Лестрейндж не мог бы внятно объяснить, зачем ему эта встреча, но он точно знал, что свихнется, если хотя бы не попытается понять что-нибудь. Что происходит? Что происходило? Родни не знал, не знал, но знала ли это Минерва или только делала вид, чтобы обвинить его, или верила сама в какой-то абсурд, в который хотела поверить или в который ее поверить заставили? Это можно было узнать только вмтретившись с ней опять, поговорив с ней. А можно было и не узнать, но стоило хотя бы попробовать.
Макгонагалл согласилась на встречу на удивление быстро, особенно с учетом того, что эта встреча была назначена в Лестрейндж-холле, который Родни не должен был покидать по условиям домашнего ареста. Ему всегда казалось, что человек, которого недавно похищали вовсе не должен желать встреч с похитителем, да еще и на его территории, но Макгонагалл согласилась, и, может, на такое согласие и рассчитывал отец, когда обещал все устроить, ведь это не может не сыграть против нее в суде. Сам Родни не строил таких сложных планов, привычка не думать, думать как можно меньше все еще никуда не исчезла после близкого общения с дементорами, так что планы, если они и были, существовали в чьей-нибудь другой голове, а он просто хотел понять.
Минерву встретил эльф, он же проводил ее в гостиную и доложил о прибытии. Еще некоторое время после доклада он молча стоял в углу, рассчитывая, может быть, услышать распоряжение о чае, но Родни не собирался его отдавать, он вообще не планировал сегодгя быть радушным или хотя бы просто вежливым хозяином, он просто хотел знать, какого черта.
- Какого черта? - осведомился он прямо с порога, когда через несколько минут, наполненных бесцельными метаниями - душевными и самыми обыкновенными, по комнате - все же набрался смелости, чтобы спуститься в гостиную. - Какого черта, Минерва!
Лестрейндж не знал, что хочет услышать. Он не рассчитывал на мгновенное признание в том, что все дело против него сфабриковано, но что еще он мог спросить? Да, он использовал ее для того, чтобы выяснить подробности в деле Нотта, она использовала его для того, чтобы собирать информацию - это все понятно и вполне очевидно: нормальные рабочие отношения. Они могли бы стать другими, эти отношения, мысль об этом приходила Родни в голову не один раз, хотя он и отгонял ее от себя, но эта мысль была вовсе не о том, что в один прекрасный момент Макгонагалл сделает все возможное, чтобы посадить его в Азкабан.
Родни прошел по комнате и остановился у окна. Это все еще было тяжело, кто бы мог подумать, что тюремные привычки так быстро пристают и так цепко. Но он не собирался всю оставшуюся жизнь бояться еще и окон, так что буквально заставлял себя подходить к ним. На Минерву он смотрел, не отводя взгляда. Может, ее выдаст неуместная улыбка. Или взгляд. Что-то наверняка ведь выдаст, всегда выдает что-то.
- Ты ведь знаешь, что я не делал всего того, в чем меня обвиняют. Я не мог этого сделать, ты же знаешь.
А может быть и мог. Но это было абсолютно теоретическим допущением, даже если оно и было правдой. За теорию не отвечают перед законом. Хотя при чем здесь закон? Власть в этой стране была теперь в руках тех, кто к закону магического мира, да и ко всему этому миру, имел весьма условное отношение.
- Поттер, Нотт, теперь я. Это твой грязнокровка решил устроить крестовый поход против нас? Он втянул тебя в это, ведь верно?

О мерлин, ну для кого все это представление? Уточнить вопрос? Как будто он может быть непонятным. Как будто это вопрос! Родни только закатил глаза, даже не вспоминая, как раньше, что подцепил это от Нотта. Нотт умер окончательно еще в Азкабане, Нотта сожрали дементоры.
- Какого черта ты хочешь от меня, когда предъявляешь нелепые обвинения? Какого черта это именно я? Где я перешел тебе дорогу?
Ну вот так, кажется, достаточно ясно. Куда уже яснее: сегодня вы обсуждаете проблемы трансфигурации, а завтра на тебя возводят поклеп с видом а-что-не-надо-было. Но Макгонагалл упорно изображала жертву из себя, хотя... нет, не изображала. Черт возьми, она верила в это, не говорила ни слова, которое считала бы ложью.
- Ты сумасшедшая, - в отчаянии тихо выдохнул Лестрейндж, слишком быстро понимая, что эта встреча была заранее обречена на провал.
Кто-то из них точно был психом. Но в своем здоровье Родни был уверен, так что выбор невелик. Минерва не хотела от него ничего, что он мог ей дать, она хотела уничтожить его: может ради собственного развлечения, но, скорее, по наущению грязнокровки. Нельзя было упускать его тогда. Один небольшой неприятный промах превратился в целую цепь трагедий, а к чему вели они, если не к глобальной катастрофе для всего магического мира? Как прав, черт возьми, был отец, когда говорил, что Родни не имеет права сдаться сейчас, как и не имеет права проиграть. Он должен жить, должен бороться, должен сделать с этим хоть что-то. Речь шла не об одной его жизни, не об одной семье. Речь шла о мироздании, а ему Лестрейндж здорово задолжал.
- Ты вообще понимаешь, что такое оборотное зелье? Ты понимаешь, что видела мое лицо у другого человека? Я не имею ни малейшего понятия о том, кто он. Я узнал о твоих идиотских обвинениях только вернувшись в страну, во время той теплой встречи, которую мне устроили твои аврорские дружки!
Пусть это было не совсем так, но Лестрейндж знал, что во время ареста выглядел достаточно удивленно, чтобы сейчас позволить себе некоторую долю художественного вымысла. Самое главное же оставалось правдой: его подставили, а может, его подставляли прямо сейчас, и прямо сейчас он ничего не мог с этим поделать. Суд, конечно, сделает верные выводы, а после этого рассмотрит встречный иск, о клевете. Но какого черта он вообще должен идти в суд из-за политических амбиций грязнокровного выродка? Руки чесались с головой вкатать Лича в то дерьмо, из которого он зачем-то явился, но сначала - сначала просто, без магии, размозжить ему череп. Или хоть нос расквасить. Увы, тех условиях, которые определили авроры для этого пришлось бы и его пригласить в дом, а Родни не чувствовал себя для этого в достаточной степени Барти Малфоем. А теперь, оказывается, его еще и оскорблять нельзя было! То есть нельзя назвать грязнокровку грязнокровкой. Некоторые, утонувшие в своем либерализме и толерантности по отношению к неполноценным, явно не признавали честность лучшей политикой.
- Значит, все-таки он. Неужели вы оба не понимаете, что политическая карьера, которую пытаются построить за счет Лестрейнджей - это мыльный пузырь. И когда она лопнет, похоронит под собой не только того, кто был достаточно глуп, чтобы сделать такую ставку, но и всех его... "друзей".

- Я не делал этого, - упрямо повторил он. - Я знал бы, если бы сделал.
Обычно отчаяние было завершающим аккордом в том спектре чувств, по которому протаскивало Родни, если, конечно, кто-нибудь не давал ему новую надежду, не указывал пусть и сомнительный, но все же выход. На этот раз некому было, и все же отчаяние не задержалось надолго, оно заколебалось, как горизонт в вечерней пустыне, и переродилось в ненависть: холодную, чужеродную, но такую, которая уверенно и надолго заняла свое место в сознании. Мысленно Родни осторожно ощупал это странное новообразование, думая, что, может, показалось, но оно оставалось на месте. Странное и непривычное, но после тех двух недель привычного и нормального стало слишком мало, много того, чего Лестрейндж в себе раньше не находил. Холода - особенно много. Холод переполнял душу и выливылся в кровь. Холод завоевывал себе место и не давал кричать, не давал чувствовать. Холод медленно убивал Родни, подменяя его собой, как фэйри подменяли детей в колыбелях.
И ты правда думаешь, что кто-то замечает разницу? У него твое лицо - и всем наплевать.
Лестрейндж хотел возражать, объяснять, убеждать, но холод сделал свое дело, и он равнодушно пожал плечами, признавая, что он сильнее, решая побороться как-нибудь в другой раз.
- Я должен заламывать в ужасе руки и умолять тебя этого не делать. Вы проверили портал и выяснили, что он в порядке, иначе я не был бы здесь. Получили все разрешения, которые могли получить, использовали их и не смогли доказать, что я представляю опасность - иначе меня оставили бы до суда там. Ты знаешь, на что это похоже? Нет, откуда бы тебе зйнать: вы приходите туда со своими патронусами и сразу же уходите. Думаете, что отлично устроились, переложив охрану на тварей, которых даже не надо специально кормить, да? -  - Когда-то они поймут, что вы бросаете им подачки, а на берегу прекрасная питательная еда в изобилии. Тогда ты узнаешь.
Макгонагалл направилась к двери с таким видом, как будто рассчитывала, что ей в спину тут же полетит оглушающее заклинание. О да, она наверно была бы счастлива, зная, чем это должно было бы закончиться для Лестрейнджа, но Родни не собирался давать ей ни малейшего шанса почувствовать себя счастливой. Он не стал задерживать ее: не притронулся к палочке, не сказал ни слова, только губы сами собой искривила непривычная презрительная улыбка. Родни отошел от окна и удобно устроился в кресле около камина, с которого открывался замечательный вид на дверь, которую решила штурмовать Минерва.
- Я все еще говорю по делу. Я хотел, чтобы ты поверила мне, это так. Это бы не изменило ход процесса, теперь суд все равно состоится, но мне было важно, чтобы ты поверила.
Задерживать ее не было никакой необходимости, с этим отлично справлялся барьер, давным-давно защищающий дом от незванных гостей, чья кровь была недостаточно чиста. Когда-то Родни переживал, как Наследник Слизерина отнесется к тому, что не в любую дверь может спокойно войти. А сейчас Макгонагалл не могла выйти. Впрочем, нет, она могла, разумеется, аппарацию, в отличие от других способов связи, авроры оставили. Но тогда ей пришлось бы действительно уйти, отказавшись от своих нелепых провокаций. Лестрейндж наблюдал за ней со злой усмешкой, слегка склонив голову к плечу.
- Теперь вижу, как это было глупо, думать, что тебе есть дело до правосудия. Тебе и правда плевать, ты хочешь поиграть в политику. Надеюсь, ты знаешь, что бывает с теми, кто проигрывает в эту игру. Надеюсь, ты понимаешь, что при необходимости такую фигуру как ты, легко разменяют. Смотрю, ты уже не спешишь. Присаживайся. Хочешь, выпьем по бокалу огневиски или сливочного пива, как в старые добрые времена?

То, что воспоминания скользили сквозь пальцы, не давая ухватить ни одной внятной картины, то, что об этом было сложно даже думать, что спокойная расслабленность возвращалась лишь тогда, когда удавалось стереть последнюю мысль о последней мысли - все это, конечно, вовсе не означало, что он не смог бы рассказать, и тень недовольства и раздражения мелькнула на его лице лишь на мгновение, затем опять сменяясь легкой безразличной полуулыбкой.
- Хочешь послушать о том, как я провел каникулы? Да без проблем, располагайся поудобнее и постарайся не слишком исходить от зависти.
Если ей и правда интересно, он готов был рассказывать о красотах Швейцарии часами. Но, разумеется, не правду, правдой так легко задеть Обет. И если ему суждено глупейшим образом погибнуть, запутавшись в собственных Непреложных, Родни собирался сделать это так, чтобы испортить жизнь всем, до кого смог бы дотянуться, а не ради того, чтобы кто-то утолил любопытство. Впрочем, ДОМП, как и Визенгамот, были того же мнения, раз он так и не дождался допроса с сывороткой.
- Что у тебя есть против меня, кроме твоей, порожденной больным воображением, уверенности? "Если бы документы были в порядке". Брось, Минерва, ты даже придумать не можешь ничего действительно убедительного.
Ах патронус, да, ну конечно, у нее есть патронус. Интересно, есть ли он у ее родителей. А что насчет друзей? Видно, Макгонагалл собиралась согнать всех, кто не владел заклинанием, в стадо и бегать вокруг них овчаркой. Родни саркастически скривился, подумал немного, вытащил палочку и все же призвал бутылку огневиски и пару бокалов. Потом он убрал палочку опять. Если аврорша захочет поделиться с судом этими воспоминанияии, нельзя давать им лишний повод.
- Верно, у тебя есть патронус. Интересно, будет ли он у тебя, когда любое светлое воспоминание в твоей голове станет их пищей. Когда на каждом из них будет лежать печать страха и безысходности. Интересно... Ты думаешь, что тебя защитит контракт, который министерство заключило с ними.
Лестрейндж разлил огденское и взял свой бокал в руку. Удивительное дело, после двух недель в Азкабане ему удалось даже не запереться с бутылкой наедине в своей комнате. Он и сам не знал, что помешало: то ли обещания, данные отцу, то ли то, что для приятного чувства опьянения теперь даже пить было не обязательно, можно было просто держать бокал в руках, чувствовать что можешь выпить, как можешь все. А запреты, которые придумали авроры... Никогда не смогут действительно ограничивать. Люди - не стражи, и этот вывод почему-то казался чертовски важным.
- Что им до договоров? Люди для них - еда, а не контрагенты. Когда-нибудь появится кто-то достаточно сильный и достаточно безумный, и они выберут себе кормушку побольше.
Лестрейндж вздохнул, поднялся со своего места, взял второй бокал и без излишней спешки пересек комнату, подходя к Минерве ближе, может быть, намного ближе, чем ей хотелось бы, только отступать ей было некуда. Ненависть застряла в горле холодным мерзким комом. Лишняя, никому не нужная, из такой ненависти, наверно, не сотворишь даже пристойный Круциатус, но и избавиться от нее - как же от нее избавиться? Можно уничтожить Макгонагалл, раздавить ее, развеять по ветру, но исчезнет ли ненависть или окаменеет и навсегда останется на своем месте, или будет вырвана из души с мясом? Лестрейндж ненавидел сейчас Минерву, и ненавидел еще больше за то, что она заставляла его ненавидеть. Ненависть душила Родни и мешала ему произнести даже слово, а вот поселившемуся в нем куску льда не мешала. Аврорша хотела знать свое будущее - он улыбнулся - еще шире, еще холоднее.
- Любопытство погубило кошку. Разве не достаточно на сегодня радужных пророчеств?
Лестрейндж цокнул друг о друга бокалы так, что они мелодично зазвенели, и протянул один из них Макгонагалл.

- Была в Швейцарии? Ужасающе нудное место, правда?
Теперь Родни было даже странно, что он хотел ее в чем-то убеждать, хотел, чтобы она поняла, поверила, чтобы оказалась если и не на его стороне, то хотя бы в нейтралитете. Чтобы аврорат наконец начал искать преступника, а не доказательства в целиком политическом деле. Это было невозможно, и более того, это было совершенно ненужно. Из человека Макгонагалл превратилась в простую шестеренку в аврорской машине. Кому интересно мнение шестеренок? Они нужны лишь для того, чтобы машина работала, и работала так, как это необходимо. Этой тоже предстояло выполнить свою простую функцию, не более того.
Злобствовала Минерва очень выразительно. Если бы это с Родни она сейчас разговаривала, у него, наверно бы нутро перевернулось от всего того, что она ему припоминала, но тот, кто отвечал сейчас вместо него, лишь поудобнее устроился в кресле и наклонил голову к плечу, рассматривая авроршу сквозь призму горящего в бокале напитка.
- Никак. Хотя и не скажу, что они не старались. Вся моя жизнь и все мои воспоминания при мне. Это как раз то, что я пытаюсь тебе объяснить: со стражами сложно договориться - безумно сложно, о да - но нет ничего невозможного. Это понятно любому, кто даст себе труд подумать. В прошлом с ними договорилось Министерство, в будущем это сможет сделать кто-нибудь еще. Подумай только, Макгонагалл, армия дементоров, армия, которую невозможно уничтожить, и армия, которая не уничтожает, если держать ее в узде, а только лишь отбирает волю к любому сопротивлению. Великолепно, правда?
Он уже не улыбался. Несмотря ни на что: на грязнокровок, захватывающих власть, на шитые белыми нитками обвинения, на предательства и смерти друзей - этот мир стоил того, чтобы продолжать и дальше существовать, стоил того, чтобы жить в нем и раз за разом давать ему второй шанс. Сложно было не понять, лишь только вообразив себе картину будущего, где дементоры используются как военная сила, во что превратится такой мир. Конечно, кто-то мог бы и не поверить в эту возможность, ведь до сих пор никто, даже Гриндевальд при всем своем стремлении к мировому господству, не воспользовался ею. Но стоило ли верить, что не найдется однажды человек не менее сильный и чуть более безумный?
Увы, говоря о таких глобальных вещах, Лестрейндж просто метал бисер перед свиньями, потому что собеседницу все еще интересовали всякие детали вроде несчастного обиженного сквиба.
- Сквиба? - Лестрейндж задумался на мгновение, но потом понял, о чем речь. - А да, верно, еще одно нелепое обвинение. Пытать сквиба палочкой, которой у меня давно нет, пытать аврора в то время, когда меня не было в стране... Почему вы мыслите так шаблонно? Могли бы придумать что-нибудь поразнообразнее.
Вообще-то, по его скромному мнению, пытать сквиба способны почти все. Это несложно: главное, хорошо сквиба зафиксировать и следить, чтобы тот не терял сознание. И не сбегал. Мерлин, они не должны были дать девке сбежать.
Родни едва заметно скривился: то ли от этих мыслей, то ли от того оборота, который принимал разговор. Хотя, быть может, все не так плохо. Раз Минерва в курсе, что может аппарировать и только что продемонстрировала это, не будет очередного бессмысленного обвинения в том, что он пытался держать силой аврора при исполнении. Родни отпил из своего бокала и обернулся.
- Это называется "сарказм", Макгонагалл. Раньше ты неплохо его понимала. Когда ты успела превратиться в зануду?

Упоминание Долохова Родни не понравилось, он даже не понял почему, ведь Тони был замешан в этой истории более чем полностью. Лестрейндж все еще был немного в обиде на друга, но то, что он испытал сейчас, когда Минерва упомянула его, было не обидой, это было беспокойством на грани страха, и впервые за сегодняшний день он был рад, что не сам управляет сейчас своим лицом.
- Долохов, - равнодушно повторил он. - Тони прилетел на край света, чтобы убить меня и спасти прекрасную принцессу. Как это по-рыцарски. Надеюсь, он получил свою награду, старался же.
Шестеренка сработала правильно. Родни был доволен - раньше его планы, даже самые простые, редко срабатывали - и тот, кто занимал сейчас его голову вместе с ним, был доволен тоже. Глупо ненавидеть шестеренки, - спокойно, но твердо уговаривал он каким-то знакомым до отвращения голосом, а Родни все никак не мог взглянуть, чтобы узнать, потому что смотреть было не на что, только голос. - Глупо ненавидеть механизмы, ими надо пользоваться.
- А, - с пониманием протянул Лестрейндж, смиряясь с тем, что сегодня он не сможет уничтожить все то, что едва не доводило его до тошноты, вот хотя бы эту ее улыбку. - А, тебе интересно. Это правильно. Только почему я должен рассказывать?
Это же не допрос, в конце концов. А даже если бы и так, на любом допросе он скажет, что его неправильно поняли, или что он шутил, или еще что-нибудь. Нет, такими знаниями не разбрасываются, их продают, дорого продают, и уж конечно, не какой-то там аврорше, которая скоро и авроршей не будет, когда уже он выдвинет свои обвинения. Но она была заинтересована, хотя и пыталась скрыть это за бессмысленными нападками, а значит, должна была передать его слова тем, кто может принимать решения, и может предложить что-нибудь интересное.
- Ты так и не поняла, в чем смысл, Макгонагалл. Мне казалось, что ты сообразительнее, - Родни разочарованно цокнул языком. - Я не стал бы завоевывать ничего. У меня есть все. Я уничтожил бы ее.
Он отсалютовал бокалом, залпом опустошил его и бросил эльфу, который исчез вместе с пустой посудой. Угрозы Минервы становились однообразными, и Родни демонстративно подавил зевоту.
- Ей удалось сбежать, а Тони удалось наткнуться на тебя в том доме. Теперь вы будете поить сывороткой правды всех, до кого у вас дотянутся руки. Веритасерум и удача - это все, на что сейчас полагается аврорат, Макгонагалл? Тогда не совсем понятно, для чего я плачу налоги: оба зелья я вполне мог бы сварить лично.

Отредактировано Roderick Lestrange (2017-04-12 13:58:20)