Было так много суеты, что Вэл на некоторое время выпала из основной своей жизни, внезапно оказавшись вовлеченной в бесконечную вереницу семейных скандалов. Поллукс, не находивший повода убить кого-нибудь законно, пытался сделать это незаконно и без нанесения тяжких телесных, только громя психику домашним - ему не нравилось решительно всё и все, а в такие дни было лучше на глаза не попадаться. Сигнус, как умный мальчик, очень бодро куда-то сбежал из дома, ссылаясь на работу и работу, бурную личную жизнь и что-то там ещё крайне неправдоподобное - и это подействовало. Во-первых, сам он ушел из-под удара, во-вторых, отец взбесился ещё больше, поэтому под удар попали все остальные, которые не были в курсе, а чем конкретно занят младший Блэк и почему он не доложил обо всем главе семейства. Альфарад тихо страдал, чем доводил отца до какого-то невообразимого бешенства, Ирма пыталась вовремя вставать между мужем и сыном, чтобы потом не пришлось раздумывать о том, куда же прятать труп собственного ребёнка и наследника, ну а Вэл... Вэл орала в ответ, демонстративно хлопая дверьми и швыряясь чашками из фарфора за завтраками. Отец и дочь при этом, кажется, получали какое-то моральное удовлетворение и, несмотря на все угрозы и драматичность ситуации в целом, оставались друг другом довольны. К концу третьего дня Поллукс с грозным криком швырнул в Вальбургу книгой, недавно приобретенной им специально для неё, и велел убираться куда-нибудь подальше и не попадаться на глаза минимум до конца его жизни. В переводе с блэковского на человеческий язык это означало, что он желает доченьке приятного чтения и рекомендует развеяться, а не слоняться по дому фурией. Главное, что они друг друга поняла, потому что Вэл демонстративно закатила глаза, схватила подарок и, подобрав подол мантии, удалилась к себе, на последок одарив отца крайне довольным взглядом - подарок понравился.
Где-то в этот момент девушка почувствовала, что с домашними делами покончено, пора снова выходить в люди и действительно немного развеяться. Была ещё надежда, что отец таки выжжет Альфарада с семейного древа, если его оставить с родителем один на один, но всё-таки она сомневалась, что сейчас до этого дойдет - Поллукс постепенно успокаивался до состояния тихой злобы и желания сделать что-то гадкое, но другим.
Самое время было поискать Родни и узнать, что она успела пропустить и что великого они могут натворить в этот раз. Настроение у неё было чудесное, вдохновение требовало свершений и разрушений - конец лета до сих пор приятно тешил душу тем, что ей уже не нужно ехать в школу, хотя в Косой переулок она заглянула, чтобы убедиться в том, что ажиотаж не меньше, чем в те времена, когда среди учащихся была и она. Но это развлечение ей быстро наскучило.
Родни нашелся совершенно не там, где его ожидала найти Вальбурга. Когда она убедилась в том, что Лестрейдж переселился в Ставку, стало любопытно, за каким драклом он там в одиночестве обитает. Возможно, конечно, он так проникся их предыдущими посиделками с Дрю и Тони, но... Сомнительно было, поэтому сразу же, как сова прилетела с ответом, Вэл трангрессировала в нужное место.
- Так-так-так... Я теряюсь в догадках, почему ты оказался здесь, - хорошее настроение не помешало ей заметить, что вот у Родерика с этим всё плохо. Судя по его виду, всё плохо было у всех, а на землю вот-вот должны были политься кровавые дожди. - Я тебя чуть не потеряла, - Вэл склонилась напротив кресла, в котором нашла Родни, внимательно изучая его выражение лица. С ним было что-то не так. Вернее для того, чтобы понять, что с Лестрейнджем-младшим что-то не так, не надо было обладать особой проницательностью, но в этот раз ей как-то особенно не нравилось то, что она видела. - Выглядишь скверно, - в порыве сострадания взяла его за руки, но тут же нахмурилась, перевела взгляд с лица на пальцы - фамильного кольца не было. Вэл неприятно припомнилось, куда в прошлый раз Родерик умудрился деть перстень. - Пообещал жениться ещё на ком-то и опять отдал кольцо?

Вэл легко подалась вперед, когда Родни потянул её за запястья - это как минимум давало возможность лучше его рассмотреть. И то, что она видела, ей не нравилось - он как будто бы потух. Она не привыкла видеть Родерика таким спокойным и безразличным одновременно, похожим несколько на лунатика, движущегося без понимания собственных целей, просто потому что его что-то влекло вперед. Только он соображал, видел и чувствовал, но что-то шло не так.
- То есть... - то есть Блэк было даже страшно произнести, что могло означать "вместе со всем, что оно значит". Ей очень хотелось ошибиться и не понять, что речь идет о том, кем Родни перестал быть. Это было неправильно, не по правилам и, в конце концов, никак не вписывалось в её мироощущения - что значит, что Родерик Лестрейндж более не наследник? Нет, это как-то звучало фальшиво даже в голове, а вслух произнести и вовсе язык не поворачивался.
Но Родни упорно твердил тот самый худший вариант, который только мог появиться в её голове. Вэл не сразу поняла, что её больше не держат за руки, так и осталась стоять, хмурясь и внимательно слушая всё, что ей сейчас говорили. Слушала, но не слышала и не верила.
Только она знала, что подобными вещами Родни шутить бы не стал - для них слишком много значили их семьи и фамилии, чтобы даже в шутку предположить вариант, что они останутся без всего этого, потому что это было равносильно величайшему позору из всех.
- Что произошло? - она без интереса посмотрела в книгу, за которую спрятался Лестрейндж, сделала несколько шагов назад, смотря на него с нескрываемым ужасом и паникой. Сейчас её захватил приступ ужаса, потому что это была ещё одна трещина в том идеальном сферическом мире, который создавался всё её детство и юношество, но который начал крушиться начиная с майского митинга и ареста тётушки Дореи, продолжился смертью Маркуса и вот, теперь, Родни. Она мотнула головой, отказываясь верить в то, что слышала. - Нет, что происходит? Что случилось с этим миром? Я знаю тебя достаточно долго, Родни, чтобы кое-что замечать и знать наперед, - она раздвоилась: одна её часть с истинно Блэковским снобизмом теперь требовала развернуться на каблуках и уйти, потому что если Родерик умудрился попасть в опалу родителю и лишиться всего, то он ей не чета, но Салазар! Это же Родни! Теперь она не знала, что делать: выйти замуж за него теперь она не могла, потому что не готова была терять всё сама, при всём своем отношении к нему - это был перебор, но и так бросить тоже не вышло. - Ты уверен, что всё действительно непоправимо? - она тяжело вздохнула и снова приблизилась, обходя кресло сзади и облокачиваясь на спинку локтями. Вэл знала, как часто тот бывал недоволен решениями отца, как часто перечил ему из желания отстоять свою независимость и право на все и сразу. Она не знала только, что спровоцировало на этот раз ссору и насколько действительно был зол мистер Лестрейндж. Мелькнула шальная мысль, что Элейн решила избавиться от чужого ребёнка, чтобы оставить всё для своих детей, что всё-таки стоило её потравить ещё где-то на свадьбе или сразу после. - Я верю в тебя больше, чем ты думаешь и знаю, что ты никогда не сделал бы что-то недостойное отпрыска чистокровной фамилии, ты не Альфарад, но не могу судить, что из заповедей семьи ты нарушил. Но... Ты же всегда гордился своей фамилией, Родни, я не верю, что ты не вернёшь перстень.
Блэк положила ладони ему на плечи, радуясь при этом, что Родни не видит её выражения лица - всё такого же напуганного и растерянного. Нужно было всё вернуть на круги своя, иначе этот мир точно пора было уничтожить.

От настроения не осталось ничего, а слова о том, что она разводит пустую демагогию, лишь больно хлестнули по самолюбию - она пыталась быть человечной, пыталась приободрить Родни, но только сделали хуже. Раз за разом он повторил, что отдал перстень Рэнделлу Лестрейнджу, а она его совсем не знала и не понимала. Вэл теперь пыталась понять, а знала ли она его на самом деле, знала ли она до этого Маркуса, Тома, Тони, Дрю - всех их, кто был в её окружении, включая собственную семью. Что она знала о каждом их них, кроме того, что они выставляли парадной вывеской своей маски? Наверное, ничего. Они все ничего не знали друг о друге, хотя общались с детства.
Так она не знала Альфарада, который рос вместе с ней, но который оказался неожиданно чужим, чуждым и о котором она не знала вообще ничего, что говорить об остальных? Но она надеялась, что Родни знала. Хоть немного.
И сейчас не понимала, что произошло. Что произошло в отношениях отца и сына, что дошло до такого. Ей представился сейчас Поллукс Блэк, который уже долгое время сомневался в своем наследнике, но всё равно тянул время и не решался сделать последний шаг, лишив Альфарада фамилии и семьи. Оставалось догадываться, но и этого делать не хотелось. Было страшно.
- Родни, нет... - как и слова Родерика. Вальбургу передернуло от осознания того, что он сейчас сказал. Это тоже было невозможно, недопустимо и немыслимо. Да, они ни во что не ставили жизни грязнокровок, но это было совсем иной случай, здесь. Возможно был какой-то иной способ, он не мог не быть - мысли её заполошно метались в голове, цепляясь то за одно, то за другое, но не могли предоставить красивого плана по возвращению Родни в семью без таких потерь. Они были, она понимала это, но теперь просто не видела, придавленная грузом услышанного. Блэк даже не злилась, он пугалась - редкий случай, когда ею овладевали подобные эмоции. - Ай! Родни! - и того, что он сделал дальше, она тоже не ожидала. Вэл вскрикнула от неожиданности, с ужасом глядя на Лестрейнджа и припоминая, что что-то подобное ощущала в склепе засушенного вампира, когда она не могла никак повлиять на ситуацию, хотя, казалось бы, на самом деле могла. Но руки не поднимались. Теперь она представила, что сейчас могла бы поранить Родни, сделать что-то с ним, а потом отправить в Мунго. Рэнделл должен был придти навестить сына, она не верила, что он останется безучастным к этому. Но это вряд ли хорошо закончится для неё. Дракл, да может ли сейчас хоть что-то хорошо закончится для неё?
Вальбурга не вырывалась, она, чтобы не потерять опору, схватила его за руку чувствуя, как пересохло во рту. Но это было нестрашно, страшно было от того, что ей показалось, что внутри что-то лопнуло. Сердце колотилось бешено и безобразно выдавало испуг, от которого сегодня вечером ей было не скрыться.
Уехать с Родни.
Уехать.
Оставить здесь семью, свою фамилию. Оставить фамилию Блэк, просто отдать, как будто бы это не было чем-то особенным для неё. Знал ли Родни, о чем он просит? Вэл посмотрела ему в глаза и поняла, что знал. Он сам отдал кольцо, он знал.
Казалось, что под ногами разворачивается бездна, она даже посмотрела на секунду вниз, чтобы убедиться, что на самом деле не падает. Она не могла выбрать - ей нужен был и Родни, и фамилия. Она не готова была мириться с чем-то одним, она вообще не привыкла в чем-либо себя ограничивать, а тут...
- Я верю в тебя, - она действительно верила в Родерика, иначе бы не была сейчас здесь и не металась между двух зол, пытаясь выбрать, которое из них меньше. Только сказать, что он оставит фамилию не могла. И сказать, что не поедет с ним не могла. Она ничего не могла, даже злиться. Или могла? - Дракл тебя побери, Родерик! Ты сам-то мне веришь или считаешь, что я тебя совершенно не знаю, ты меня совершенно не знаешь, а потому можем разбежаться после простого "прости и прощай"? - орать всегда было легче, проще и как-то спокойнее. На несколько секунд стало легче. Бездна под ногами стала больше. Вальбурга Блэк пыталась просчитать на несколько ходов наперед свои действия, она хотела всё-таки получить всё, но чувствовала, что если сейчас даст неверный ответ, то может остаться вообще ни с чем. - Но обещай мне, что мы не уедем раньше, чем получится подставить Альфадара и выжечь его. Пожалуйста, ты поможешь мне в этом?
Это элементарно давало ей хоть немного времени успокоиться и подумать, что-то сделать. Это успокаивало её тем, что хотя бы семья не останется с этим слизняком, когда её самой не окажется рядом.

Вэл представила, что скажет мать, когда узнает. Отца она не представляла, потому что итак знает, чем всё закончится, но она всё ещё надеялась как-нибудь вывернуться, чтобы всё-таки получить все и ещё немного больше. Главное было не паниковать и действовать осторожно – как раз так, как она не умела. Она умела всё делать с размахом, без оглядки на то, что останется после, потому что оглядываться на пепелища смысла нет. Когда пепелищем становилось её место в центре вселенной, то оглядываться тоже не было смысла – всё было вокруг неё более, чем заметно. Она просто упрямо верила, что получит всё, а как – неважно. Разве что важно выбрать, что взять сначала, а что может подождать. Вальбурга Блэк была жадной девочкой, не готовой делиться тем, что ей было нужно, как и просто это отдать.
И когда Родни вложил в её руки палочку, приставив к своему горлу, то удержаться было сложно. Действительно, это было всего два слова, она знала их, как и что сделать потом, тоже знала. Он её разозлил, продолжив буйную истерику – Вэл смотрела не скрывая злости во взгляде за то, что ей сейчас приходится всё это терпеть. Она терпела только потому что знала, что два слова решат все проблемы, но не её. Они решат проблемы Лестрейнджей, примирив отца и сына, посмертно или на больничной койке в Мунго, куда можно было бы отправить одним проклятьем, но тогда она не получит ничего, а это было некрасиво по отношению к ней.
Блэк опустила палочку, когда Родни заговорил о ритуале. Вместо ответа она просто залепила ему пощечину:
- И больше чтобы я такого не видела, – она выдохнула зло, отдавая чужую палочку и доставая из рукава свою. Это было несколько секунд дополнительного времени, чтобы запаниковать и задуматься, что она сейчас делает и стоит ли. Она не была уверена, верее была даже уверена в том, что не стоит, но продолжала завороженно смотреть в бездну, которая раскрывалась прямо под её ногами. В этом было что-то настолько ужасное и величественное одновременно, что удержаться и не заглянуть дальше она не могла, соблазн был слишком велик для человека, ценящего Искусства. И то, что Родни сказал про ритуал и клятву, скрепленную кровью, вероятно тоже было правдой. Подсознательно она чувствовала необходимость срочно уйти, пока не поздно, но и чувствовала, что он прав. А ещё было ужасно интересно, что будет дальше, чем обернется обыденная свадебная клятва, скрепленная такой печатью – не чета всем тем бракам, что совершались в их время. Кровь решала всё, Блэк теперь не могла уйти, не узнав эту магию. – Мой истинный хозяин,
Твоя истинная надежда
О жребии, поддержке и главе
В предчувствии двух,
Что стали едины.
И пока не умру я старухой
Моей печальной предопределенной смертью,
Я буду несчастлив его не воспевая, – из палочки вытекал молочный свет, связывая руки крепче любой верёвки. Вэл сосредоточенно читала всё дальше и дальше, уже даже не думая ни о чем. - Нет никого, кого любила бы больше,
Пока не узнала.
Теперь я вижу, что за путь получаю,
Нет ничего, ради чего отрекусь от него, – она остановилась, вопросительно глядя на Родерика и ожидая, что он продолжит дальше. В сущности оставалось не так много, важнее всего была кровь вместо колец. Вальбурга ждала, что она почувствует, когда клятва будет скреплена, изменится ли что-то, проявится ли сразу как-то то, на что она подписалась. Она искала изменения в себе лихорадочно, как дети ищут рождественские подарки.

Я люблю тебя не за то, что в тебе,
А за то, чего в тебе нет.
Вэл не знала свадебный ритуал таким, какой они сейчас хотели провести – с магией крови, самой сильной на свете, соединяющей намертво и не дающей права на шаг в сторону. Она прочла немало книг с самыми странными изысканиями для разных целей – от замуровывания в склеп на неделю до наречения братьями по праву смешения крови, но мало что из этого теперь возможно было увидеть на практике. Маги отошли от этого, заменив все волшебной палочкой; разве что зельеварение осталось последним напоминанием о том, что суть магии совсем в ином, ведь иначе любая грязнокровная тварь могла бы сотворить зелье, дай ей в руки ингредиенты и рецепт. Магия была в крови.
Она слушала ту часть, которую произносил Родни, но больше её внимание занимал серебряный нож в его руке. Да, он не был артефактом как тот, что принадлежал ей, но сейчас он был и не нужен.  Это была настоящая магия, сильная и самодостаточная, не нуждавшаяся в словах – Вэл почувствовала это ещё давно, но до конца поняла теперь, глядя на рассеченную грудь Лестрейнджа, на стекающую на нож тёмную кровь, хотя порез был небольшим. Она чувствовала по дрожи в руках, по тому ощущению силы, которое приходило, когда она обращалась к Темным Искусствам, по пьянящей эйфории лежащего у её ног мира, потому что Искусства не даются червям и слабакам. Блэк не могла оторвать взгляд от крови, только взгляд Родерика заставил её поднять глаза, только ей казалось, что он должен увидеть в них только голодную бездну, которая поглотит их обоих, черную дыру, но теперь ей это нравилось. Нравилось ощущение причастности к чему-то более существенному, чем могли похвастаться все остальные. Вряд ли то, что он увидел там, было согласием, это была готовность к тому, что последует дальше. Мелочи, но смысл различен.
Вэл не почувствовала боли от надреза или холода из-за того, что лиф платья оказался расшнурован – ей было жарко от всего происходящего, потому кровь текла быстро, подгоняемая общим возбуждением. Она бесшумно проговаривала название рун про себя, стоя неподвижно и не отрывая взгляд от стола. Теперь что они будут с ним делать? Они могут его отдать, сжечь или забыть – он останется, потому что кровь не водица, она не исчезает бесследно из-за того, что пропал носитель, она уходит глубже, впечатываясь в них самих. На секунду показалось, что самым логичным было бы появление отраженного рисунка на груди, где был сделан надрез, но приложив руку она ощутила лишь теплую кровь. Ладони горели и казалось, что сейчас она чувствует чистую магию, готовую вырваться без всяких палочек и лишней шелухи, что может зажечь огонь одним прикосновением, когда того попросил Родни. Она вздрогнула от его голоса, очнувшись от наваждения, молча достала палочку и зажгла свечу.
- Все печати скрепляются воском, огнем и кровью, – она знала, что от начала и до конца, чувствовала сама и передавала свечу, на которой осталась её кровь. На гобелене Блэков ничего не появится, потому что некому добавить, увидит ли Рэнделл – она не знала. Да и теперь не имело никакого значения – она получила что-то и что-то потеряла. Она продолжила рисунок вслед за Родни, забрав у него нож, усложняя его и добавляя новые руны - Гебо, что была символом брачного союза и перехода из одного состояния в другое, единения и единства, переплетающаяся с Феу, чтобы укрепить союз, и Берканой, чтобы союз не был бесплодным. А под конец она оставила Альгиз, чтобы защитить их клятву. Защита им лишней не будет никогда.- А теперь запечатай.