Элфинстон никогда не понимал тех людей, которые выходили на мирные протесты. Возможно, именно потому что протесты были мирные. Любые другие он не мог бы одобрить и пресек бы как только последовал бы приказ, но он хотя бы мог их понять: когда люди выходят с оружием в руках защищать или отвоевать то, что считают необходимым, рискуют при этом жизнью - здесь все на своих местах, вопросов нет. Но просто выйти на площадь и покричать о своих правах или вот разбить палаточный городок в атриуме... Это тоже могло бы иметь смысл, если бы протестующие ставили целью устрашить властьимущих, показать, что при случае эта мирная толпа станет организованной армией. Но тогда, во-первых, стоило вывести на митинги бойцов посерьезней, а во-вторых, выбрать тот период, когда в кресло министра сядет человек, имеющий все полномочия. Период безвластия, все еще продолжавшийся в Британии, для таких демонстраций был временем самым бессмысленным. Впрочем, вполне возможно, Уркхарт просто что-то недопонимал в акциях протеста, но для просвещения авроров ведь и были созданы допросы. Или не для этого, но побочные эффекты можно было использовать не в ущерб основным.
Гражданин, сидящий сейчас напротив него, был вполне подходящей кандидатурой для того, чтобы удовлетворить любопытство Элфинстона, возможно, не только по вопросам абстрактно-философским, но и по некоторым другим, ответы на которые будут иметь практическое применение. В конце концов, он был активистом в этом недавно разогнанном хитами балагане, который, конечно же, должен был считаться высшим проявлением демократии. Уркхарту не нравилась такая демократия, бессмысленная и беспощадная, но факт, что в этой антипатии его могли бы поддерживать такие люди, как, например, Блэк или Нотт, ему не нравился тоже. Поэтому он не спешил проявлять свои чувства в отношении происходящих в стране, с позволения сказать, процессов. Надо было просто оставаться на стороне закона, просто пережить эпоху перемен. Выборы должны были исправить ситуацию очень скоро. Если они, разумеется, не будут сорваны.
- Добрый день, мистер Гриффит. Старший аврор Уркхарт, задам вам несколько вопросов, касающихся недавних событий. Самопишущее перо будет фиксировать нашу беседу, в конце которой вы ознакомитесь с протоколом и подпишете его. За дачу ложных показаний и попытки ввести следствие в заблуждение предусмотрена ответственность. У вас есть вопросы?
Стандартный текст то ли вместо, то ли в качестве приветствия. В самом начале вопросов обычно не было ни у кого, а потом задавать вопросы начинала другая сторона, а посетителю приходилось отвечать. 
- Мистер Гриффит, несколько свидетелей утверждают, что вы принимали участие в митинге в Атриуме второго августа. Вы подтверждаете, что участвовали в беспорядках?
Вопрос скорее формальный, но именно формальности поддерживают законность. Именно поэтому майский митинг Лича был законным, а эти протесты были преступлением. Тафт, правда, закрывала глаза на то, что это именно преступление. Сейчас голоса нужны были ей больше, чем законы, а потом... Лишь бы оно наступило, это потом, и не было слишком разочаровывающим. А аврорату работы хватит в любом случае.
- Что вы знаете об организаторах митинга? Кто из них вышел с вами на связь для того, чтобы предложить присоединиться к митингу?

Вопросы оказались, хотя и какие-то вялые. Вот, например, какое дело может быть честному человеку, в рамках какого расследования он свидетельствует. Не то чтобы это было секретом, нет, ничуть. Но для чего могла простому свидетелю понадобиться эта информация? Чтобы сослаться на рамки и что-то скрыть? Нехорошо гражданин начинал, но и скрывать от него такие вещи повода не было.
- Расследование дела о незаконном митинге в Министерстве магии. И уличных беспорядках на юге страны.
Второй вопрос как будто продолжал ряд и поддерживал тенденцию. Никто не спрашивает об ответственности за отказ давать показания, если не собирается отказываться давать показания. А отказаться их давать может тот, кому есть, что скрывать. Уркхарт, разумеется, уважительно относился к приватности личной жизни, но не тогда, когда кто-то желал распространить эту приватность на интересующие следствие вопросы. Поэтому строчку из закона он процитировал, едва сдерживая профессиональное любопытство в голосе и взгляде.
- Отказ свидетеля от дачи показаний наказываются штрафом или арестом на срок до шести месяцев.
К сожалению, на этом строчка закона, которую полагалось процитировать, не заканчивалась, а значит, мистер Гриффит имел право знать и об исключениях. Даже немногочисленных.
- Вы можете отказаться давать показания только в отношении себя и членов своей семьи, список которых определен законом: родителей, жены, детей, родных братьев и сестер, деда, бабки, внуков.
Элфинстон посмотрел на сидящего напротив человека, безмолвно интересуясь, закончили ли они с формальностями и можно ли приступать к делу, но тот приступил к нему сам, и сразу начал с терминологических разногласий. Разногласия у мистера Гриффита были не только и не столько с главой аврората, сколько с законом, который тот имел счастье представлять. Потому что незаконный митинг является ничем иным, как общественными беспорядками и преступлением, даже если исполняющий обязанности министра заигрывает с кандидатами, обещая, что преследований не будет. Никто никого и не преследовал, в конце концов, пока что это было просто беседой на интересующую обоих тему. О том, что тема интересовала журналиста настолько, что он готов был обсуждать ее с посторонними, Гриффит только что сообщил сам.
- Назовите тех, кому вы задавали вопросы. И уточните, что за вопросы это были и какие ответы вы получили.
В конце концов, если он был профессионалом - а именно так о нем и отзывались - он не мог не знать свои источники. Не называть - мог бы, но в каких-нибудь других условиях. Например, если бы все они поголовно были его братьями, родителями и внуками.
- Уточните, пожалуйста, имя того знакомого, с которым вы собирались встретиться. Он тоже участвовал в митинге?

Вопросы по делу закончились и начались журналистские. Уркхарту приходилось иметь дело с журналистами, и неоднократно. Не сказать, чтобы ему нравились эти люди: они умели не нравиться, если хотели, а хотели они этого практически постоянно, ведь тогда можно поговорить об аврорском произволе или о том, что скрывают от народа власти. Но с журналистами можно было найти общий язык, если в этом была необходимость, с ними даже можно было сотрудничать изредка, и конечно, их журналистские привычки вполне можно было терпеть на допросах, где они проявлялись с завидной регулярностью и силой, как сейчас.
Уркхарт посмотрел на Гриффита спокойно и даже равнодушно. Он мог бы многое сказать по поводу этих вопросов: и о том, что министр не мог ничего заявить, потому что как раз министра у страны не было. О том что расследование и преследования - суть две совершенно разные вещи, и репортерам следует порадоваться, если они не поняли этого на своем опыте, много о чем еще, но в таком случае допрос грозил превратиться в интервью, а Элфинстон всегда предпочитал первое второму, и не планировал встревать в политику со своими комментариями так долго, как это вообще было возможно..
- С этими вопросами вам лучше обратиться в пресс-службу, я сегодня не уполномочен выступать с заявлениями.
Значит, по понятным причинам, имен не называли. Понятные причины были не очень понятны главе аврората. В конце концов, чего тебе стесняться, если ты защищаешь то, что считаешь правильным? Прятать лицо, скрывать имя - это приемы преступников, вот там как раз причины понятные. Видимо, и участники этих беспорядков осознавали, что отнюдь не похожи на невинных агнцев. И все же причины его мало интересовали. Больше его интересовали формулировки Гриффита, который упорно не желал отвечать на вопросы напрямую.
- Вы знаете настоящие имена тех, с кем встречались во время митинга? Вы довольно долго находились там: это все вопросы, которые вы задавали? Вы не интересовались, кто был организатором митинга? Ведь наверняка вашей аудитории должно быть интересно знать, кто пытается заявить о себе прямо перед выборами и послушать заявления из первых уст.
Перо зафиксировало еще одно имя. Уркхарт не знал в министерстве никого, кто мог бы называться Фредегаром Уиппетом, но его существование и запланированность встречи с Гриффитом несложно было уточнить. Элфинстон кивнул в знак того, что уточнит непременно, затем продолжил допрос.
- Вам известно что-нибудь о дальнейших планах организаторов митинга?

Журналист еще не понял, что здесь он не журналист. Вопросы прозвучали опять, но теперь уже другими словами. Дались ему эти преследования! В самом деле, послушать его, так казалось, что из Атриума господ протестующих доставили прямо в Азкабан, вместе с палатками и плакатами. Тафт, конечно, благородно пообещала им всем, что власти закроют на выходку глаза, пообещала, прекрасно понимая, что и без обещаний ни один из митингующих не намитинговал на тюремное заключение, максимум - на выговоры и штрафы. И все же Уркхарт получал приказы не непосредственно от Министра, а от главы своего департамента, а тот не спешил закрыть дело. Как ни странно, Элфинстон был с ним согласен: судов и наказаний, может, и не будет, а информация о нестабильных элементах аврорату не помешает.
- Разумеется, мистер Гриффит. Ваше положение - это положение свидетеля. Вы ведь были свидетелем названных мною событий, не так ли? Здесь вы находитесь исключительно по собственной воле, чувствуя на себе гражданскую ответственность, то есть вас как участника митинга аврорат не преследует. Если однако же вам кажется, что вас преследует кто-то другой, пожалуйста, сообщите нам об этом, чтобы мы приняли необходимые меры. Что касается остальных вопросов, не думаю, что вам стоит забивать голову процедурными деталями, которые едва ли имеют отношение к тому, о чем вам следует свидетельствовать.
Отрицать, что знает имена тех, кого интервьюировал, репортер не стал. Правильное решение. И одновременно с этим, далекоидущее. Потому что следующий вопрос, наверняка, вполне ожидаемый, Уркхарт задать не поленился.
- Хорошо. В таком случае, назовите, пожалуйста, настоящие имена участников митинга.
Увы, в остальном память свидетеля подводила. Да, действительно, как можно требовать от журналиста помнить о том, какие он задает вопросы. Это же дело вдохновения. Ответы тоже помнить не обязательно, для статей или выпусков своих программ можно и новые сочинить. Забавно, что он не помнил, какие вопросы задавал, но точно помнил, каких не задавал. И в самом деле, ни одному толковому репортеру не придет в голову попытаться докопаться до истины и найти тех, кто организовал митинг. или нет? Если Гриффин не врал, если он действительно не спрашивал, это могло значить только то, что организаторов н знал намного лучше, чем знали их простые Смиты, с которыми удалось поговорить.
- Вы только что сказали, что не знаете организаторов, однако теперь уверенно утверждаете, что эти люди организаторами не являлись. Я наблюдаю здесь некоторое противоречие, мистер Гриффит, вы можете как-то прояснить его?
Предположения тоже были интересными. Гриффит вообще много предполагал. И его допущения, высказанные, между прочим, в эфире, часто соответствовали истине, которую тот не должен был бы знать. Впору подумать о карьере предсказателя, в самом деле: в последние столетия в этой стране хорошие предсказатели исчезли как вид - а тут такое. Но журналист отчего-то не спешил проявить себя в этом деле, хотя мог бы выбрать себе карьеру начиная от работы на Отдел Тайн, заканчивая ставками на квиддичные матчи. Может быть, не испытывал тяги к деньгам. Может, его пророчества ограничивались исключительно деятельностью радикалов. Второй случай интересовал аврорат больше, поэтому Уркхарт не стал грести против течения и развил тему.
- Расскажите, что вы знаете о человеке, называющим себя Уотом Тайлером.