Минерва никогда не оставалась кошкой так долго. Уже в больнице она поняла, что надо снова привыкать к человеческому телу. Оценить ущерб для кошки было довольно просто, для человека - не очень, поэтому она плохо понимала, насколько пострадала и сколько времени тут проведет. Она понимала только, что ее семья не пострадала. То ли Лестрейндж не сумел подсмотреть адрес, то ли не сумел им воспользоваться.
Он снял с нее ошейник только на следующий день, когда запустил в комнату, где она лежала, оборотня. Как раз было полнолуние. Минерва до последнего надеялась, что оборотень не тронет кошку, потом превратилась и пыталась отбиваться, потом в последний момент превратилась снова, в надежде, что кошка не станет оборотнем. Потом Лестрейндж оттащил оборотня. Все последующие дни сливались в какую-то муторную массу. Боль чередовалась с запахом зелий, которыми ее лечили, с жаждой, потому что ей не давали пить, с тем, как кололась коротко остриженная шерсть, с чувством бессмысленности всего этого. В первый день от нее хотели информации, и она могла чему-то сопротивляться. Дальше от нее требовалось только кричать от боли, или задыхаться, или истекать кровью. Сопротивляться этому было нельзя.
Но блох больше не было. Блохи были почти что хуже всего, и по ночам она просыпалась, принимая дуновение сквозняка за шевеление полчищ насекомых у нее в шерсти. В темноте прятались их лапки, их плоские тельца, их поганые челюсти. Потом она не могла заснуть и долго дрожала от отвращения и ненависти. И от страха. Конечно, от страха тоже.
Но она все равно предпочла бы блох одному укусу оборотня.
Целители вправили что-то в суставах, напоили ее, убрали мелкие порезы. Может, они поняли, что то за свежие шрамы на бедре, а может быть, и нет, во всяком случае они ничего не сказали. Для непрофессионала Лестрейндж лечил удивительно эффективно.
Когда ей велели отдыхать, Минерва отказалась от снотворного. Сначала надо было рассказать об этом. Заново научиться говорить и дать показания. Немного бессмысленно с учетом того, то Лестрейндж вроде как был убит, но рабочие ритуалы хороши уже тем, что позволяют зацепиться за них и не закрывать глаза. Не просыпаться снова среди блох с ошейником на шее. Не просыпаться с мыслью, что лучше бы оборотень загрыз ее сразу. Она не отказалась бы от сиделки, чтобы чувствовать человеческое присутствие, но объективно ей не требовалась сиделка.
Она лежала, рассматривая потолок и почти не шевелясь. Удивительно, что всего за несколько дней можно так надежно отвыкнуть шевелиться. Потом дверь палаты открылась и появился Фин. Минерва знала, что это будет Фин. Она отвела взгляд от потолка и повернулась на подушке, чтобы лучше его видеть. Ее устраивало, что он не пытается ничего говорить. Иначе ей пришлось бы заговорить, и все узнали бы про оборотня на несколько минут раньше, чем узнают теперь. Но разговора так или иначе было не избежать, и в конце концов Минерва попыталась для начала улыбнуться. Эту попытку он довольно удачно пресек.
Минерва мгновенно выпала из безучастного оцепенения и несколько раз моргнула, убеждая себя, что она не спит и ей не снится.
- Не смей!
Она рывком села и оперлась руками на постель, чтоб не завалиться. Прокушенная нога заныла, видимо, чтоб Минерва совсем никогда о ней не забывала. Как будто об этом можно забыть. Какого черта он делал? У него были все возможности оставаться и продолжать. У него оставалась нормальная жизнь. Там, вне аврората, тоже что-то существовало, конечно, но... Минерва все это отдала бы за возможность остаться.
- Почему?

Минерва оглянулась на кровать. На кровати не было ничего интересного. Вернее, она казалась притягательной, хотя не настолько, чтобы в ближайшие пять минут всеми силами к ней стремиться. Но с другой стороны, нельзя же одновременно игнорировать приказы и рассказывать Фину, как она ценит его руководство. Минерва вздохнула.
- Есть, сэр.
Если рапорта пока нет, еще есть шанс, что его и не будет. Что у нее получится сейчас отговорить Уркхарта и по крайней мере оставить аврорат при руководителе, который не будет прогибаться под Блэка. Об этом она думала, пока повыше подвигала подушку и медленно укладывалась, а потом натягивала одеяло до подбородка.
- Меня нашел Тони. Тони аврор.
Арабеллу они нашли вдвоем, но да, Нотт был первым. А не будь Нотт первым, Арабелла, вероятно, уже умерла бы или пострадала гораздо больше. Может быть, лишилась бы рук, поэтому Минерва не трогала эту тему. И все же в конце концов разговор с Ноттом дал больше для расследования, чем они рассчитывали, и Арабелла в итоге встречала утро уже в больнице, а не у Ноттов в гостях. Ей нравилось учитывать эту сторону медали.
- Я думаю, что мы поймали и сумели посадить сестру Поллукса Блэка несмотря на то, что нам мешала вся вышестоящая машина департамента. Потому что она дейстительно была виновата, и теперь она сидит в тюрьме. Мы же продолжаем расследовать события на митинге, а не забросили это дело за давностью и не списали в нераскрываемые. Мы не дали угробить Лича, а согласись, шанс на это был очень велик. Мы задержали немало радикалов и не дали им развернуться с погромами. Вообще-то знаешь, за то время, пока ты на посту, мы очень много сделали хорошего.
Речь все-таки не шла о полном уходе из аврората. А ведь сначала это показалось единственным возможным вариантом, потому что Минерва разучилась ждать не самого худшего. Она подгребла подушку так, чтобы облокотиться на нее, и устроилась полусидя. За это время ситуация все еще не начала казаться ей позитивной.
- От тебя нет никакого вреда. Вред будет от твоего ухода, когда Блэк протолкнет на это место своего человека. И вот тогда ты увидишь, как в деле Дореи Поттер всплывут новые обстоятельства и ее освободят по настоянию аврората. И как с работы вылетит, может, даже в направлении Азкабана, Долохов, потому что он убил Лестрейнджа. И ты можешь даже не надеяться, что новое руководство заинтересуют поиски второго человека в деле Арабеллы. А потом и наши головы полетят. Нет, ты меня предупреждал, так что... я в общем к этому готова. Но раз ты разрешил инициативу, я все равно против.

Минерва пожала тем плечом, которое не было задействовано в исполнительном лежании. Долохов не успел ей сказать почти ничего. А ей теперь казалось странным, что все произошло всего час назад или около того - чувство времени словно смазалось от этого резкого возвращения в привычную жизнь. Как будто она провела у Лестрейнджа годы, да и вернулась оттуда годы назад. А может быть, все так и было, просто она забыла об этом, потому что в конце концов не выдержала, сдалась и сошла с ума. Минерва не могла пока понять, что из этого - ее текущая реальность.
- Случайности не случайны. Меня нашел Долохов. Долохов аврор.
Можно было повторить еще раз, потому что по крайней мере это положение из ее списка аргументов не нуждалось в дополнительном обосновании. Факты есть факты. В распоряжении Минервы было не слишком много надежных фактов, в конце концов.
- Какое сейчас число? - спросила она. - Сейчас сентябрь, да?
Август уже должен был закончиться. Сентябрь... Сентябрь, наверное, нет. Хотелось верить, что нет. Или она уже спрашивала об этом у целителей или у Тони? Минерва не помнила. Кажется, нет. Но она точно спросила, пострадала ли ее семья. Долохов должен был знать об этом, он же аврор, но он не знал. Значит, не пострадала. Но она собиралась спросить еще раз, чуть попозже, когда это снова станет главным, что будет ее волновать.
Фин пока не спешил настаивать на том, что только его отставка спасет Англию, хотя по его виду было не сказать, что он так легко передумал. От этого Минерва чувствовала себя несколько виноватой, потому что все началось с того, что она не справилась с Лестрейнджем. О господи, как можно было не справиться с Лестрейнджем!
- Нет. Я была заперта и кажется, спала. Или была без сознания. Пришла в себя, когда появился Тони и сказал, что случилось. И тело тоже не видела. Но он же сказал, что убил его...
Неужели все-таки не убил? И тогда она еще может убить его сама? Нет, не убить. Сама отвести его в Азкабан и смотреть, как его поцелует дементор, ведь его когда-то так интересовал этот вопрос. Как же было не устроить показательное выступление.
Что значит - нашли первого? Уже даже убили, может быть. Минерва не сразу поняла, что у нее ни разу не было возможности поделиться своим открытием.
- Лестрейндж. Арабелла описала палочку, его подходила под описание. Я только тогда заметила. Я попросила ее на проверку, он сделал вид, что отдаст...
Минерва уставилась в стену. Она постоянно возвращалась к этой минуте, которая все изменила, потому что она не успела увернуться.
- В общем, он меня сделал.

Четвертое - это даже не так плохо, большая часть сентября еще впереди. У нее еще есть время найти себе убежище на полнолуние, придумать, как обустроить все так, чтобы не причинить никому вреда.
Но что она должна была теперь сказать о том, как себя чувствует?
Я оборотень! Я чертов оборотень! Меня больше не потерпят рядом с собой приличные люди!
Надо было сразу же сказать об этом, и все. Прекратить это мучительное гадание, как он отреагирует. Но язык ее не послушался, в последнюю секунду Минерва струсила.
- Нет, ничего опасного нет. Меня скоро выпишут.
Я очень трусливый оборотень.
Она кивнула. Тело нашли, значит, Лестрейндж уже причинил весь вред, на который способен. Хотя она не отказалась бы выместить ненависть и на его трупе, но за такие желания должно быть стыдно. В конце концов его отдадут семье и похоронят как приличного человека, а Минерва сможет плюнуть на его могилу, это относительно цивилизованный способ самовыражения. Теперь ей придется очень тщательно следить за своими способами самовыражаться.
- Ему повезло, что он уже сдох, - все-таки сказала она, но теперь почти безучастно. - Да, все произошло из-за этого. До тех пор мы просто общались, и он вынул палочку...
Почему он вынул палочку? Просто так, чтобы подурачиться и чтобы спровоцировать ее, потому что она, конечно, не могла проигнорировать вынутую палочку во дворе маггловского храма. Наверное, он не думал, что Арабелла что-то вспомнит.
- Собор Святого Патрика в Дублине, - сказала Минерва. - Там никто не пострадал? Мы гуляли там, и он вынул палочку шутки ради, а я ее узнала, попросила на проверку, и тогда он меня ударил... и все. А потом, когда мы разговаривали, он не отрицал.
Может быть, все это и правда было хорошо, потому что разменять одного аврора на одного Лестрейнджа... удачный ход для аврората. Нельзя же было ждать, что как и в случае с Дореей Поттер, им не потребуется разменивать никого. Минерва пыталась найти в этом хоть какой-то положительный момент, но ей не удавалось. Ей и не должно было удаваться, да.
- Нет, он таким не был. Он был довольно инфантильным. Он мог бы рискнуть своей жизнью, мне кажется, но умирать, не сдаваясь - это не про него. Хотя он тоже был хорошим бойцом. Я удивилась, насколько хорошим.
Может, надо было просто промолчать? Если брать выходные в день полнолуния и следующий, когда их догадаются сопоставить с календарем? Может быть, никогда? Раз не заметили даже целители... Ей повезло. Оборотень кусал кошку. Когда она превратилась, шрамы выросли пропорционально и теперь были слишком большими. Она могла бы скрывать и жить как раньше. Нет, не как раньше. Ей пришлось бы врать, врать, врать.
Минерва поняла, что не может просто лежать, снова уселась и подтянула ноги к груди.
- Еще Лестрейндж хотел проверить, что получится, если анимага укусит оборотень. Поэтому меня укусил оборотень. 31 августа было полнолуние.

Если Гарри из отдела происшествий придется что-то проверять, значит, ничего не случилось. Хотя бы этих последствий удалось избежать, что, конечно, вряд ли было ее собственной заслугой. Минерва слабо махнула рукой, как бы говоря, что значит, и не стоит беспокоиться.
- Мне показалось, что мы аппарировали до того, как он еще что-то сделал. Видимо, так и есть.
Может быть, магглы так ничего и не заметили. она попробовала вспомнить, что происходило вокруг, но не смогла, потому что вспоминалась только адская боль и то, как уши заложило и все поплыло перед глазами. И, конечно, бесконечное удивление от того, что ее так глупо провели.
Сейчас ей больше всего хотелось согласиться, что это ее ошибка и ее вина, по крайней мере тогда все случившееся получало объяснение. Но нет, все еще не сейчас, это решение она по крайней мере могла обосновать.
- Я была уверена, что справлюсь с ним. И я была уверена, что он заметил мой интерес к палочке, и пока мы будем возиться с ордером, он избавится от нее и подсунет для исследования другую.
По первому пункту это, конечно, была ошибка. Объяснимая ошибка, ведь чтобы похитить Арабеллу, не требовалось быть очень сильным бойцом, при всей симпатии к Арабелле. Минерва по-прежнему держалась за мысль, что если бы поединок был честным, Лестрейндж давно бы сидел в Азкабане. Но стоило столько времени проработать в аврорате, чтобы ждать от Лестрейнджа честного поединка и даже не подумать, что он гораздо сильнее...
Минерва потерла челюсть, которая давно срослась, но все еще ныла. Ныло все тело, она чувствовала, как что-то в ней непрерывно перестраивается, подстраивается под течение времени и движение луны, чтобы через несколько недель получилось новое существо. с этим ничего нельзя было сделать. От этого тоже никто не застрахован. Так вышло, что спустя несколько часов после освобождения у нее уже не получалось этому радоваться, как надо было бы. Может, стоило поспать и попробовать подумать уже после этого. Если бы она могла заснуть, был бы шанс проснуться.
И Фину тоже не мешало бы поспать. Ей будет очень не хватать прежней возможности сказать ему, чтобы шел спать, а она со всем разберется. Подумать только, а она считала, что самый худший момент в ее жизни уже прошел. Да нет, даже без объяснений отказывать Дугалу было легче. И вот опять.
Минерва пару секунд смотрела в никуда, потом заставила себя смотреть в глаза.
- Ты не ослышался. Меня укусил оборотень. Я чувствую, - голос некстати дрогнул, но она все равно договорила, - что заразилась.
Только не разреветься прямо сейчас.

На секунду повисло молчание. Минерва смотрела, как Фин осознаёт новость и как меняется выражение его лица. Нет, он, конечно, не из тех людей, кто от таких известий уходит и разрывает все контакты. Но все равно ей было страшно потерять что-то очень важное между ними, что даже толком не успело начаться, и уже оказалось под угрозой. Потом он сел ближе и взял ее за руку, и угроза отодвинулась. Он пытался вытащить ее из ямы, которую она сама себе вырыла.
- Я почти все время была кошкой. Он хотел стереть мне память, но пока я кошка, не мог, менталика рассчитана на людей. Иллюзии тоже. И для иллюзии это было слишком подробно.
Лестрейндж просто не мог устроить такой спектакль. И даже с сообщником своим вряд ли мог. Кошка чувствовала запах шерсти, запах зверя, запах из огромной надвигающейся пасти, по которой она напрасно била лапами и кусалась сама - нос оборотня и кровь оборотня были мерзкими на вкус. В человеческом облике она помнила  только чудовищную силу этой твари, грозившую переломать ей кости, и огромные когти, которые он не пускал в ход, ведь приказ-то был кусать. Наверное, пора было не называть его тварью, она теперь такая же.
- Один раз он меня напоил, - сказала Минерва. - И я не смогла сразу превратиться, кажется, тогда он подсмотрел адрес, но Тони сказал, что ничего не знает о нападении на родителей...
То, как напоил, тоже было ее ошибкой, очередной. Аврорат, кажется, ничего не потеряет от того, что его покинет настолько бестолковый аврор. Вернее, не покинет, ее выкинут с позором, после тщетных попыток объяснить и Блэку, и Визенгамоту, что ей просто нужны два обычных выходных каждое полнолуние. Безрадостная перспектива, но поскольку Фин все ещё держал ее за руку, Минерва решила подумать об этом потом.
- Остальные зелья были лечебными. Костерост, бадьян, что-то ещё... не помню. Мне ничего не снилось. Вообще-то обычно он не давал мне пить.
Зачем она говорила все это, если все равно воспоминания были ненадежными? Она помнила только часть пыток, и все равно не могла рассказать о том, как это происходило. Да и не хотела, но в какие-то мгновения не могла удержаться, слова подкатывали прямо к горлу.
Она выпрямила укушенную ногу, сдвинула подол больничной рубашки, чтобы не мешал. В конце концов, чего терять.
- Смотри. Они могли не понять. Или хотели сначала убедиться.
Кошка была оборотню примерно на один укус, а ее лапа тем более. Вряд ли целителям пришло в голову предположить оборотня с такими большими зубами. Усилиями Лестрейнджа рана успела затянуться, особенностями кошачьей биологии она затянулась даже ровно, без уродливых бугров, как бывает с человеческими ранами и особенно с укусами оборотней. Шрам выглядел чужеродным, словно принадлежал кому-то другому. Отсюда, с этой точки она понемногу превращалась в чудовище. Если бы можно было эту ногу просто отрезать... но это надо было делать ещё тогда, да и не помогло бы.
Минерва положила руку поверх руки Уркхарта и погладила, чтоб перестал так сжимать пальцы. Или чтоб сжал крепче.
- Он кусал кошку, Лестрейндж его контролировал, может, взял под Империус. Так что есть шанс, что трансформация будет другой. Но никто не знает, какой.

Дома было все в порядке. Минерва старалась верить в это, ведь если б было не в порядке, Лестрейндж уже похвастался бы этим. Но доказательства, построенные на том, что сделал бы, а чего не сделал бы Лестрейндж, казались ненадежными. Окончательно она поверила только теперь.
- Как они? Потом скажи им, что я здесь, ладно?
Они там, наверное, сходят с ума. У них ведь даже нет способа поучаствовать в поисках. Обычно они не приходили навестить ее в больнице, но обычно речь шла о будничных травмах и будничных сроках заживления. Она задумалась, стоит ли сообщать им об укусе, и не нашла ответа на этот вопрос. Может, чуть позже, когда она сможет их подбодрить, но точно не сейчас.
Интересно, сообщили ли родителям Лестрейнджа.
- Не надо, - сказала Минерва. - Он уже умер, и это не помогает. А меня не пустят носить тебе пирожки в Азкабан.
Быть убитым своим другом - само по себе нехорошая смерть. Жаль было только Долохова, у которого подряд гибли друзья. Раньше она с подозрением относилась к Долохову, но сегодня не получалось. Трудно подозревать человека, который спасает тебе жизнь и, может быть, рассудок.
Минерва помолчала, рассматривая свои руки. На руках не было ничего интересного, даже новых шрамов. На какой-то из них болел недавний перелом, но нужно было сделать усилие, чтоб отличить, на какой.
- Но я зарегистрируюсь, - сказала она. - Не хочу всю жизнь врать своим же и бояться, что кто-нибудь заподозрил. И чтобы тебе приходилось меня покрывать. Пусть бояться будет нечего. Ты же знаешь, что я могу работать, мне просто нужна пара выходных на полнолуние, вот и все. Блэк не поверит, но может, поверит Тафт. Может, поверит Визенгамот. Может, пора менять этот  чертов закон.
Последние слова получились злыми. Про себя она давно считала, что закон пора менять, но ведь это была не ее работа - проявлять неравнодушие и менять законы, ведь ей-то ничего не грозило. Люди берутся менять законы, только когда им прищемит хвост, и она не стала исключением.
Минерва вернула подол на место, поджала ногу и снова взялась за руку Фина. Злиться она сможет потом, хоть всю оставшуюся жизнь. А может, она вообще умрет, потому что нельзя быть оборотнем и анимагом одновременно. Может, поэтому их никто никогда и не видел, они просто не переживают трансформацию. И это будет ясно слишком скоро. И да, ей было очень страшно остаться одной именно в это время.
Минерва снова замолчала, не зная, заплакать ли от облегчения или запретить ему даже приближаться в полнолуние, потому что нельзя так рисковать. Но отказ озвучить не получалось, она чувствовала, что это худшее, что можно сказать. В конце концов она перестала высматривать ответ на лице Уркхарта и пару раз кашлянула, прежде чем заговорить.
- Если ты будешь очень осторожен, Фин. Я поищу место, где можно пересидеть, не рискуя никого укусить.

Минерва усмехнулась. Вот так уже лучше, никто больше не настаивает на том, чтобы она лежала и не пыталась шевелиться. Она вообще-то уже належалась за все это время. Даже слишком належалась, потому что Лестрейндж был очень осторожен и почти всегда заранее ее обездвиживал.
- А если ты дашь мне палочку, то сможешь сказать им, что и бумагу с пером я себе сделала сама.
Куда делась ее собственная палочка, как и все остальные вещи, оставалось только гадать. Спрашивать о них у целителей было бессмысленно, там еще даже дом Лестрейнджа вряд ли успели обыскать. Да и Минерва сначала была не в том состоянии, чтобы задавать вопросы, кроме самых насущных. Хотя разговор ее подбадривал.
Фина очень расстроило известие, что убить Лестрейнджа уже нельзя. Хотя надругаться над трупом все еще было можно.
- Не хочу ничего штурмовать. Давай мы просто устроим тебе побег. Может быть, я с апреля просчитываю способы его организовать.
Да, Арабелла, пожалуй, помогла бы, если бы вспомнила Минерву и если бы ее удалось застать на работе. В возможностях ее пирожков трудно было сомневаться. Минерва представила себя на ее месте - без воспоминаний, без малейшего понимания, что ее связывало с людьми вокруг, зато с необходимостью начинать жизнь с чистого лица, - и ее передернуло. Нет. Лучше быть оборотнем. Лучше даже понять в какой-то момент, что люди вокруг больше не хотят быть связаны с оборотнем, но по крайней мере знать, как она прожила четверть века.
- Это ты спешишь с выводами, - огрызнулась Минерва, раздраженный тон Уркхарта задевал. - Я и собираюсь подождать до первого полнолуния.
Или даже до второго, чтобы точно знать, какой будет трансформация для кошки, а какой для человека. Прежде чем регистрироваться в качестве кого-либо, неплохо будет понять, что она из себя представляет, обыкновенного оборотня или что-то новое. А потом... потом можно будет обдумывать все уже детально, но не строить совсем никаких планов на то, что дальше, она не могла. Хотя бы потому, что эти планы заставляли верить, что дальше все-таки что-то будет. И может быть, это что-то будет заключаться в изменении законов. Смиряться с законами, наказывающими жертву, можно, пока они тебя не касаются, но смиряться с ними и после этого?
- Да, менять, - сказала Минерва и остановилась, хотя собиралась сказать еще много всего. Но ясно было, что малейшее возражение - и она заведется, потому что не сможет принимать не на свой счет. Достаточно было и того, как трудно оказалось замолчать уже сейчас. - Давай в другой раз, Фин. Сегодня я не буду трогать никакие законы.
И даже объяснять, что никакая степень осторожности не будет считаться достаточной, пока осознаешь, что источник опасности - именно в тебе. Что теперь она будет постоянно держать в голове, что в полнолуние может искусать кого угодно, начиная с собственной семьи. Пока не доказано обратное, игнорировать это просто безответственно. Разве не из-за этого оборотни и становятся париями? Впрочем, общество поступает еще более странно, изгоняя людей и ожидая от них ответственного отношения к себе. Минерва устало потерла лоб.
- Если нам повезет, я даже согласна поставить свечку в папиной церкви... в честь кого-нибудь там. Какого-нибудь покровителя волков. У магглов полно покровителей самых неожиданных вещей.
Уркхарт отвернулся. Минерва тоже перестала его рассматривать и перевела взгляд куда-то на стенку. Может, и правда повезет, ведь ей уже везло, потому что Долохов ее нашел (но как?), а Уркхарт не хлопнул дверью сразу после известий об укусе. Этого она и не ждала, но как отделаться от этого тягостного ожидания, когда решается, поступит ли человек так, как ты от него ожидаешь. Поступят ли так все остальные, родители, мальчики, Августа, Нобби... Или к тому моменту везение уже закончится. И все это заставляло только больше бояться того, что с ней будет происходить уже недели через три. Все пишут, что трансформация - очень неприятное зрелище, можно представить себе, какова она изнутри.
Минерва снова обернулась к Уркхарту. Устроить все это еще и у него было уже чересчур. Хотя она была тронута, что он предложил.
- Я... Мне будет проще на своей территории. Я оставила за собой ту квартиру, которую раньше снимала, так что...

Сделать бумагу и перо самостоятельно ей не дали, чтоб не смущать никого слишком здоровыми аврорами. Хотя казалось бы, слишком здоровый аврор - большая редкость, и надо бы дать людям шанс его увидеть. Минерва положила подбородок на колено.
- Зажал палочку. И в чем выражается твоя ответственность?
Надо же знать, насколько серьезно пострадает кто-то другой, когда она выпишется отсюда. Если бы точно знать, который час, Минерва определилась бы, случится ли это сегодня вечером или завтра утром. Но до сих пор вопрос времени ускользал от нее. У нее не было серьезных травм, требующих постоянного присмотра целителей, она хотела домой, спрятаться и отлежаться уже там. Наверное, даже не к родителям в дом, а к себе, потому что показаться в том виде, в каком она сейчас, ей было страшно и стыдно. Хотя в каком виде, она понятия не имела - в палате не было зеркала, так что Минерва могла только ощупать остриженную голову и рассмотреть следы порезов на руках. Но увидеть это не помогало.
- Это дело на меня. Не закрою, пока у меня не появится чувство юмора. Не бойся, сбежать из Азкабана невозможно только потому, что я не пыталась никого оттуда вытащить. И я уже запугала персонал.
Нет, кажется, чувство юмора все еще не появилось. Может быть, его наоборот отбило за эти дни. Минерва вдруг занервничала из-за того, что с самого начала все делает не так, что сделала эту дурацкую ошибку, что выдала Лестрейнджу информацию, что не смогла самостоятельно выбраться, что сейчас сидит без палочки и совершенно бесполезна.
- Ты должен меня допросить, - сказала она. - Или не ты. Кто-нибудь.
Да, это привнесло в ситуацию какой-то порядок, и ей снова стало спокойнее, потому что дальше она знала, что делать: отвечать на вопросы как можно более подробно и четко, дать максимум сведений, которые могут помочь Долохову оправдаться - или нет. Лучше сделать это сейчас, сегодня, пока она помнит детали. И пока она не решила, то ли отгородиться от всех и заснуть от страшной усталости, то ли найти себе применение, потому что больше невозможно ничего не делать.
- Нет, свечи не надо делать самостоятельно. Хочешь, возьму тебя с собой. Посмотришь на маггловские ритуалы.
Маггловские ритуалы всегда казались ей трогательными и беспомощными, несмотря на то, что людям они все-таки помогали. Видимо, мысль о том, что теперь все исправится, сама обладает какой-то магией, и мир меняется из-за нее. Минерва хотела бы и сама зацепиться за эту мысль, но пока что не получалось. Пока что она просто заставляла себя так считать, а в необоснованном мнении магии не было.
Ну что ж, настаивать на том, чтобы обязательно провести полнолуние у себя, было глупо. Когда она превратится, ей вообще станет все равно, где она находится, так что ценность привычной обстановки будет сильно преувеличена. К тому же спорить ради непонятных принципов, недавно совершив ряд идиотских ошибок... надо же было остановиться. Минерва потерла лицо еще раз и усмехнулась.
- Хорошо. У тебя. И если ты по какой-то причине передумаешь... ничего страшного

Фин улыбнулся, но сделал вид, что этого не было, словно все случившееся было слишком серьезным и было непонятно, можно ли теперь шутить и улыбаться. Да, Минерве тоже было непонятно. Она словно потеряла равновесие и никак не могла снова его нащупать. Как будто здесь была не вполне она. Как будто она была не вполне здесь, а где-то посередине между домом Лестрейнджа и этой палатой.
- Да, звучит очень серьезно. У нас есть программа профилактики таких злоупотреблений?
Да, действительно, Долохов. Минерва очень хотела бы знать, как он нашел ее вопреки всему, но она надеялась, что Уркхарт завтра и перескажет. Она ведь должна остаться в этом деле, должна знать все детали и продолжать работать... по крайней мере до полнолуния. Еще есть немного времени.
- Ладно. Завтра я выпишусь. Видимо, буду дома. Мальчики принесут нужные зелья...
Нет, все-таки не у себя, все-таки у родителей. Минерва представила себе, как они будут сходить с ума, если после всего она еще и запрется в своей квартире. Никаких объяснений, которые могли бы их успокоить, у нее не было, а просто наплевать на все она не могла. Надо просто перетерпеть несколько дней, а потом вернуться к работе и больше не вспоминать об этом.
До полнолуния.
- Думаю, будет правильно считать везением любой расклад, при котором я никого не съем. Церковь, в конце концов, симпатичная.
Сначала Минерва не поняла, что такого сказала, чтобы Фин выдернул руку и ушел в сторону. Потом поняла и задумалась, как отвечать. Она просто хотела еще раз услышать, что ее не оставят разбираться с этим одну. У слов есть своя магия. Ну, наверное, в каком-то смысле она услышала именно это. Минерва потерла висок, снова на секунду удивилась, как коротко обрезаны волосы.
- Я бы нет. Извини.
Но разве можно теперь рассуждать о том, что поступил бы в непростой ситуации вопреки шаблонам общества? Она уже с другой стороны шаблона, и ее представление о правильном поведении в такой ситуации несколько... скомпрометировано, так бы она написала в статье. Интересно, будут ли кого-то все еще занимать ее статьи, когда все станет ясно...
Минерва снова сфокусировалась на Уркхарте, чтобы убедиться, что он не сердится, и ей показалось, что уже нет.
- Извини, - повторила она для гарантии. - Давай. Я придумаю, что писать.

Это выяснилось вскоре после ухода Фина. Что все еще день, что вечером целитель снова зайдет к ней и что, несмотря на отсутствие тяжелых повреждений, ей лучше остаться на ночь в больнице. В гробу Минерва видела свое нахождение в больнице, в гробу и в белых тапочках. Ей хотелось бежать отсюда, прежде чем еще хоть один человек увидит проклятый шрам от укуса и заподозрит что-то. Бежать, прежде чем предложенный Уркхартом план полетит в тартарары, а она-то уже успела поверить, что есть шанс.
Минерва настояла на выписке под свою ответственность, получила нужные зелья и длинный пергамент с инструкциями, как и куда их применять, и сбежала. Самым трудным оказалось спуститься по лестнице. Прокушенная нога подламывалась и цеплялась за ступеньки, но один из санитаров помог ей сползти на первый этаж к каминам. Пробормотав неразборчивые благодарности, Минерва переместилась в атриум Министерства - после всего случившегося меньше всего ей хотелось, чтобы адрес услышали. В атриуме незаметно назвать его было гораздо проще. Так что еще через пару секунд каминная сеть выплюнула ее домой.

Приход Уркхарта ее разбудил. В очередной раз, поскольку весь день, а до того всю ночь она просыпалась то от слишком громкого звука шагов за дверью, то от слишком давящей тишины, то от ноющей боли в ноге... то от чувства самого страшного одиночества, какое только бывает. Мир вокруг был полон людей, с которыми не случалось этой дряни, и только она оказалась подходящей мишенью. Думат так было неправильно, но как об этом можно не думать, пока лежишь в темноте, и нет ничего, что не напоминало бы... не напоминало бы. Конечно, можно было бы открыть дверь и позвать родителей, Минерва знала, что они появятся через секунду. Но по-настоящему это помогает только в детстве.
На этот раз надо было спуститься только на один этаж, так что она справилась сама, и входя в гостиную, она же столовая, постаралась не хромать слишком сильно.
- Привет. Уже гораздо лучше, спасибо.
Она даже не врала. Зелья и нездоровый, но хотя бы продолжительный сон помогли немного окрепнуть, и мысли уже не так путались, как вчера. Теперь общая безнадежная картина казалась вполне отчетливой. Минерва уселась за стол напротив Фина, посмотрела на палочку, лежащую с краю, но пока ничего не спросила. Пока что она взяла себе палочку матери и спала, положив ее под подушку, как свою.
- Да, готова.
Спрашивать, что сказал Долохов, сейчас было излишне, хотя ей очень хотелось спросить. Но сначала работа и сначала беспристрастность повествования. Минерва убрала руки под стол, чтобы за скатертью было не видно, как она их сжимает и разжимает. Потом прокашлялась, наблюдая, как перо занимает свое место над чистым пергаментом.
- 30 сентября я встретилась с Родериком Лестрейнджем в Дублине, во дворе собора Святого Патрика. Мы относительно регулярно встречались начиная с мая, когда разговорились на приеме в особняке Малфоев. Его интересовала анимагия, меня - возможность поддерживать контакт, поскольку я полагала, что он может быть причастен к нападению на митинг 10 мая. На этот раз мы просто беседовали о пустяках, затронули новейшие исследования в трансфигурации, которые Лестрейндж спонсировал, - у нее было время подумать, что говорить, но чем ближе была точка невозврата, тем больше Минерва забывала из своей продуманной речи. - В какой-то момент он вынул палочку. Вероятно, собирался меня подразнить тем, что размахивает палочкой поблизости от магглов. Палочка была очень похожа на ту, что описала Арабелла Фигг... как палочку одного из нападаших. Лестрейндж заметил мой интерес к палочке, и я попросила ее для проверки. Он согласился и притворился, что снова достает ее, а потом ударил меня локтем в лицо... в челюсть. Я не успела уклониться.
Дальше было трудно описать. Минерва замолчала. Сначала в голове вспыхивает боль, потом дыхание останаливается, потому что Лестрейндж вколотил его куда-то вглубь, потом воронка аппарации всасывает их, а что с того конца, не видно. Все заслоняют красные и оранжевые вспышки боли, ноги как ватные и она только помнит, где противник. И палочка ее не слушается.
- Потом он ударил меня в живот и вместе со мной аппарировал. Я была... дезориентирована и не помню местности. Я попыталась атаковать, но ничего не вышло. У меня не получались сложные заклинания, потому что... потому что я была дезориентирована. Лестрейндж атаковал сам. Он атаковал непрерывно. Я успевала только защищаться, а если хотела атаковать сама, приходилось пропускать его заклинание. Он оказался хорошим дулянтом. Кажется, я ни разу не попала. В конце концов он победил. Видимо, я потеряла сознание.
Минерва уставилась на скатерть, перевела дыхание, сжала и разжала пальцы. Все получалось не так плохо. Ей удавалось говорить, не скатываясь в ненужные сопли, хотя сопли, конечно, были коварны и подстерегали, стоило только сбиться с мысли. В горле она чувствовала ненужный сейчас комок.
- Я налью себе чаю. Ты будешь?

Если бы Лестрейндж делал хоть что-то необычное, дал ей хоть один повод насторожиться, все могло бы пойти не так. Увы, он не давал, и поэтому Минерва ничего такого не ожидала. Вообще никакого не ожидала, просто считала, что Лестрейндж опасен - но не для нее.
И сейчас об этом лучше было помолчать.
- Нет, - сказала она, глядя на перо. - Мы поговорили о трансфигурации. Раньше Лестрейндж просил меня давать ему уроки анимагии, предлагал деньги на исследования. Я отказалась, но порекомендовала ему ученых, которым он может переадресовать это предложение. Он так и поступил, а в тот раз намекал, что они чего-то добились. Но так и не сказал чего. Он спрашивал у меня о Нотте. Я воспользовалась случаем, чтобы немного его расспросить, но он не сказал ничего принципиально интересного. Только что-то странное про одного сокурсника... а может, даже и преподавателя, из контекста неясно. Но это не имело к делу отношения.
Перо двигалось над пергаментом так равномерно, как не умеет человеческая рука. Буквы выходили ровными, и при желании и некотором усилии Минерва могла бы прочитать их, чтобы понять, как выглядит ее записанная речь. Записанные речи имели тенденцию казаться сумбурными. Впрочем, неважно, на то и авроры, чтобы устранять этот сумбур путем уточняющих вопросов.
- Разговор прервался неожданно, так что я не знаю, о чем он не успел сказать. Но он вел себя естественно. Я наблюдала за ним с мая и успела привыкнуть к его манерам, в этот раз они были такими же. И да, оказалось, что он умеет выбирать и носить маггловскую одежду, кстати. Это не самое характерное умение... в его кругу. Но маскировка была хорошая.
Кажется, пока она не упускала ничего, хотя казалось, что все это было слишком давно. А на самом деле меньше недели назад. Эта разница во времени постоянно сбивала Минерву с толку, и теперь тоже, когда они понемногу подбирались к точке невозврата.
- Нет, никогда не приходилось. Не помню его и в школьном дуэльном клубе, но при разнице в четыре года мы и не могли там оказаться в паре. О его дуэльных способностях мне тоже не было ничего известно. Я судила о его умениях только на основании того, что подозревала в нападении на митинге и в похищении Арабеллы. Оба случая... не требовали выдающихся навыков дуэлянта. Конечно, я их не исключала, но и не предполагала.
Перо замерло над пергаментом, Минерва поднялась, стараясь не встречаться с Уркхартом глазами, и ушла на кухню. С волшебной палочкой вскипятить и заварить чай было делом минуты, хотя она помедлила еще одну, не зная, зачем, и просто глядя в пространство перед собой. Вот именно так ей и хотелось провести следующие пару дней - отрешиться от происходящего, и пусть там делают что хотят, потому что ей все равно. Хотя нет, ей не было все равно, так что пришлось вернуться, левитируя обе чашки к столу. Молочник, сахарница, печенье - все осталось на кухне, потому что было тут неуместно.
Минерва уселась на место, снова убрала мамину палочку и взялась за чашку двумя руками.
- Я пришла в себя на следующий день. В промежутке помню только вкус каких-то зелий. Отчетливо различим был костерост. Вероятно, челюсть была сломана, но он хорошо ее вправил. Когда я очнулась, я сидела на диване, я была связана, Лестрейндж сидел напротив. Я плохо помню обстановку. Там было окно, но занавешенное. Я ни разу не видела, что за ним. Лестрейндж сказал, что я не должна бояться, и начал легилименцию. Мне удалось превратиться и избавиться от веревок. Я укусила его за правую руку, надеялась, что он выронит палочку и я успею подобрать. Но он только ударил меня о подлокотник и обездвижил.
Пальцам было горячо. Минерва заставила себя слегка ослабить хватку на чашке, пошевелиться. Ведь на самом деле она не была больше обездвижена, она была дома, была свободна. Могла жить дальше. Но почему-то это теперь давалось с таким трудом.
- Раньше я не проверяла, насколько возможно применить легилименцию к волшебнику в анимагической форме, хотя предполагала, что с этим будут сложности. Так и вышло. То есть не вышло... у Лестрейнджа. Больше всего его почему-то интересовал мой адрес, его он искал целенаправленно, поэтому...
Вот поэтому она так боялась за семью все это время, потому что в очередной раз ошиблась и позволила ему узнать лишнее. Как будто кто-то проклял ее и заставил ошибаться раз за разом. Впрочем, нет, никто никого не проклинал, просто она слишком хорошо о себе думала.
- Потом он убедил меня превратиться назад, и мы немного поговорили. Он спрашивал, почему менталика не срабатывает, я пыталась расспросить его об Арабелле. Он не ответил прямо, но не отрицал, что он в том участвовал. Я сказала ему, что дом под Фиделиусом, надеялась, что он отстанет от семьи. При разговоре он предложил мне выпить сливочного пива. Я согласилась. Я думала, что если он захочет меня отравить, то сделает это и так, а если там веритасерум, я просто снова превращусь. Но там было что-то... я не понимаю, что это было. Я опьянела от пары глотков пива и не смогла сразу превратиться, когда он снова начал легилименцию... Нет, до этого он меня ударил. Я что-то сказала ему, когда он начал нести какую-то чушь. Мне трудно вспомнить. Я нарочно хотела его задеть.
Это, наверное, было тоже не очень умно. Минерва не знала, как можно вести себя умно, когда ты связан и ждешь смерти, зная, что твой похититель нацелился на свою семью. Что вообще может быть умно, когда имеешь дело с психопатом, от которого полность зависишь.
- Потом легилименция, тогда он подсмотрел адрес. Может быть, что-то еще. Потом я все-таки превратилась. Лестрейндж требовал, чтобы я снова стала человеком, обещал не причинять вреда, потом... сменил аргументы.
Ладоням снова было горячо. Минерва наконец сделала глоток чая и не стала опускать чашку, как будто она могла послужить пусть маленьким, но щитом.

- Он предлагал деньги на исследования, - повторила Минерва. - Собирался обеспечить мне возможность заниматься наукой, видимо, затем, чтобы получать результаты. Мне показалось...
Все это было так давно, что было уже трудно не усомниться в своих выводах и впечатлениях. Ведь дальше неизбежно будет вопрос, почему Минерва думает именно так, а не иначе, а она не помнит. Она думает об этом так, словно все это было слишком давно.
- Мне показалось, его забавляла мысль купить себе карманного аврора, и поскольку он не был стеснен в средствах, то мог предлагать любую цену. Он, конечно, понимал, что я тоже это понимаю.
Вспоминать разговоры по прошествии времени тяжело, когда утрачены ключевые слова, после которых повествование делало поворот. И тогда, когда ты сразу вычленяешь что-то ценное и концентрируешься на нем, а то, что показалось словесной шелухой... Минерва прикрыла глаза и откинулась на спинку стула, припоминая тот день, стены собора и хрустящий под ногами гравий. Последние минуты перед своим личным концом света.
- Он сказал что-то про боггарта. Что когда он учился в школе, боггарт вызвал какие-то страхи у какого-то человека, который... который вроде как не испытывает эмоций. Он больше ничего не уточнял, но не имел в виду себя. Это точно.
Тогда она подумала, что человек не имел никакого отношения к делу. Просто какое-то воспоминание, но может быть, этот человек вспомнился Лестрейнджу не случайно, а в связи с темой разговора, а говорили они о Нотте. Но нет, он не мог иметь в виду и Нотта, тот демонстрировал даже слишком много эмоций. Минерва тоже потерла лоб. Эти обрывки сведений сбивали ее с толку, особенно сейчас, когда она оказалась в самом центре путаницы.
- Лестрейндж говорил, что это несправедливо, что Нотт умер, а... - она помялась, но слова из песни не выкинешь. - А сквибы и магглорожденные продолжают жить. Он имел в виду Арабеллу, потому что тогда я спрашивала о ней. Именно поэтому я посчитала это чушью. Еще он говорил, что обстоятельства смерти Нотта - это знак, но он не умеет читать знаки, а его отец умеет.
Пока Минерва пила свой чай, было очень тихо. Она должна была слышать сейчас тиканье часов в соседней комнате и шуршание шин по дороге за их садиком, но ничего не слышала. Она знала, почему: потому что комната сейчас закрыта от прослушивания, так что родители не услышат, можно не бояться. Но эта тишина создавала впечатление, что за пределами комнаты больше ничего нет. Вообще ничего.
Сначала ей показалось, что она ослышалась. Минерва поставила свою чашку ровно посередине блюдца и опустила руки. Укушенная нога заныла и отнялась, так что она согнулась, растирая шрам, но продолжала смотреть на Уркхарта.
- Что это значит, Фин? Преступник может быть еще опасен? Долохов убил его!
Но было уже понятно, что не убил. Или убил, но не Лестрейнджа. Или Лестрейндж был не один, а с сообщником. Ничего не кончилось, просто ее вывели из игры или скоро выведут, как только она признает, что стала оборотнем. Минерва разогнулась, откинулась на спинку стула, но ничего не могла сказать, словно кто-то снова ударил ее под дых и лишил такой возможности. Или мешало перо, замершее в ожидании ее слов, чтобы сохранить их на пергаменте и дать всем прочесть ее признание в собственном страхе и беспомощности. Из-за этого пера Минерва в конце концов собралась.
- Так вот, - произнесла она. - Я была в кошачьем облике, обездвижена. Он создал вокруг меня пузырь наподобие головного и заполнил его водой, чтобы доходила до ноздрей. Он говорил, что не хочет причинять мне вред и требовал, чтобы я превратилась. Потом он превратил воду в множество блох, и они... они начали меня жрать целиком. Когда ему надоело, блох он превратил в соль. Он говорил, что не хочет меня убивать. Потом он превратил соль снова в воду, принес ошейник и надел на меня, чтобы я больше не могла превратиться в человека. Мне было очень больно, и я отключилась. Дальше я помню смутно. Лестрейнждж состригал мне шерсть и обрабатывал кожу зельями. Судя по всему, он действительно не хотел меня убивать.
Тот преступник, который все еще мог быть опасен. Минерва хотела перестать о нем думать, но не могла. Тот, кто ее пытал, тот, кто знал адрес ее семьи, был опасен, Лестрейнджем он был или нет. Надо было предупредить мальчиков и вернуть матери палочку. И заставить носить палочку всегда при себе.
Ей нельзя уходить из аврората, пока этот человек не перестанет быть опасен. Желательно раз и навсегда. От этой мысли воспоминания о том, что было, блекли и уже не накрывали с головой.
- Той же ночью Лестрейндж привел оборотня, - произнесла она, снова оглянувшись на перо, но ведь требовались все подробности. - Оборотень был уже в облике зверя и подчинялся Лестрейнджу. Лестрейндж снял с меня ошейник и приказал оборотню кусать. Я думала, он не тронет животное, но приказ был сильнее. Я превратилась в человека и пыталась защититься, но после зелий я с трудом двигалась, и он был сильнее. Но он не использовал когти. В комнате не было ничего, что я могла использовать как оружие. Потом он оттолкнул меня, я упала и не смогла подняться.
А нет, все-таки накрывали. Минерва сделала еще глоток чая и чуть не пролила его, когда ставила чашку на место. Поэтому она постаралась закончить быстро. Дальше уже трудно было что-то упустить.
- Я снова стала кошкой и укусила его. Он укусил меня. И я опять отключилась.

Почему Лестрейндж в итоге решил все же спонсировать науку? Да кто же его разберет. Чтобы понять Лестрейнджа, надо было быть немного чокнутой, а Минерва если и была - то не в этом смысле.
- Да кто же его знает. Он играл в то, что ему интересна наука. Я подыграла, будто верю ему... Видимо, он действительно рассчитывал что-то получить от своих исследований. Но мы больше не обсуждали тему детально, он называл только фамилии - Новак и Хольцер. Хольцер увлекается сомнительными методами, он небесталанный, но... с ним не сотрудничают люди, которым важна этичность. Новак интересуется преобразованием неживого в живое, пытается упростить процесс. Хольцер немец, Новак... не помню откуда.
Она не сразу поняла, к чему вопрос про ее отношение к Хольцеру и Новаку, а когда поняла, мотнула головой.
- Нет, господи, не имеют. Мы никогда не встречались и даже не переписывались. Я вообще не их рекомендовала.
Это, конечно, был вопрос только для протокола, не мог же Фин в самом деле думать, что она все-таки прибрала деньги Лестрейнджа к рукам. Ей в последние месяцы и свою зарплату было некогда тратить.
Минерва продолжала ожесточенно растирать ногу, потому что было очень больно, а движение отвлекало. К черту Мунго, к черту любого, кто может что-то заподозрить. Она не собиралась позволять им решать, в какой момент и как все узнают об этом укусе. Она собиралась решать это сама и только сама. Как, видимо, и Лестрейндж собирался сам решать, в какой момент его можно убить, а в какой нельзя.
Нельзя было верить, что он действительно умер. Нельзя было. После всего она должна была знать, что не может быть такого решения, что этот ублюдок слишком хорош, чтобы так легко попасться. Что он мог устроить все это, только чтобы придумать себе алиби, и вот пожалуйста, алиби у него есть.
Минерва закрыла лицо руками и засмеялась над собой и над своей глупостью. Когда она отсмеялась, прошло всего несколько секунд, но что-то уже успело измениться. Минерва снова убрала руки под стол и выпрямилась.
- Мы с ним договаривались о встречах через сов. Я подписывала письма "Родерику Лестрейнджу" и получала ответы. Переписка не была регулярной, я не распространялась о ней. Вряд ли можно было перехватить такие письма. Встречи тоже не были регулярными. Но я уверена, что все это время общалась с одним человеком. Начиная с приема у Малфоев в мае. И удерживал меня тот же человек. Манера общения, манера держаться, ход мыслей, интонации осведомленность о том, что мы обсуждали в прошлый раз... Все косвенное... ну, мы общались по нескольку часов, и когда он пытал меня, тоже, и он не принимал оборотное. То есть я не видела, что он принимал оборотное, да.
Все косвенное, и самое надежное из этого - совы, потому что речь о фактах, а не о способности узнать или не узнать малознакомого человека, заподозрить или не заподозрить подлог. И доказать это все способов не было. Лестрейндж оставил ей немало шрамов, по которым можно опознать, а она ему - ни одного.
- Я помню очень мало. Несколько дней я почти все время была под действием зелий, если... если Лестрейндж не приходил пообщаться. Я пришла в себя, потому что Тони меня разбудил. Я лежала в той же комнате, где и всегда. У Тони был потрясенный вид, он сказал, что убил Лестрейнджа. Я не могла превратиться и сказать ему что-то, на мне был ошейник. Тони не стал его снимать, вынес меня из дома и аппарировал к Мунго. Он держал меня так, что я почти ничего не видела в обстановке. И мертвого Лестрейнджа не видела. Все.
Нет, не все. Как бы ни хотелось так думать, не все. Минерва вспомнила про свою чашку, потрогала ее пальцем - еще горячая, хотя на домашнюю посуду она не накладывала никаких чар. Она заставила себя сделать еще глоток.
- В промежутке было еще несколько дней. Видимо, три, если верить датам. Я не помню последовательность событий в это время. Помню только набор картинок. Может быть, легилименты могли бы... Например, Августа...