить язык, чтобы не огрызнуться о том, что учебные задания они на то и учебные, чтобы либо заключать в себе всю необходимую для решения информацию, либо предполагать неограниченный полёт мысли, не несущий никаких последствий. Долохов промолчал, но получилось у него это как-то не в меру выразительно.
Когда Элфинстон вынес наконец вердикт, Антонин секунды три глупо на него смотрел, осознавая сказанное, а потом вдруг широко улыбнулся. Немалых сил стоило не рассмеяться в голос. Отличная шутка. Просто прекрасная. Немного её портило то, что шутило начальство над ним, но лишь немного.
Всё ещё улыбаясь Антонин кивнул, и взял папки с делами.
- Я понял. Спасибо.
Урок был выучен, и Долохов первым делом просмотрел выданные ему дела. Неожиданностей он не ждал, их и не оказалось. Обычные каждодневные дела аврората, ничего выдающегося. Конечно, теоретически даже любая случайно всплывшая контрабандная партия артефактов всегда может оказаться лишь вершиной грандиозного айсберга, но на тех стадиях, на которых сейчас находились эти дела ничего не предвещало сюрпризов.
- Ясно, - ещё один кивок. - Я могу идти?