Несмотря на то, что Париж, как и Франция в целом, имели более обильное волшебное население и встречали больше европейских волшебных туристов в качестве гостей или будущих жителей, от города, как в целом и от страны, Том восторга не испытывал. В некотором смысле Лондон в самом деле являлся для него местом более милым, близким, родным. В том понимании, что "та" магия - то, с чем он шел всю свою сознательную жизнь; погода, весьма мрачные окрестности и традиции, наталкивающие на появление образа Туманного Альбиона. В конце-то концов, Хогвартс располагался в Великобритании - одного этого аргумента ему бы хватило с лихвой. Позитива к тому же совершенно не придавали новости из родного Лондона, если вы уже знаете, что там произошло. Впрочем, с этим Том сумел ужиться: любой исход является результатом и несет в себе предотвращение ряда иных проблем, потому смерть в данном контексте не есть самый плохой вариант. Нелепый, а все же. На "родине" осталось достаточно тех, кто захочет и сможет разобраться, отомстить и далее по списку. Сам же Реддл зацикливаться на чем бы то ни было, помимо поставленных для своего пребывания в Европе целях, не планировал. Старался, в общем-то, даже получалось.
  Было, впрочем, у Франции как таковой и одно большое преимущество, способствующее формированию множеству мелких: ее история. Позиция, развитие, географическое положение, статус во время войн, дипломатическая и военная роль, прочее-всякое. Так или иначе, а значительная часть волшебного европейского опыта проходила именно через Францию, не столь изолированную и отдаленную ото всех как Британия. Здесь же располагалось множество ценных с точки зрения приобретения опыта мест, ученых, волшебников и просто полезных магов. Особый же интерес для Тома подставляла Общеевропейская Обще-Волшебная Библиотека Франции, в которой из соображений безопасности и сохранности за последние тридцать лет оказалось собрано множество работ со всей Европы, сделавшие ее одной из (если не самой) крупной на континенте. Перспективно звучит, не находите? Вот и Том считал также. В пошлый свой визит ему повезло попасть в библиотеку, однако из-за своеобразных уровней доступа и часов работы воспользоваться существованием таковой в полной мере не удалось. Что же, в этот раз волшебник намеревался все исправить.
   В некотором смысле ему повезло с ходу. Овладев, в конце концов, контролем над своими эмоциями: гневом, раздражением и прочим списком не самых позитивных настроений, Реддл переключился с того, что "там", на то, что "здесь" окончательно. Намерения посетить библиотеку и, раз уж времени теперь вдоволь, проводить в ней достаточно времени, от части согревали и поднимали по-прежнему далекое от хорошего настроение. А повезло по той простой причине, что именно в это самое время в этом самом месте перед самыми его глазами один из библиотечных фондов, то ли руничный, то ли скандинавский (не то чтобы Реддл в совершенстве или около того владеет французским), устроит лотерею "невиданной щедрости". Основной зал шикарной библиотеки в этот раз без столов. Лишь чуть больше десяти человек собрались в подобие наблюдателей, еще несколько стояли чуть в стороне, пока один, возглавляющий все это "собрание", толкал некую речь с торжественными интонациями. Признаться, понимал Реддл не то чтобы полностью, хоть со своих прошлых визитов и навострился весьма извращёнными путями ментальной магии понимать основную суть разговоров. Да и французский, в общем-то, куда большее похож на английский, чем языки скандинавские или тем более славянские. И доступных трудов на нем также больше, что давало возможность ознакомиться с азами для исключительно своей пользы - дабы усваивать. В общем-то, к тому все и сводилось, стало быть. Реддл понял, что, обобщая: "Проводится конкурс на умение расшифровать руны, за победу в котором будет благодушно вручено редкое издание по исландским рунам". В чем смысл в более глубоком смысле, признаться, Том не вслушивался - фонд или что там его не интересовали вовсе. Даже сама книга - вещь относительного интереса. Но вот кое-что другое юноша уловил сразу: здесь собрались люди читающие. Следовательно, можно засветиться. Следовательно, завести новые знакомства, если произвести хорошее впечатление. Какие-то из них могут оказаться полезными. Или же полезным окажется фонд, дав доступ к каким-то знаниям, опять же, связям и так далее. Случайная случайность, в самом деле, что Реддл оказался здесь.
  В итоге нашлось четверо желающих принять участие, включая Тома. Как раз те, что стояли в стороне, явно ради того и придя на мероприятие. Что же, пусть так. Волшебник лишь сдержанно поприветствовал присутствующих, не выдавая никакой лишней информации без надобности, да и в целом не демонстрируя ни своей национальности, ни чего бы то ни было еще. Просто ведет себя как обычно: статно, самоуверенно, выдержанно, вот это все прочее, к чему его внешность изначально и располагает.

    В самом деле пришлось напрячь память: школьные увлечения, страсть к обучению и работа со всем на свете с лавке "Борджин и Бёрк" научили Реддла многому. Однако и руны, так уж получилось, вещь крайне относительная: это не стабильный французский язык, а меняющаяся со временем система, изначально существующая в нескольких формах. Вспомнить нужное, отсеяв лишнее, впрочем, не заняло много времени. Память сработала великолепно, когда волшебник дошел до третьей строки, выдав ему произведение, с которым он в свое время ознакомился, еще обучаясь в Хогвартсе.
  Бросил недолгий взгляд темных глаз на своих оппонентов, затем на собравшихся ради этого заинтересованных зевак, после чего достал волшебную палочку. Похоже, сделал это первым, в самом деле.
Не должно руны резать,
Кроме тех, кто их хорошо толкует.
Многих людей
Непонятные ставы запутали;
   Его голос звучит плавно, приятно, хоть и лишен выразительных эмоциональных интонаций. Между тем из палочки выпускает оригинальную исландскую транскрипцию, озвучивая при этом на французском. В некотором смысле, акцент теряется: на деле гораздо проще делать "р" мягкой и упускать окончания, нежели создавать крестражи и сложные артефакты. И куда проще, чем договариваться с неудобными клиентами. Вот правда.
Увидал я на струганной китовой кости
Десять тайных ставов нарезанных;
Отсюда тонкая липа
Долгое сильное горе хлебнула.
Когда весь текст оказался выдан в качестве ровно повисающих в воздухе букв с приятным свечением, Реддл, ни разу не тщеславный и не любящий покрасоваться, выпустил в воздух темно-синюю светящуюся фигуру-иллюзию в виде воина, безжалостно карающего своих врагов, с одного из которых падает корона. Эта своеобразная картина закрутилась сначала у текста, затем поднялась в воздух, а после пронеслась над головами собравшейся группы, по итогу растворившись подобно дыму.
- Снорри Стурлусон , «Сага об Эгиле» , - выждав несколько секунд заключил волшебник, убирая волшебную палочку столь же незаметно, как ранее вытащил. -  Это было скрыто в моих рунах.

Отредактировано Tom Riddle (2016-12-12 01:44:13)

   Победить, получить обещанную награду, словить аплодисменты. Три простых, по большей части, действия, не имеющие особенно глубоко смысла, но способные значительно поднять настроение Тома. Ибо если есть вещи, от которых можно устать, то признание и собственная исключительность к ним явно не относились. Не в случае Реддла. Ни в прошлом, ни сейчас, не в будущем - эти качества оставались постоянное единицей, служили мотиватором, поводом, оправданием и, в какой-то мере, даже самоцелью. Он снова получил то, чего желал всегда и везде, даже если не стремился осознать этого факта. Ведь так хорошо думать, что план юноши сработал: он получил книгу, которая может быть когда-то и окажется полезной, привлек внимание. Сначала его похвалил какой-то волшебник средних лет, отметивший, что было бы хорошо видеть подобные лица у него в секции, а после... После Тому снова, в который раз повезло: почти случайно столкнувшиеся взгляды с одним из присутствующих молодых людей привели к тому, что последний решил начать диалог. Пока Том никак это не оценивал, не имея ни информации, ни представления о потенциальном собеседнике. Лезть в голову сразу, без причины и прочего - не то чтобы он уже пришел к подобному поведению. Пускай заинтересованное лицо само о себе все расскажет. Выводы и оценка полезности - после. Лишь потом, весьма скоро, выяснится, в какой степени повезло Реддлу. 
- Мелочь, подразумеваемая правилами конкурса. Благодарю, - волшебник сдержанно пожимает весьма расположенному к нему изначально незнакомцу руку, не отказывая в этом банальном и, наверное, в какой-то из вселенных толковом жесте.  - Не совсем так. История - одно из моих увлечений в прошлом. Что же касаемо рун, то их полезно понимать для расшифровки знаний предков. Меньшая часть из действительно достойных трудов поддаются переводу: каждый стремится сохранить свои тайны, - Том не говорит быстро, поскольку, во-первых, утеряется смысл его слов, а, в-вторых, из-за несовершенства своего языка. Впрочем, не похоже, чтобы волшебник в самом деле испытывал стеснение по данному поводу, держась гордо и так же представительно, как и раньше. В конце-то концов, он проявил достаточно уважения к Франции, хотя бы попытавшись разговаривать на речи, которая принята здесь. Для трепетных патриотичных французов, меньшая часть из которых учит иностранные языки в принципе (равно как и британцы) - это уже отдельный повод для уважения. Как вы понимаете, себя Реддл с этой позиции и рассматривал. Да и не дурён он все же, а, что ни говори. Не провален. - А с этим текстом я сталкивался несколько лет назад. Если бы он был зашифрован не рунами викингов, а, скажем, банд-рунами с использованием новоисландских рун, то времени потребовалось бы значительно больше, - и не факт, на самом деле, что Том бы  в принципе справился первым. Все же его познания в рунах не расходились по всем направлениям, хоть и были обширны. Кроме того, прочесть руны - дело если не элементарное, то более чем возможное. Однако перевести расшифрованное - не то чтобы по его части. Повторимся: Реддлу повезло увидеть знакомый текст и не получить задания в виде перевода. Исландского он не знал, что очевидно более чем полностью. Как и значительная часть здесь собравшихся - поправил себя важным уточнением. Все сошлось удачно: его знания, его умение преподносить себя, удача и, возможно, правильные люди. - Снорри Стурлусон мог и не являться автором, однако стилистика и общее видение саг не дают мне повода сомневаться в этом. Куда интереснее было бы понять, почему его работы в принципе изучаются - я не уверен, что он имел прямое отношение к волшебству. Распространенное мнение, которому, напротив, я не нахожу достаточно подтверждений, - взгляд на какое-то время остановился на полученной книге. Мимика лица не то чтобы подвижна. Совершенно спокоен, уверен. Не угнетает собой, не добавляет в воздуха радости, но вносит какую-то странную загадку, словно бы вместе с ним сюда вошло что-то еще. То, чего нет. - Что же касательно вас? Вы явно интересуетесь рунами, но участия в конкурсе не принимали.

Отредактировано Tom Riddle (2016-12-13 00:18:27)

  - Мне повезло иметь достаточно хорошую память для того, чтобы запоминать подобное, - констатация факта, которая Реддла вовсе не удивляла. Он даже был способен понять и загордиться собой на тему того, что его история столь проста, а уже звучит невероятно. С другой стороны, сам Реддл находил ее весьма логичной: не то чтобы в Хогвартсе или в Британии в открытом доступе имелось множество рунической литературы, тем более оригинальной, не поддававшейся никакой обработке. Следовательно, подобных трудов мало, следовательно, Том успел с ними ознакомиться, следовательно, было бы странно не запомнить эти крупицы. Спасибо весьма богатым домашним библиотечным фондам Ноттов и Лестрейнджев, которые подобному способствовали в течении всех тех лет, что волшебники провели вместе – у них имелось несколько подобных, весьма занимательных книг, которое в свое время и привели к мысли о том, что неплохо бы разбираться в рунах. К сожалению, оно разве что проблему перевода не решало: перевести в язык – хорошо, а что дальше делать – загадка. Впрочем, на этот счет у Реддла имелись кое-какие идеи на будущее, касательно создания артефактов. Но пока не вслух, он лишь только работает над этим уже в продолжительное время, последние несколько месяцев и вовсе прекратив заниматься данным вопросом. - Именно потому, что это мероприятие было направлено на привлечение внимание, ничего удивительного в том, что текст, как и руны, оказался «классическим», - было бы излишне надеяться встретить здесь еще и тех, и кто знал бы исландский или иные скандинавские языки, сложнейшие руны и вот это все прочее. Оно и само по себе непросто. Разумеется, это понимали собравшиеся, это же уловил Том, но, в общем-то, не то чтобы оно играло для него значение. Какое бы то ни было в принципе. Окажись это критически важным пунктом и не имея ответов, он бы просто залез в голову тех, кто знает. За взглядом француза Том мимолетно проследил, обнаружив источник его недолгого наблюдения – некая весьма привлекательная юная особа или же мужчина, с которым она разговаривала. Впрочем, пока британец значения этому не придал, лишь отметив вероятное наличие знакомства между данными людьми – Иллюзия. Качественная иллюзия. Она и задумана для того, чтобы понравиться. Вы оценили ее, я и нахожу это хорошим признаком, - кончики его губ едва-едва приподнялись, как бы высказывая некоторое одобрение озвученному. Юноша, так или иначе, отметил способности Тома, причем более чем искренне и с живой реакцией. Реддл позволить себе таковую не мог (да и не желал), однако оставаться совершенно сухим было бы неправильно: запал имеет свойство заканчиваться, в то время как небольшие признаки участия и соответствие некоему образу способны таковой подпитывать.
   Далее стало интереснее: волшебник начал безо всякого сопротивления и более чем открыто рассказывать о себе. Вероятно, в очередной раз сработала удача, объясняя основной смысл оттого, почему и зачем Реддл попал в нужное место в нужное время в окружение нужных людей. Его расчет не подвел.
   - Вот как. Вашу честность можно похвалить, мистер Картье, если вы не против. Том Реддл, - британец мог бы сказать и «месье», но проверяет зону комфорта нового знакомого. К тому же, он все же являлся иностранцем, выросшим в другой стране. Каким бы адаптивным и целеустремленным Том не был, но все же оставался при этом человеком, не лишенным привычек и собственной манеры поведения. – Не поверю, что у вас не было соблазна присоединиться, но воочию вижу, что этот соблазн вы преодолели. Даже за интересные труды, которыми я планирую насладиться в дальнейшем, - и Реддл в самом деле мог бы проникнуться определённой расположенностью к новому знакомому. В самом деле мог бы вспомнить про Гудвина Картье, работы которого знал и находил полезными. И отметить радость от знакомств, и уточнить касательно сестры, занимающей столь лакомую позицию, и сразу же заговорить об истории библиотеки, и много еще о чем. Однако последние слова волшебника едва ли не заставили Тома переспросить: «Что?». Он в самом деле это услышал, ему не показалось? В какой-то мере Реддл даже покоробился и, если бы находился в иных условиях, его мимика отреагировала бы на подобное кощунство в отношении всего магического населения как такового. Нелепость, глупость, вздор. Потому брови юноши все же немного напряглись, едва насупившись. Зато взгляд насытился красками. Темными. И некоторой сконцентрировавшийся тяжести. Это могло с одной стороны сбить хорошее настроение, напугав, но с другой, говорят, темные небезразличные глаза, полные гнева, непонимания и желания донести что-то, могут быть притягательными. Реддл мимолетно обвел помещение взглядом, никаких отвлекающих факторов не нашел, а после уставился прямо на собеседника, собрав руки за спиной. – Скажите, Кристоф, видите ли вы разницу между историей магии и историей магглов? А разницу между тем, как магглы описывают ведьм, в свое время призывая сжигать их на кострах, и тем, какими ведьмы являются на самом деле? Одно ли это и то же?

- Тематика, время и место изначально делают невозможным привлечение большого числа волшебников, в то время как простые зеваки не принесли бы фонду никакой практической пользы. Руны - слишком сложная и довольно нудная с общепринятой точки зрения область, потому восторг картинкой и храбростью конкурсантов - предел. Никто не стал бы читать то, чем никогда не увлекался. Собрались же тех, кого руны интересуют в той или иной степени - реальнее . Фонд получил, что хотел, заявив о себе, - не то чтобы Реддл напрашивался на споры или стремился показать себя всезнающим. Судя по настроению и искреннему отклику француза, волшебник уже это сделал, теперь имея возможность использовать эффект первого впечатления. Впрочем, нет: раз уж Том начал свое дело, то он его закончит. От небольшого в сравнении с маггловским волшебного сообщества изначально было бы глупо ожидать большую толпу интересующихся. Особенно после войны. Особенно во Франции. Особенно среди образованных, на которых все это и рассчитано, их изначально немного: грязнокровки явно работают, имея иные обязанности (выживание, то бишь), в то время как богему в большинстве своем заинтересовать трудно. Свыше десятка волшебников в таком случае - уже есть показатель хороший. Это не считая участников, некоторые из которых, включая Тома, вне сомнений в последствии посетят ту часть библиотечного фонда, что скрывает рунические и скандинавские тайны. Но кое в чем Кристоф был совершенно прав, - Впрочем, эту магию в самом деле стоило увидеть большему числу волшебников, - собравшиеся ранее зеваки и участники наконец-то рассеялись по помещению, если не отправились по домам, и теперь мебель начала самостоятельно то появляться, то расставляться там, где была и ранее. Никаких признаков мероприятия совсем вскоре не осталось, разве что оба разговаривающие волшебника (Том и Кристоф) отошли в сторону на несколько шагов, дабы не мешать процессу. - О, доступ туда, что не есть "элементарно" - за такую награду, полагаю, можно неделями не спать.
  Реакцию собеседника на дальнейший поворот их разговора Том, естественно, заметил: Картье на глазах менялся в лице, менялось и то, что от него исходило. Хорошо, прекрасно, отлично, превосходно. Кристоф не в силах увести взгляд, просто завершить диалог, развернуться и уйти. Том также не спешил делать ничего из указанного, неизменно смотря прямо в глаза новому знакомому. Ни единая мышца на его лицо не вздрагивает, молчание, пока собеседник говорил, им также не нарушается. А говорил, между тем, Картье исключительную ахинею.
"Это называется невежеством, незнанием, ограниченностью и позором для каждого уважающего себя волшебника", - подвел он простой, но слишком очевидный итог. Реддл отмелил про себя, что не похоже, чтобы история магии, да и магглов тоже, когда-то входила в список интересов Картье - или же уровень образования в Шармбатоне в самом деле столь плох, что даже не пытается научить своих учеников тому, что должно знать волшебникам. Но, помимо выводов очевидных, вроде незнания Кристофа, его изолированности и некоторой, исходя из поведения, податливости, Том отметил кое-что еще, в потенциале важное. Картье не имел аргументации, подкрепленной его исключительной верой. То, что он говорил, то, на что опирался  - это не стержневые идеи, а нечто, которое может быть изменено, преобразовано, стерто, сломано, уничтожено. Исправлено. В волшебнике британец явно читал стыд касательно обсуждения данной темы вот так просто, однако же не отрицалось наличие интереса. Оно - главное. И пускай с ходу сложно это понять, доходчиво объяснить, но это было тем, что ощущал Реддл. Да, спутанно. Да, не сформировано. Да, противоречиво. Но, стало быть, таков его собеседник, и поделать с этим прямо сейчас ничего нельзя. В большей части иных ситуаций Том бы просто свернул диалог, распрощался и ушел, но сейчас судьба сама привела его к Картье. Картье - это ключ к доступу ко всем фондам библиотеки. К ее работам, трудам и знаниям, которые достать в другом месте станет более чем проблематично. Все оно сейчас стояло перед ним, в этом искреннем, романтичном и совершенно ничем твердым не обтёсанном волшебнике, Кристофе Картье. Именно потому диалог продолжился - собеседник оказался не в силах его прекратить, следовательно, Реддл снова взял его ход в свои руки.
- Вам определённо стоит сделать это, чтобы убедиться в необходимости избавиться от (l')ignorance. Пока у вас еще имеется время на то, чтобы расширить свой кругозор, - Том же уловил около-испуг, неловкость, стыд и прочие настроения внутри волшебника, не располагающие к тому, чтобы далее звучать еще более строго, чем это было ранее. Именно потому прямые, ничем не скрываемые слова британец не стал ужесточать ещё и интонациями, сделав их немного мягче. Он все еще констатирует факты, он все еще совершенно уверен и непреклонен в том, что говорит. Он все еще не фонтанирует эмоциями. Однако же, звучит так, словно бы дает некоторую рекомендацию, призывая к действиям и выражая, таким образом, не безразличие. А разве есть в мире что-то более занятное и приятное, чем не безразличие? В этой ситуации, по крайней мере. - Если решитесь, то непременно загляните в Musée de l'Inquisition в Каркассоне. Вероятно, увидеть собственными глазами, что "предрассудки прошлого" были прекращены лишь в XIX веке станет неплохой почвой для того, чтобы заинтересоваться историей, - наконец-то Реддл дает возможность собеседнику зрительно отдохнуть и уводит от него взгляд, непринужденно осмотрев место, в котором они все еще находились. Ах, да, холл. Кажется, Кристоф испытывал определённую неловкость от этого. Либеральная Франция, верно, Реддл вспомнил про негласные табу и прочие прелести, истаптывающие гордость, суть и саму натуру волшебников. Смешно, позорно, иронично. Пока что без возможностей на реальные изменения. - Если вам интересна данная тема, я предлагаю переместиться в один из секторов. К примеру, истории магглов. Уверен, кое-что не из "предрассудков прошлого, вызванных страхом" покажется вам занимательным.

- Более чем хорошо. Однако о полезности речи не шло, - и этим самым Том нехотя подчеркивает все и сразу, давая понять, что не изолировал свой разум от магглов: будь то изучение истории, взаимодействие с таковыми или еще что, однако его мнение очевидно основано не на позиции нигилизма по отношению к нынешним либеральными течениями, прихоти и прочим оплотами, не способными стать опорой для составления полноценного мнения. Волшебник лишь коротко подчеркнул, что его опыт разнится; его опыт имеет место быть, в отличие от молодого Картье. - Вы верно запомнили. Не отказывайте себе в подобном удовольствии, - сомнительном и болезненном для любого здравомыслящего человека, способным оценивать исторические, ментальные и далее по списку последствия всего того, что можно увидеть в подобном музее. Того, что даже сами магглы представляют в качестве "жестокого пережитка прошлого", но с чем позволяли себе мириться не одну сотню лет. То, что подсознательно продолжало в них сидеть, а во многих регионах мира вовсе не вышло из обихода.
- Весьма... дипломатично, - с некоторым скепсисом отзывается на более чем размытый ответ собеседника. Он этого не отрицает, однако аргументировать что бы то ни было или спорить не планирует. По крайней мере, сейчас Том задался задачей показать некоторые вещи наглядно, дабы подкрепить свои слова. Начали за "заставили подумать", закончили за белый флаг. Оно, разумеется, более чем понятно: возраст, окружающая среда, политическая мода, прочие факторы, приводящие вот к... этому. Кристоф не спорит, не отрицает ничего из сказанного, не бьёт себя кулаками по груди, не стремится оборвать диалог и даже звучит тише, понимая, что в некотором смысле проигрывает. И тем не менее, звучит так, как "сказали говорить в министерстве", выражая заготовленную и внедренную в него позицию, которая теперь заменяла его мнение и со временем грозилась в него же врасти, заставить сознание закостенеть и оказаться бесполезным для сохранения волшебного мира. Было в этом что-то, похожее на саму Францию, если проследить ее историю. Только вот без пафоса и гордости, без ощущения собственной важности. Кристоф являл собой не свободную, не революционную, а запуганную и загнанную в рамки Францию, боящийся... чего-то. Картье говорил о том, чего боятся магглы, но на деле боялся и сам. И не то чтобы источник его страхов, опасений и стыда вообще можно было назвать реальным. Просто так нужно в сложившейся обстановке; просто "весьма дипломатично": и не сказал ничего против своих, и с Реддлом согласился. Пыль.
  В дальнейшем британец не спешит что либо произносить, лишь молча следуя за Кристофом. Периодически косится на разделы, которые они проходят, на стеллажи, на элементы магии в оформлении, вроде двигающихся полотен, тематических подсветок или подвижных произведений под потолком. Достойно, стоит признать: библиотека вполне заслуживала звание крупнейшей в Европе, а французы не могли не задаться картинкой. Неплохое качество, по крайней мере для магии. Именно из-за него в том числе Картье обратил внимание на то, что во время конкурса сотворил Том.
  На Кристофа юноша посмотрел лишь в тот момент, когда тот припомнил Гриндевальда, после чего сразу же замялся. На эту мелочь ни единая мышца его лица не вздрогнула, однако подвижный ум сразу же запомнил данную деталь, закинув ее к остальному, уже собранному на новой полке под кодовым названием "Картье" (пока еще ни Кристоф, ни кто бы то ни было в его семье именной-отдельной не обзавелись). В общем-то, все более ранние выводы Реддла касательно не-позиции Кристофа и общества как такового лишь утвердились. Более того, по мере рассказа на библиотечную тему Картье умудрился еще глубже закопать свою отсутствующую аргументацию касательно либералов: они поддерживали Статут, магглов и порчу крови, при этом даже не интересуясь, за поддержку чего выступают. И если вы не понимаете всю трагичность сложившейся ситуации, то Том видит ее более чем абсолютно. Как же досадно, как же мерзко. Здесь оно чувствуется куда сильнее, чем даже в Британии, которая как бы изначально являлась тем самым "оплотом свободы и Альбуса Дамблдора", противоставшей тем идеям, что насильно или добровольно распространялись в Европе. Иронично, не находите?
  Отдел, посвящённый магглам, к слову, оказался горделиво украшен... а никак не украшен, что для Тома стало некоторым, крайне своеобразным утешением. Он не то чтобы сильно горел желанием соприкасаться с литературой подобной тематики, но, раз уж на то пошло, врага нужно знать в лицо, дабы иметь понятие, что, кого, почему и за что презирать. А магглы являлись теми самыми странными существами, что умудрялись подтверждать свою ничтожность и примитивность даже на примере собственной истории, даже без примеси волшебников, даже без затрагивания жизни последних. Сомнительный, но все же талант, относящийся к целой расе. Фу.
  Юноша прошелся взглядом по стеллажам, пройдя едва ли не в самый конец. В ту часть, где покоились книги по Новейшей Истории, то бишь XX веку. Том запомнил: Кристоф говорил о "предрассудках прошлого" и страхе непонятного. Что же, в таком случае, Реддл ознакомит его с историей совсем недавней, с предрассудками касательно волшебников вовсе не связанной. Зато показательной. И тогда в новом знакомом должен будет запуститься мыслительный процесс; и тогда откроется проход для того, чтобы забрасывать его в прошлое, показывая то с, очевидно, новой для Кристофа стороны.
- Скажите, месье Картье, знаете ли вы хотя бы один случай из истории волшебников, когда одним заклинанием с лица земли было стёрто все волшебное население целого города, вроде Парижа или Рима? А всё население города, включая маггловскую его часть? Существуют ли вообще такие заклинания, посчитали ли волшебники необходимостью создать таковое? - философски, неторопливо, все так же спокойно спрашивает Том, выискивая на нужном стеллаже интересующую его литературу. Лишь на последних словах отвлекается на собеседника, смотрит на него недолго, попутно с этим палочкой вытаскивая с почти самой верхней полки необходимую книгу. Совсем свежая. Та осторожно и без происшествий опускается к нему в руки, от чего Том снова отрывает взгляд от француза и устремляет его на книгу. Открывает, внимательно пролистывает и тексты, и двигающиеся фото-изображения. На то, чтобы найти интересующее Реддла событие уйдет немного времени, однако его будет достаточно, чтобы  в некотором смысле завести Кристофа в тупик, когда все три ответа на все три вопроса уместятся всего в три простые буквы: "Нет".

Ответ Кристофа, само собой, был предсказуемый. Просто потому, что на то и делался расчет, иных опций у француза не имелось изначально. Зато что имелось, так это нужные страницы книги, что до сих пор находилась в руках Тома.
- Верно, Кристоф. Таких просто нет. Волшебники не допускают и мысли о том, чтобы массово уничтожать себе подобных. Даже Непростительная магия не направлена на это. Она - ничто в своей мифической опасности и жестокости в сравнении с тем, что делают магглы, - Реддл замечает, как собеседник избегает "острых" углов, которые ныне активно избегаются и осуждаются обществом. Без причины, по сути, "просто потому, что". Однако же называть вещи своими именами и настоять на том, что подобное понимание ошибочно, Том сейчас, пока, все еще не спешил. Он давал намеки, упуская из своей речи общие фразы, обтекаемые и нейтральные, тем самым давая понять, что у него есть позиция, выражать которую он не стесняется, но которую не будет навязывать, пока собеседник сам того не захочет услышать. Задача всего того, что Реддл показывал Картье - навести того на мысли, что имеется смысл посмотреть на вещи с иной стороны. Тогда уже спрашивать, анализировать, переосмысливать и далее по списку. Иначе быть не могло, Кристоф обязан последовать по этому сценарию.
  - Ты знаешь хоть что-то о маггловской Второй Мировой войне, должно быть? Она совпала с периодом борьбы Гриндевальда за права волшебников, закончившись в 1945-ом. Я не буду говорить тебе о том, что эта война не имела смысла, что погибли миллионы магглов, что они убивали друг друга различными способами, придумывая для этого нелепые причины и оправдания. Ты все сможешь прочитать об этом сам, если пожелаешь. Просто среди всего этого есть одна вещь, одно оружие, о котором я хочу, чтобы ты знал, - Реддл развернул книгу в руках в сторону француза. На обеих страницах имелись две подвижные черно-белые фотографии, переведенные в 1946 году. Два изображения, которые во всей своей красе демонстрировали подобие огненных грибов, вздымающих в небеса. Особенность магии: показывать "живые" фотографии, имеющие свою жизнь. Вот и тут, на изображениях было все: от самого взрыва и до вздымающейся от поверхности земли. Раздвигающиеся облака, высота, стремящаяся ввысь. - Для того, чтобы завершить войну, самая "свободолюбивая нация", не разделяющая изоляцию волшебников и приветствующая связь с маггловским миром, применила две бомбы, каждая из которых стерла с лица земли по городу всего за несколько минут. Более 200 тысяч людей умерло, среди них имелись и волшебники. Самая свободная и либеральная нация, создавшая это оружие и единственная, кто позволила себе морально использовать его. Просто потому, что им так захотелось. Просто потому, что это было прихотью агрессии, которая течет в их крови, - Том с легким прищуром всматривается прямо в лицо Картье, наблюдая  то, как тот менялся прямо на его глазах. Сделал паузу, дал ему время осмыслить, сглотнуть, найти в услышанном смысл, потеряться в себе. Чтобы затем перевернуть страницу, где их дальше ждало еще четыре изображения с пояснениями, повествующие о странных болезнях, вызванных теми бомбами. Плавящаяся кожа, обугленные дети и прочее. Честно говоря, эти фотографии, еще и в движении, преисполненные болью в каждом движении и немыми криками, даже Том не видел ранее, посему для него они тоже стали "находкой". Очередным поводом настойчиво исключать человечность магглов. А затем он продолжил. - Говорят, бомбы оставили после себя страшные последствия, куда более ужасные, чем смерть. Задевающие людей, природу, землю, воздух, саму жизнь как таковую, - и передал книгу в руки Картье, замолчав. Пускай полистает, всмотрится, прочувствует, убедиться в озвученном Томом. Снова: переживет, осмыслит, попробует найти слова. А когда сможет, то Реддл будет рядом, чтобы поддержать возмущение, ужас, интерес; чтобы дать ответы на вопросы. Чтобы помолчать.

Отредактировано Tom Riddle (2016-12-31 20:36:01)

  Не обязательно прибегать к легилименции для того, чтобы обнаружить процесс активной стадии восприятия информации. Того, насколько сильный диссонанс таковая вызывает, насколько сильно шокирует и не совпадает с тем, что видел волшебник раньше, что и как привык воспринимать. Оно читается по его лицу, по глазам, по их наполнению, по движениям руки. По речи, в конце-то концов. Юноша словно бы провалился в иной мир, отключившись от внешнего. И, в общем-то, за этим в самом деле было здорово наблюдать. С любой из точек зрения, которая может существовать в случае Тома Реддла. Более того: это оказалось настолько занимательно, чтобы в один из моментов, пока новый знакомый откровенно находился в прострации, собрать руки за спиной и сделать незаметный пас палочкой, дабы воспользоваться легилименцией. Не потому, что в этом имелся смысл, а для того лишь, чтобы Реддл насладился процессом. Увидел, услышал, прочувствовал скрип, треск, вибрации и расхождения. Нечто великолепное, в некотором смысле даже распыляющее его самого. Каждая мысль, каждый вопрос, новый и новый, вытекающий один из другого - Том наблюдал за этим всем, стоя где-то в стороне и не стремясь лезть в иные отсеки памяти. Пока оно волшебника не интересовало, он желал лишь насытиться и насладиться тем, что происходило сейчас. Вероятно, именно потому он молча принял книгу, но пока не спешил убрать её обратно  - разве что закрыл, желая использовать чуть позже. Вероятно, именно поэтому встретил озвученное Кристофом в качестве логичного, планомерного продолжения того, о чём тот думал. К счастью для себя - даже не без выгоды. К счастью для Картье - тот даже ничего не понял, а Реддл ни единым слово, ни единым движением не выдал себя. Да как обычно, в общем-то.
  - Мирные жители: дети, женщины, старики, инвалиды, крестьяне. Все. Даже волшебники, - осторожно подчёркивает, поглядывая в лицо француза. - Проще убить тысячи людей и показать, что это под силу, чем вести переговоры или пытаться завершить войну иными путями, без лишних жертв. Полагаю, они думали как-то так, - и снова Реддл не вдаётся в подробности, на деле куда мене однозначные, чем простое осуждение магглов. К счастью, волшебная библиотека не располагает настолько подробной историей магглов, чтобы обнаружить обратное от сказанного. - Гриндевальд был жесток, но в его действиях хотя бы имелся смысл, а сторонники не убивали всех подряд, остаиваяя конкретные идеи и принципы, - Том тоже выражается без излишнего радикализма, принимая манеру Кристофа, но не покрывая свои слова толерантностью. Он лишь констатирует безличные факты, делает более конкретным то, что сказал сам француз после увиденного. Не то чтобы Картье теперь станет отрицать им же сказанное, верно? Наживка выкинута, наживка проглочена. - Я недостаточно хорошо знаком с местными нравами, но разве вы, как представитель чистокровного рода, не рассматриваете историю чуть более... шире, чем это подаётся ответственности? В качестве самообразования и укрепления имеющегося мнения фактами и контраргументами, само собой, - выходит так, что британец не обвиняет, нет, о, конечно нет,семейство Карье в необразованности, а лишь уточняет, принято ли "во Франции в целом" затрагивать подобные вопросы. Вероятно, оно не имело бы значения, окажись Кристоф членом какой-то далекой от политики семьи. Однако, насколько Том успел оценить по фамилиям, что имелись на слуху, Картье как раз к элите и относились. Жаль, что пока волшебник не столь углублялся в их древо. Сейчас оно бы очень пригодилось.

  Кристоф Картье представлял собой одну сплошную жизнь, одну сплошную реакцию. Не нужно быть тонким психологом или излишне проницательным, чтобы отметить это. Достаточно лишь недолго понаблюдать за ним. Особенно интересно отслеживать изменения в глазах, во взгляде: куда теперь француз смотрит, на каких словах и что его смущает больше всего. И, главное, как во всём этом прослеживался некий диссонанс: француз явно не привык слышать ничего из того, о чем уже успел обмолвиться с Реддлом, и тем более не ожидал услышать это всё сегодня, сейчас; не ожидал стать участником подобных обсуждений.   
  Именно поэтому волшебник говорил... заученно? Пожалуй, да: обтекаемые научения, без конкретной позиции, наполненные предрассудкам, страхами и общими предложениями. Ничего неожиданного, ведь Реддл знал, что такое Франция и какие взгляды ждут его здесь. Одно дело, впрочем, знать и слушать, другое - "щупать" перед своим носом. Разной степени отторжение и досада, как вы понимаете.
   - Если вы в самом деле желаете соотнести два этих совершенно разных события, м-ье Картье, то их стоит досконально изучить, чтобы разбираться. А ещё помнить, что не только сторонники Гриндевальда, но и его противники совершили не одно убийство. В этом смысле стороны равны, если не учитывать лозунгов и целеполагания, - Наследник едва улыбается, чтобы перекрыть и томящееся в нем презрение к подобным бесхребетным позициям, и к незнанию. Он словно бы даёт некоторую дружескую рекомендацию человеку, чей успех и дальнейший развитие ему хотелось бы видеть. Наводит, как более опытный. И работает над тем, чтобы не звучать излишне высокомерно или, что пока непозволительно, осуждающе. Не озвучивает своего более радикального мнения, сдерживает и недоговаривает сказанное собой же. Кристоф должен ухватиться за некоторые мысли, вызвавшие диссонанс, но из-за почти тонкой подводки зацепиться за услышанное. Проверить лично, "досконально разобраться".  Он ведь уже впечатлен, так почему бы не продолжить?
     Последующий же ответ француза Реддла неприятно разочаровал. Во-первых, Картье оказался не чистокровным волшебником. Из плюсов: это делало не столь досадным факт того, то маг способен быть аморфным и "общественно правильным", чтобы даже вне дипломатического или политически-активного круга изрекаться так. Во-вторых: как же низко разбавлять чистокровную кровь невыразительными, но всё же примесями, нарушая традиции и устои, да ещё и для того, чтобы "остаться в стороне", "с одобрением", подготовив для себя почву на случай "любой из побед". Том неплохо разбирался в мотивациях и просчитывал подобные вещи, потому понял, к чему и о чем столь лаконично повествовал ему Кристоф. К сожалению, и на этом не всё. Намеки на и без того невыразительную улыбку постепенно куда-то улетучились.
   "Словно бы само по себе это событие не являлось скандалом".
  - Не поймите меня неправильно, я лишь хочу понять: показалось ли мне, что вы оправдываетесь, когда говорите об этом? - информация оказалась ценной и красноречивой, за что спасибо. Но ведь Том не спрашивал об этом, понимаете? Глядя на француза он буквально ощущал подобие стыда и неловкости внутри юноши от того, что тот же и озвучивал. Может это заставит Кристофа задуматься о чем-то важном, а. Не просто же так едва знакомый британец не постеснялся и спросил прямо нечто вопиющее, но совершенно правильное. "Меня лишили чистой крови, но это ничего страшного, потому что оно было частью плана. Это сознательная жертва, всё нормально, просто меня никто не спрашивал,ха-ха, ничего страшного", - то, как это слышал Реддл. Бесконечно низко, жалко, досадно. Волшебники не должны поступать подобным образом, "чтобы не вызвать осуждения в случае победы противников Гриндевальда". Как никто в своё время не спрашивал Тома, а желал ли он иметь отца маггла. Британец сдержался и не поморщился, разве что немного насупив брови и покосившись на стеллажи после недолгого, но проницательного взгляда на Кристофа. Французу словно был нужен тот, кто скажет не осторожно и дипломатично, а на грани, в лоб, дабы встряхнуть. - В любом случае, м-ье Картье, спасибо за историю и откровенность. Я ранее не сталкивался с подобными... решениями, это полезное знание. Если не учитывать того, что речь о живых волшебниках и их судьбах, то я практически восхищен подобной смекалкой. Неудивительно, что фамилия Картье традиционно ассоциируется с дипломатией, - как и ничего удивительного в том, что Франция, будучи едва ли не европейским центром, пошла по наклонной. С такими-то подходами. Иронично и забавно: Британия, которая фактически в войну не вмешивалась, но победила Гриндевальда, являлась теперь куда более консервативной и традиционной в сравнении с тем, что Том успел встретить здесь.
- Теперь я совершенно настаиваю на том, чтобы вы получше ознакомились с книгой. Что-то мне подсказывает, что это действительно займёт вас, - и снова, на этот раз в закрытом виде, протянул её французу.