Использование научной терминологии в качестве метафор, описывающих бытовые ситуации, часто отдает низкопробным дилетантством, так как в большинстве случаев основывается на очень приблизительном понимании и термина, и, главное, того, на что этот термин переносится. Но проблема даже не в этом, а в том, что появляется соблазн на основании этого переноса сделать блестящий далекоидущий вывод, в равной мере потрясающий своей глубиной и нелепостью.
Тем не менее, иногда встречаются обстоятельства, которые настолько располагают к уподоблению, что метафора пристает к ним непроизвольно, естественно и почти незаметно. Здесь разумнее не сопротивляться, а использовать такой поворот в познавательных целях. Конечно, со всеми необходимыми мерами предосторожности во избежание преждевременных заключений и неправомерных обобщений. При должной дисциплине такой подход может стать моделью, с помощью которой удобно исследовать явление, выдвигая гипотезы и проверяя их на жизнеспособность.
Пример такого обстоятельства двигался сейчас по коридору в Министерстве магии навстречу Дамблдору. Социальная трансмутация... Хорошо, скажем мягче: социальное преображение Рэндалла Лестрейнджа было настолько разительным и одновременно незаметным в процессе, что заставило бы тяжело задуматься любого алхимика. А задумавшись, этот алхимик, конечно, постарался бы из бескорыстной любознательности внимательнее присмотреться к феномену и по возможности разобраться в его механике.
Так вот, Лестрейндж, которого Дамблдор наблюдал еще на этапе обучения в Хогвартсе (правда, по причине разницы в возрасте, очень недолго), был вначале известен преимущественно как личность, балансирующая на грани скандальности. Пожалуй, наиболее примечательно в этом было то, что балансировал он весьма ловко и за гранью по-настоящему никогда не оказывался. После выпуска некоторое время про него не было известно ничего, кроме иногда вспархивающих, но быстро оседающих сплетен. Потом пропали и сплетни. А потом о нем вдруг опять стали говорить, но уже совершенно иначе. Сплетен как таковых не было: были цитаты, ссылки на мнения, просто упоминания мимоходом. Потом он стал всё чаще появляться во плоти - в таких местах, в которых во плоти обычно появлялись те, кто был так или иначе причастен к принятию решений.
Иными словами, имело место преображение, тем более любопытное, что механика его была совершенно неочевидна, а результат полностью нагляден. Но и здесь всё было непросто: при всей наглядности о практических последствиях этого преображения можно было только гадать. Был еще, конечно, его отпрыск, который сейчас перешел на четвертый курс, однако его потенциал как источника информации был пока прискорбно мал. Гадание, в свою очередь, плохо сочетается с дисциплинированным подходом к познанию, поэтому Дамблдору фактически ничего не оставалось, кроме как, увидев в очередной раз Лестрейнджа в коридоре и поравнявшись с ним, широко улыбнуться и поприветствовать.
- Здравствуйте, Лестрейндж. Кстати, я давно хотел у вас спросить, находите ли вы гобблдегук благозвучным языком.

- Конечно, находят, Рэндалл, - с готовностью ответил Дамблдор. - Более того, мне кажется, число его почитателей в последнее время значительно выросло. Не обращали внимания? Неделю назад этот вопрос вызвал в Визенгамоте очень эмоциональную дискуссию.
В самом ли деле такая дискуссия имела место или была просто ситуационно смоделирована на основании аналогичных прецедентов, в каком она проходила формате и кто в ней участвовал, было, в сущности, не так важно. Важно было то, что в последнее время этот вопрос и ему подобные начали обретать совершенно новую окраску, а ответы на них зачастую ни в малейшей мере не отражали личного вкуса тех, кто их давал, зато в мгновенно информировали собеседников о политических взглядах говорящего. В том, что среднестатистический носитель английского (или, скажем, гэльского) языка сочтет мягко говоря непривычное для его (или её) слуха звучание гобблдегука приятным, были основания сомневаться. Кроме того, была большая вероятность, что многие из тех, кто высказывал на его счет свое веское мнение, на самом деле имели крайне приблизительное представление об этом языке. Тем более показательными были эти мнения в качестве индикатора общественной динамики. Так что ответ Лестрейнджа был в своем роде информативен, хотя и довольно предсказуем.
Вопрос про гриффиндорскую молодежь был задан в настолько свободной форме, что предоставлял собеседнику почти необъятный простор для самовыражения. Причем не просто предоставлял, а, можно сказать, призывал или даже склонял его к самовыражению. Сходным образом действуют анонимные записки с лаконичной строчкой "Всё раскрыто, беги!" и подобные маленькие провокации, для создания которых, тем более спонтанного, нужен особый талант.  Лестрейндж только что показал, что этот талант у него есть, чем навел на мысль о наличии у него и  иных скрытых дарований, помимо непостижимой способности удерживать равновесие на скользком месте.
Да, так собственно вопрос. Он мог относиться к самому Дамблдору, который принадлежал к подмножеству гриффиндорцев моложе Лестрейнджа. Он мог в той же мере относиться к ныне учащимся гриффиндорцам, которые находятся на попечении у Дамблдора. В каждом из этих вариантов на него можно было дать ответ самой разной развернутости, достоверности и персонализованности.
- Гриффиндорская молодежь постигает тайны мироздания. Как и любая другая, конечно. Между прочим, некоторые представители слизеринской подают большие надежды в области трансфигурации. А как идут ваши дела, Лестрейндж? Да, надеюсь, я вас не задерживаю, а то у меня как раз выдалось "окно" и, следовательно, вырос потенциал к злоупотреблению терпением ближних.

Отредактировано Albus Dumbledore (2015-10-28 19:20:28)

- Ну вы ведь понимаете, Рэндалл, что на всякого любителя классики обязательно найдется хотя бы один ценитель экзотики. В какой связи? Подозреваю, что в связи с поляризацией консервативных и прогрессистских настроений, хотя что послужило непосредственным поводом, затрудняюсь сказать. А я, признаться, был вынужден воздержаться от участия в полемике, так как я этим языком владею и, соответсвенно, заведомо предвзят. Лингвистические увлечения молодости.
В первом приближении картина выглядела очень похожей на то, что было известно без какого-либо приближения. Информативным было то, что она этому не противоречила. Лестрейндж вел себя как человек, который непоколебимо убежден в том, что его общество намного более ценно для его среднестатистического собеседника, нежели общество этого собеседника для него. Он был немногословен, в основном задавал вопросы, а когда всё же снисходил до ответов, не стремился сделать их хотя бы формально содержательными. Частично, допустим, это было связано с его социальным статусом, и если бы он вел себя в такой манере на каком-нибудь светском рауте, где имеет значение исключительно голый статус на основании пережитков родоплеменной системы, это бы смотрелось совершенно органично. На более нейтральной территории, каковой было министерство, в котором статус измеряется не только генеалогическими связями, но и актуальными возможностями влияния, это выглядело как сигнал о том, что такими возможностями он располагает. Действительно ли он ими располагал или этот сигнал с его стороны был исключительно тем, что принято называть пусканием пыли в глаза, судить на основании имеющихся скудных данных было трудно.
- Конечно, осталось, - заверил Дамблдор. - Едва ли не каждый день случаются удивительные происшествия, требующие подробного осмысления. К примеру, я, хотя с завидной регулярностью слышу упоминания о вас в разговорах, совершенно не рассчитывал вас здесь встретить. Мир полон неожиданностей.
Упоминание отпрыска было воспринято как должное и незамутненно проигнорировано. По всей видимости, в этот момент тема гриффиндорцев интересовала Лестрейнджа значительно сильнее, чем успехи слизеринского отрока. В не меньшей мере, судя по повторному упоминанию молодости, его занимала разница в возрасте между ним и Дамблдором. Не будь Лестрейндж в силу своего происхождения (и главное, прилагающегося к происхождению воспитания) носителем образцовых манер, можно было бы заподозрить, что он пытается использовать этот момент для довольно мелочного и дешевого подспудного самоутверждения. Но так как он всё же был обременен вышеупомянутым воспитанием, оставалось только объяснить это тем, что по некоторым неочивидным причинам его действительно невозбранно веселил факт непродолжительного (как раз по причине возрастного расхождения) пересечения в далеком школьном прошлом.
- Хорошо ли быть молодым гриффиндорцем? Я бы сказал - амбивалентно. Скажите, Рэндалл, почему вы так интересуетесь гриффиндорством и, главное, молодостью? Еще немного, и я заподозрю в вас участника тайного общества, занимающегося поиском рецепта вечной юности.
Пантомима с вглядыванием в часы и последующая оговорка о массе времени в разумных пределах, к слову, очень гармонично вписывались в такую концепцию, которая, как, впрочем, любая иная конспирология, располагала к тому, чтобы в нее можно было уютно включать произвольные факты.
- Прекрасно. Почему бы нам тогда не обсудить подробнее тему гриффиндорской молодости, зрелости и даже, если угодно, старости в каком-нибудь более располагающем к вдумчивой беседе месте?

- Один или более, - вежливо уточнил, в свою очередь, Дамблдор. - Впрочем, не могу не признать, что понимание экзотики может быть очень разным.
Лестрейндж как будто насторожился при упоминании экзотики, что на фоне его консервативного амплуа выглядело своеобразно. В сущности, едва ли бы голову даже самого образцового консерватора посетила мысль, будто в том, чтобы обогатить свою домашнюю коллекцию каким-нибудь необычным колониально-заморским артефактом, есть что-либо предосудительное. Любовь к такого рода экзотике - это как раз естественное следствие привилегированности, отличающей аристократический ум от практичного и экономичного мышления обывателей, которые не могут себе позволить такого широкого и привольного размаха. Но примечательно, что Лестрейндж, очевидно, подумал первым делом отнюдь не о редких колониальных диковинках. Больше было похоже на то, что он недвусмысленно наполнил довольно размытое понятие экзотики чем-то контркультурным и заведомо сомнительным, если не сказать улично-политическим.
- А что вас так впечатлило, Рэндалл? Вас чем-то смущают любители экзотики? Или экзотика как таковая?
Разговор принимал увлекательный характер. Если прежде вопросы Лестрейнджа были просто небрежно-покровительственными, то теперь они стали  содержательными. Содержание, правда, было пока невнятным, но оно совершенно точно было. Тон мог быть сколь угодно шутливым, но сам по себе такой вопрос о разговорах за спиной трудно было бы ожидать от человека, который абсолютно уверен, что ссылки на него естественны и обусловлены масштабами его влияния.
- От сплетен, увы, никто не застрахован. Но я имел в виду отсылки к вашим мнениям и оценкам как к факторам в пользу или против принятия тех или иных решений.
Тема тайных обществ, по всей видимости, Лестрейнджу понравилась, и он с готовностью ее поддержал. Собственно, это была одна из тех универсальных тем, которые нравятся практически всем.
- Ну что вы, Рэндалл, - отреагировал Дамблдор со встречной полусерьезностью. - Дело отнюдь не в моей прозорливости, а в том, что сейчас ведь и в самом деле, кажется, только ленивый не пытается организовать тайную ложу и только очень ленивый не примкнул хотя бы к одной.
Еще одно неверифицируемое, но вряд ли совсем уж безосновательное утверждение.
Между тем, Лестрейндж оказался человеком, не чуждым рискованному поведению. Предоставление инициативы собеседнику, который только что признался в склонности увлекаться экзотическими материями вроде гобблдегука, могло бы привести к не очень приятным последствиям для убежденного ценителя классики. Так или иначе, Лестрейндж предпочел не являть миру своих симпатий в плане выбора дислокации для необременительной беседы, то есть в очередной раз остался в тени. Что тоже было в своем роде примечательно.
Но на этот раз Дамблдор не стал злоупотреблять оказанным доверием.
- "Дырявый котел"? - предложил он. - Как ближайшая и наиболее нейтральная локация.
И в своем роде символичная: всё-таки пограничная зона между магическим миром и миром, откуда приходят магглорожденные.

Отредактировано Albus Dumbledore (2016-02-09 01:09:59)

Нельзя сказать, чтобы Лестрейндж рвался развить разговор о политике. Нет, он не отказывался и не уклонялся от предмета, но отчетливо давал понять, что в пока предпочитает ограничиваться метавысказываниями.
- Мне кажется, Рэндалл, вы только что отождествили норму с классикой. Спорный момент. Правда, вероятно, лишь терминологически спорный. Но что касается вашего замечания о норме, я бы сказал, что при массовом увлечении экзотикой норма становится скорее эклектичной, чем экзотичной. В отличие от классики ведь экзотика не монолитна. Но я соглашусь с тем, что даже если мы допускаем неизменную долю любителей экзотики в каждую эпоху, статус этой экзотики может быть очень разным. Одно дело - коллекция редких гоблинских клинков в особняке, и совершенно другое - транспаранты на гобблдегуке на улице.
Хотя нет, уже не только метавысказывания. Вероятно, к расширению диапазона Лестрейнджа подвигло желание опровергнуть предположение, будто его что-либо смущает.
- А, да, это очень любопытный момент. Как и в принципе определение критериев системного сдвига изнутри системы. Уверен, у вас есть свои подходы к этой задаче. Не поделитесь ли? Хотя бы в самом общем виде.
То, что на Дамблдора ссылались по причине его рода деятельности, было, как справедливо заметил Лестрейндж, в порядке вещей. То, что на Лестрейнджа ссылались по причине его родства с элитой, было, конечно, тоже вполне закономерно, но едва ли причина сводилась именно к родству. В конце концов, не всех родственников поминали в таких количествах и именно в таких контекстах. Значит, и в его случае род деятельности был значимым основанием. Однако, в отличие от Дамблдора, его деятельность не имела таких эксплицитных системных манифестаций. Впрочем, раз таких манифестаций не было, едва ли это можно прояснить прямыми расспросами.
- Моей лености противостоят мои обязанности. Не так давно выяснилось, что я оказался заочно включенным в общество имени драной кошки. Гриффиндорские дети изобретательны. Если бы не случайность, я бы, наверно, никогда об этом не узнал. Так что ваше допущение, Рэндалл, что вы можете состоять в тайном обществе, о том не подозревая, очень уместно.
Это Дамблдор договаривал уже на пути к находящимся справа лифтам. Упоминание "Дырявого котла" вызвало у Лестрейнджа очередное пожимание плечами. Характерный жест, который стоит взять на заметку. Не для каких-нибудь конкретных целей, а просто чтобы он был на всякий случай в арсенале.
"Дырявый котел" был свойственным ему образом разнороден, говорлив и ненавязчиво гостеприимен.
- Почему бы, Рэндалл, нам не обсудить международную политическую обстановку? В конце концов, того требуют нынешние стандарты неформальной коммуникации, а любителям классики негоже уклоняться от стандартов.

- Или в пользу того, что вещи, которые принято считать классикой, - не такая уж классика, - подхватил Дамблдор, озаряя Лестрейнджа счастливой улыбкой.
Правда, самого Лестрейнджа, кажется, эта игра в слова и понятия не очень забавляла. По крайней мере, вид у него был довольно меланхоличный и одновременно всепрощающий. Это смирение само по себе было занятно. Лестрейндж не производил впечатления человека, изнывающего от праздности или недостатка общения. Еще он не выглядел человеком, готовым претерпевать от своих ближних любой абсурд, только бы поддержать с ними разговор. Тем не менее, он стоически претерпевал, не предлагая встречной инициативы и в то же время соглашаясь на продолжение взаимодействия. Было ли это его обычной стратегией, когда он еще не определил, насколько ему в принципе полезен собеседник, но намеревался определить, или он почему-то вдруг решил действовать таким образом именно в применении к Дамблдору, трудно сказать. Но стоицизм как таковой, безусловно, внушал уважение.
- То есть вы в таких вопросах в основном полагаетесь на свою интуицию. Согласен, это трудно формализовать, но если бы вы развернули свою мысль, я был бы вам премного благодарен. Вы ведь не думали, что я откажусь.
В конце концов, здесь важно не столько то, каким образом Лейстрендж на самом деле ориентируется в обстоятельствах, сколько то, в каких терминах он будет об этом говорить. Склонность делиться своими открытиями о мироустройстве присуща личностям гораздо более юным, чем Лестрейндж, поэтому ожидать от него судьбоносных откровений не следовало. Не говоря уже о том, что его интуиция могла и впрямь быть гораздо проворнее аналитического аппарата, отвечающего за обобщение и вербализацию. А вот что он сочтет нужным озвучить в ходе разворачивания, действительно интересно.
- Всенепременно сообщу, - энергично согласился Дамблдор. - Да, кстати. Если говорить об обществах настолько тайных, что об их существовании неизвестно вообще никому, включая их участников, то вы совершенно точно принадлежите как минимум к одному, условно обозначаемому термином "аристократия".
Да, очередной абстрактный парадокс. Может быть, даже уже претендующий на злоупотребление долготерпением собеседника, но кто ж считает.
- А вы полагаете, что если бы не Гриндевальд, магглы бы не начали войну?
Патерналистский взгляд на магглов не был редкостью и, надо сказать, отчасти не был лишен оснований, но чрезмерный патернализм может сильно способствовать искажению картины.
- В Визенгамоте прискорбное отсутствие консенсуса. Точнее, есть общий консенсус, что, как вы выразились, обстановка удручает и неплохо бы положить этому конец, но относительно методов единодушия нет. Равно как и относительно того, какой именно конец считать предпочтительным. Некоторые считают, что с Гриндевальдом следует сотрудничать. Как вы думаете?

Отредактировано Albus Dumbledore (2016-03-22 23:12:39)

Лестрейндж изящно завершил дискуссию об экзотике при помощи безотказной фразы-убийцы. Дамблдор не возражал. А вот на согласие насчет разворачивания мысли Лестрейндж, кажется, не рассчитывал. Вероятно даже, это предложение было тоже своего рода конвенциональной фразой-убийцей, просто, в отличие от апелляции к софистике, принятой в более узких кругах.
- А, да? А я всегда употреблял эти термины скорее для описания интуитивных процессов. Которые, конечно, формируются в результате некоторой наработки.
Он ожидал выводов. Это ожидание как-то очень гармонично рифмовалось с недавним его замечанием насчет упоминаний в отсутствие. Ничего конкретного, простое ощущение, из которого складывался немного противоречивый портрет человека, с одной стороны, вальяжного, а с другой стороны, довольно напряженного. Источник напряженности, конечно, вызывал некоторое любопытство.
Разворачивание мысли оказалось весьма сложным, с синтаксической точки зрения, что указывало на высокую умственную функциональность говорящего, и одновременно с этим не очень внятным содержательно. Последнее хорошо вписывалось в складывающийся образ собеседника, склонного больше выражаться умолчаниями и намеками в расчете на то, что те, кому нужно, поймут, а кому не нужно, тем и понимать нечего. Дамблдор, конечно, ни в коей мере не мог претендовать на место среди тех, кому нужно, и
- Занятно. Вы всегда находите в отказах нечто экзотическое, Рэндалл, или только в этом случае?
Тема тайных обществ, по всей видимости, тоже была раскрыта в предельных доступных подробностях и в дальнейшем обсуждении не нуждалась. Дамблдор улыбнулся, выражая полную готовность согласиться с гипотезой о семейной тайне.
Теперь Лестрейндж рассуждал о войне и ссылался на нехватку информации. Манера его ответа наводила на мысль, что глобальные процессы его занимают мало и что ему гораздо интереснее внутренняя конкретика. Ничто не указывало на то, что эта мысль верна, но ничто не мешало обратить разговор к внутренней рутине.
- Я думаю, что есть все основания сомневаться в договороспособности Гриндевальда, поэтому пока рисковать бы не стал. А в каком смысле вас интересуют планы Министерства? Вероятно, я что-то слышал.
Вероятнее всего, что-то уже слышал и сам Лестрейндж. Это, по крайней мере, мотивировало бы его появление на территории министерства, которое он, очевидно, не перегружал своими визитами, иначе это было бы далеко не первой встречей с ним за много лет. И судя по тому, как легко он согласился провести время за приятной беседой в "Дырявом котле", он уже завершил свои министерские дела.

Отредактировано Albus Dumbledore (2016-03-31 18:45:23)

- И это очень здравый подход, - заключил Дамблдор в ответ на реплику об интуитивном постижении интуиции.
Разговор в абстрактных терминах постепенно себя исчерпывал и переходил в фазу тестирования границ. На этой фазе Лестрейндж пока демонстрировал большую упругость и даже некоторую встречную активность, что заметно оживляло общение. Вероятно, такой режим взаимодействия был ему ближе, чем совместное сооружение сложных эфемерных конструкций.
- Я скорее воспринимаю отказы как приглашение к продолжению плодотворного диалога, - ответил Дамблдор, отражая на своем лице лестрейнджевскую улыбку.
Официант появился в очень удачный момент, в результате чего у Лестрейнджа появился большой ресурс времени для выбора наиболее обтекаемого ответа на заданный вопрос. Дамблдор попросил у официанта чаю. Это было самой обаятельной чертой "Дырявого котла": непосредственность, спонтанность, постоянное движение вокруг и, как следствие, очевидное отсутствие хотя бы минимальной иллюзии приватности, которая бы располагала к излишней буквальности. А также к тому, чтобы кто-нибудь сторонний, ублажая свое праздное любопытство, мог его удовлетворить, не прилагая усилий.
- Скажем так, в принципе для моего утверждения достаточно самых общих и поверхностных наблюдений. Война длится уже больше пяти лет, и мы видим, что Гриндевальд действует хаотично - чем дальше, тем больше. Проще говоря, он пытается идти во все стороны одновременно. Можно предположить, что это на самом деле очень последовательная стратегия, которая только притворяется хаотической за счет своей непредсказуемости и масштаба. Но я сильно сомневаюсь, что у него хватит ресурсов, чтобы довести хотя бы одно из его могучих начинаний до конца. Чисто экономически. Он слишком много и неразборчиво инвестирует и от этого сильно растет риск банкротства. Сейчас он на высоте и пренебрегает рисками. Велика вероятность, что он не в меньшей мере пренебрегает и договоренностями. Соответственно, на мой взгляд, во всех отношениях было бы надежнее подождать, пока он сам начнет нуждаться в кредитах и инвестициях. Вот тогда можно будет подумать о сотрудничестве. Или вы хотите более конкретных подробностей, Рэндалл?
Разговор в обобщенных терминах, "во всех смыслах" и "на всех основаниях" тоже, кажется, стремительно завершался. Если Лестрейндж действительно хотел подробностей, у него были все шансы получить некоторые из них непосредственно от Дамблдора. Будучи человеком практичным, каковое впечатление Лестрейндж произвел по итогам имевшей место беседы, он не мог не догадываться об этих шансах, равно как и о том, что начиная с определенного градуса конкретики подробности выдаются только в условиях взаимовыгодного обмена. А для того чтобы обмен был взаимовыгодным, вторая сторона должна почувствовать не только потенциальную выгоду, но и некоторый сигнал о готовности сделать свой вклад. Потенциальная выгода ощущалась уже в том, что Лестрейндж был интересовался подробностями, и едва ли этот интерес был совсем праздным, что неизбежно порождало вопросы о направлениях применения получаемой им информации. Дело было за сигналом.

- Договорились, - согласился Дамблдор с предложенным Лестрейнджем планом действий на случай захождения беседы в тупик.
Впрочем, эта перспектива была на нынешней стадии очень маловероятной. Тупики в беседе бывают в тех случаях, когда собеседники хотя бы приблизительно представляют себе набор общих тем, интересов, противоречий и сигналов, а здесь речь пока была только о том, чтобы составить это приблизительное представление, и то не в полной мере. Лестрейндж, по всем признакам, был человеком не то что двудонным, а по своей больше структуре напоминающим целое Министерство магии. Сейчас Дамблдор находился примерно на той стадии когда внешнему человеку уже понятно, что Министерство состоит из множества уровней, и известно, где примерно оно находится, но вопрос о том, с какой стороны и каким образом в него лучше попадать, еще остается открытым.
Дамблдор пил чай и с интересом слушал компетентные лестрейнджевские выкладки об инвестировании и банкротстве. Сомнений в том, что в таких вопросах Лестрейндж разбирался с редкой ловкостью (конечно, всецело интуитивной), не было. И, "разумеется", он хотел подробностей.
- Может быть, я понимаю не совсем точно, Рэндалл. Приведение Гриндевальда к банкротству само по себе было бы, конечно, вполне патриотичным жестом, но по итогам банкротства убытки обычно несут кредиторы. Насколько мне известно, я ведь в этих вещах совсем профан. Так вот, продолжая эту экономическую аналогию (и не только аналогию), хотелось бы, чтобы прибыль была выше издержек. Или вы говорите о какой-то тривиальной схеме, которая мне по невежеству не приходит в голову сразу?
Конечно, мир изобилует самыми разными схемами и приемами. Вопрос, скорее, в том, какого плана подход ближе Лестрейнджу. Есть риск, что последовательно интуитивный и аналитически совершенно неописуемый, но некоторое оживление в его тоне давало надежду на то, что эта тема ему интереснее, чем отвлеченный обмен о лингвистике, тайных ложах, экзотических традициях и общественных сдвигах. Следующая его реплика только закрепил это впечатление.
- В какой-то мере, да. В общих чертах, как вы выразились. Сейчас, например, он, по всей видимости, увлекся идеей ковровой пропаганды на неподконтрольных территориях. Это, конечно, требует ресурсов. Впрочем, подозреваю, что его энтузиазм в этом плане скоро померкнет на фоне как минимум одного нового проекта, который неизбежно в скором времени станет для него приоритетом.
Теперь складывалось отчетливое впечатление, что Лестрейндж наконец включился в разговор уже не только в качестве отвлеченного наблюдателя. Частью этого впечатления было то, что волшебный эффект произвела простая экономическая метафора, которую собеседник был волен трактовать именно как таковую, но, кажется, предпочел истолковать буквально.
- Скажите, Рэндалл, вы интересуетесь этой темой сугубо отвлеченно или действительно помышляете о каком-нибудь акте патриотизма?

Уверенность, с которой Лестрейндж рассуждал о бакнротстве и кредитах, была внушительной. Впечатление подкреплялось его репутацией: когда на чье-то мнение часто ссылаются, это с большой вероятностью означает, что этот человек хорошо разбирается в таких делах благодаря богатой практике и многостороннему жизненному опыту. Особенно в том, что касается методологии растерзания поверженного должника. Таким образом, вопрос скорее в том, насколько масштабы и тактика такого растерзания способны укладываться в границы, диктуемые соображениями высшего порядка. В любом случае, это вопрос, не требующий срочного ответа и ранее наверняка исследованный коллегами, которым уже случалось наблюдать Лестрейнджа на поприще международной дипломатии.
- Пожалуй. С той оговоркой, что если должник на момент банкротства уже гол, как сокол, может получиться так, что там и терзать нечего. И в условиях войны это вполне вероятный расклад. Впрочем, в таких вещах я готов полагаться на вашу интуицию.
Вопрос о коврах, пожалуй, выдал в Лестрейндже склонность к лингвистической рефлексии, которую он так последовательно отрицал на предшествующих этапах разговора. Или, может быть, этот вопрос просто имел целью продемонстрировать, что выражения, отсылающие к маггловской военной терминологии, ему принципиально непонятны. Дамблдор с помощью секундной паузы в сочетании с мимолетным пристальным прищуром изобразил некоторое не то замешательство, не то удивление, после чего, проигнорировав слабый протест Лестрейнджа, серьезным тоном объяснил:
- Ну что вы, Рэндалл. Это же бешеными темпами распространяющаяся технология агитации с воздуха. Отряды на коврах под дезиллюминацией, пролетая над точкой скопления целевого контингента, сбрасывают листовки или вычерчивают в воздухе лозунги. Очень зрелищно, - тут Дамблдор, отпив чаю, сделал еще одну короткую паузу, давая собеседнику время умозрительно живописать себе картину. - Но вы правы. Приоритетные проекты, действительно, гораздо интереснее.
Приоритетными проекты не только рождаются, но и становятся. Претворяются даже, как претворился под воздействием неведомых сил и неведомыми путями Лестрейндж. Что, конечно, создавало дополнительный соблазн предположить в нем способность перенести свой опыт на окружающую действительность.
- Да, так собственно приоритеты. Рано или поздно ему остро понадобится оружие массового поражения, если угодно. Это как раз то, что в избытке есть и приумножается у магглов, но чего нет у нас. Я слыхал, что он уже пытался чем-то таким разжиться, но, очевидно, не очень успешно. Дальше потребность, скорее всего, будет только возрастать. И это такая область, которая неизбежно потребует больших вложений, будь то модификация магических методов или маггловских разработок. Что именно это будет, зависит, среди прочего, от кредиторов. В этом смысле у нас есть некоторая свобода в определении и даже формировании приоритетов путем направления вложений.

Отредактировано Albus Dumbledore (2016-07-28 14:15:39)

В кристалльном бескорыстии и самоотверженности лестрейнджеского патриотизма сомнений не оставалось. Его позиция внушала уважение своей последовательностью и незыблемостью. А также, конечно, будила практическую мысль в плане перспектив применения его несомненных достоинств для решения общественно важных задач.
А вот рассказ про ковры, кажется, опять огорчил Лестрейнджа. По крайней мере, вид у него снова стал едва ли не снисходительным. Тем не менее, он решил развить тему, и Дамблдор с готовностью поддержал его в этом начинании:
- По-моему, это восхитительно, - убежденно ответил он. - С развлекательной точки зрения - прежде всего. Не понимаю вашего скепсиса. Только представьте себе: сами собой возникающие огненные буквы на фоне вечереющего неба. Согласитесь, в этом есть что-то нуминозное и одновременно очень смешное.
Впрочем, Лестрейндж, по всей видимости, выделил себе очень узкую область того, что считать смешным, и был весьма избирателен в проектировании. В таком аскетичном самоограничении, бесспорно, тоже можно было усмотреть большую силу духа. В любом случае идея кредитования и массового оружия показалась ему более содержательной, чем экспромт на тему Валтасарова пира с последующим крушением империи.
Действительно, на фоне потенциального величия технологий и связанных с ними патриотических возможностей этот сюжет смотрелся, пожалуй, чрезмерно отвлеченным. Но, с другой стороны, весь разговор ведь происходил в формате необременительной случайной встречи, а такой формат подразумевает некоторые абстрагирующие отклонения от магистральной линии переговоров.
- Разумеется. Более того, кредиторы, если они вовремя появятся, будут полностью определять направление этих исследований. Вот у вас, например, Рэндалл, есть предпочтения?
Консервативность Британии, распространяющаяся на технологии, вероятно, не в последнюю очередь обусловлена ее географическим положением. При всех многочисленных возможностях оперативного перемещения она всё равно остается в стороне от кипения жизни на континенте и большей частью проводит время в роли наблюдательницы, временами совмещая это с ролью бога из машины. В этом ее безусловная сила. Но в этом же и ее проклятие. Потому что кипение жизни на континенте порождает всё новых монстров, недооценивать потенциал которых крайне неосмотрительно. Взять хотя бы эксперименты русских (или, как они предпочитают себя называть, советских) магов - на первый взгляд, совершенно безумные, но в своем безумии вполне целенаправленные. И да, сейчас был хороший повод преодолеть консервативную неосмотрительность, вступив в действие в качестве машинного бога.