Маркус мог бы сказать, что однообразные дни в архиве Отдела Тайн, когда молодой человек должен был заполнять одни и те же формуляры, сверять одни и те же списки или пусть даже принимать новые дела и включать в обширную библиотеку, губили его молодость, и мог задавать себе один извечный вопрос: почему из всех возможных вариантов после выпуска юноша решил, что должен идти по стопам отца и сидеть днями на пролет в кабинете на девятом этаже Министерства магии? Однако на все эти аргументы, которые часто молодой человек слышал от своего хорошего друга Лестрейнджа, младший Нотт находил один ответ - ему было интересно. Успешно пройдя стажировку и получив должность младшего сотрудника Отдела Тайн, он вместе с этим получил почти безграничный доступ к вечным загадкам бытия, на изучение которых Маркус и любил тратить свои рабочие дни. К слову такое время препровождение было куда более продуктивно, нежели пустое ожидание какого-нибудь посетителя или та же бумажная работу, которую юноша быстро начал перепоручать какому-нибудь практиканту. Но в последние несколько недель юный Нотт нашел себе новое увлечение. Ни раз от сестры дома он слышал имя Норберта Лича ярого либерала и, увы, весьма успешного политика. Стоит, признать, не только успешного, но и талантливого. Маркус видел его на трибуне, и мог бы даже сказать, что он был поражен выразительностью Норберта, и, быть может, мог бы даже прислушиваться к его словам, если бы не был абсолютно уверен в противоположном. Вопрос крови... Да, этот вопрос требует скорейшего решения - в этом мистер Лич прав - но и речи не может быть о равноправии чистокровного и магглорожденого волшебника. Последний никогда полностью не сможет принадлежать миру магии.
С проблемой набирающих популярность либеральных идей о равноправии или, что еще более безумно, равенстве (не надо только смешивать две разные категории) надо было как-то бороться. И Маркус уже выбрал место для себя в этой "войне", но никак не мог решиться. Все, казалось бы, было готово, но что-то удерживало юношу и не давало начать ему действовать. И вот, когда в очередной скучный день, юный Нотт крутил перо в руках, глядя на чистый пергамент, он услышал сначала одни тихие и размеренные шаги, потом быстрый и неторопливый топот практиканта, который всего второй день находится в Министерстве, а после послышалось имя, которое заставило Маркуса подняться со своего места. Норберт Лич? Собственной персоной? Какая удача! Этот день может быть куда продуктивнее, чем казался сначала. Глаза юноши тут же заблестели от предвкушения встречи с тем, кого Маркус уже окрестил своим врагом, и он большими, но не торопливыми шагами вышел в холл, куда попадали все гости архива Отдела Тайн.
- Добрый день, мистер Лич,- юный Нотт приветливо улыбнулся и, подойдя поближе, забрал из рук оторопевшего от прихода неожиданного гостя практиканта документы Норберта.- Джеймс, можешь идти дальше заниматься бумагами, я сам покажу мистеру Личу все необходимое,- проговорил Маркус, пробегая глазами по полученным документам, и только когда услышал неуверенное "д-да" и быстрые удаляющиеся шаги, он вновь взглянул на сотрудника отдела законодательства. - Маркус Нотт, к Вашим услугам, мистер Лич. Пройдемте ко мне за стол, я внесу информацию о Вас в журнал посещений, а после провожу Вас к коридорам, где Вы сможете найти необходимую Вам информацию. Вы правы, особый доступ к этим сведениям не требуется. -"а зря, как оказывается". - Не беспокойтесь, инструкция "как не заблудится" в архиве Отдела Тайн прилагается совершенно бесплатно,- юноша весело улыбнулся и показал раскрытой ладонью в направление от куда пришел несколько минут назад.

Как оказалось, изображать любезность перед Норбертом Личем, главным приверженцем современных и,увы, популярных идей об этом вульгарном равенстве, было достаточно просто. Во всяком случае, не сложнее, чем с другими личностями, которым Нотту приходилось улыбаться, и которых юноша недолюбливал или ненавидел - эти нюансы зависели уже от конкретного человека. Сотрудник Департамента законодательства совсем напротив в Маркусе вызывал интерес и здоровый азарт. Хотелось вступить с ним в словесную дуэль, на сете проверить прочность его идеалов и остроту аргументов, но в планы молодого человека совсем не входило сейчас устраивать дебатерское представление на потеху тому же Джеймсу. Нет, напротив... Нотт все больше убеждался в том, что ему просто необходимо наладить отношения с "главным либералом страны". Зачем? У юноши была одна задумка, о которой было рано еще говорить, но которой вполне можно было заняться вплотную, особенно если из Отдела Тайн мистер Лич выйдет, думая, что приобрел хорошего знакомого.
-Да, Вы правы: Флавия моя сестра. Кстати, может быть поделитесь со мной, как с родственником, своим мнением о ее успехах? Вы должны понимать, что выбранный моею сестрой жизненный путь заставляет меня о ней волноваться. А Вы все-таки человек с опытом и быстро идущий вверх по карьерной лестнице. Да и никакого личного интереса как-то искажать факты у Вас нет.- Еще одна дружелюбная улыбка, и Маркус опускается за письменный стол, открывая лежащую по правую руку толстую тетрадь для записей, заполненную в основном его мелким, но аккуратным почерком.
- И прошу Вас присаживаетесь,- юноша указал на стул с мягкой обивкой, что стоял рядом с его рабочим столом и склонился над бумагой, делая новую запись.
Нотт предполагал, что у Норберта должна была быть какая-то до жути раздражающая черта характера, но не мог и предположить, что это любопытство! Сначала он мучал бедного практиканта о системе оповещения, сейчас задавал какие-то бессмысленные вопросы ему, ответы на которые казались Маркусу очевидными. Однако, вновь напомнив себе с кем он имеет дело, и что Норберт никогда в полной мере не сможет стать частью его, Маркуса, мира, прописанного магией, из-за своего происхождения, и никакие равные права в этом не помогут, юный Нотт все таки отрывается от своих записей и, не показывая ни капли раздражения, терпеливо объясняет.
- А как Вы думаете, какова была ценность записей публичных выступлений, времен начала железнодорожных сообщений с Хогвартсом, когда их делали? А вот сейчас Вы хотите с ними ознакомиться. Так где же гарантия, что через несколько десятков, а может быть сотен лет, кто-то, подобный Вам, не захочет ознакомиться с данными журнала посещений Отдела Тайн в Министерстве, чтобы, например, понимать, чем интересовались волшебники, поддерживающие ту или иную позицию в нашумевшем вопросе крови? И это только один из аргументов, если хотите могу назвать еще парочку, более для нас практически полезных. - улыбка не сходила с лица Маркуса. У него достаточно хорошо получалось изображать простодушие и радость общения. - Мистер Лич, Ваши вопросы меня все больше и больше удивляют,- услышав очередной вопрос Нотт даже позволил себе не зло усмехнуться.- Вы хотите разгадать все загадки Отдела Тайн? Только в слушайтесь в название... И Вам все сразу станет понятно. Я отвечу только на первый вопрос: да, нарушители были, но достаточно давно. А второй пусть так и останется Тайной. Да и, согласитесь, "нечто ужасное", или как там обычно говорят, звучит намного более устрашающе, чем что-то слшком конкретное?

"Не делает ничего опасного или преступного. Такое чувство, что он не имеет ни малейшего представления о нашем мире. Но уже заключил, что он плохой и насквозь прогнивший. Как это по маггловски, мистер Лич, обвинять кого-то в страшных грехах и не видеть их за собой. Конечно, Флавия не делает ничего опасного, но и ничего полезного для семьи тоже не делает. Ей бы давно быть замужем и вынашивать первенца. Вот Родни бы таких очевидных вещей объяснять не пришлось. И только не говорите, что не понимаете, почему".- Только и Норберту Маркус ничего не собирался объяснять. Он не хотел вступать с ним дискуссию, не хотел тратить здесь свои аргументы, которые должны послужить благой цели. Целью Нотта было заручиться расположением главного либерала страны. Но как юноша справлялся с этой задачей, он оценить не мог, но заинтересовать Лича у него скорее всего получилось, иначе зачем он опять задает вопросы, которые Маркус выслушал с легкой снисходительной улыбкой.
- Тогда мне остается только радоваться за сестру. Найти дело, которое нравится и приносить не сколько деньги, а удовольствие, не так просто. - Больше распространяться на тему Флавии Маркус не видел смысла, их семейные дела должны оставаться семейными, а никакой полезной информацией себя по всему Норберт не обладает. Хотя, что скрывать, юноша было бы интересно узнать, что о его сестре думают ее коллеги, учитывая социальный статус и престиж работы, на который она устроилась. Может быть люди правы, когда их считают медного не от мира сего. Ведь у каждого Нотта есть в своем шкафу свой скелет. Но у кого из представителей чистокровных семей нет таких шкафов?
Любопытство гостя в сочетании с непониманием им очевидных вещей и намеков начинало раздражать все больше, ведь после тактичного "не лезет не в свое дело" Лич только продолжил задавать новые вопросы, причем совершенно не те, которые хотел обсуждать Маркус. Но чтобы не прослыть невеждой и все таки претворить свой план в жизнь, юный Нотт закрывает толстую тетрадь, отодвигая ее в сторону, и поднимает взгляд на собеседника.
- Хотя бы для того, чтобы проверить соответствуют ли записи, которые Вы получили Вашему запросу, и если Вам будет разрешено вынести, допустим, несколько оригинальных текстов обращений, то чтобы знать у кого их искать. Я понимаю, что для Вас тут многое кажется диким, не современным, не практичным, но есть сферы, которые не требуют чужого вмешательства. Которые отталкивают его, а их развитие происходит объективно, без нашего вмешательства. Как магия. И дело тут не сколько в секретности, сколько в целесообразности. - Маркус вновь добродушно улыбнулся и склонился над чистым листом пергамента, еще раз перенося на него запрос Норберта и пытаясь точно припомнить, где точно мужчина сможет найти необходимые ему данные. Кажется, что статистика была в секции S. 4. 16... А вот трудоустройство выпускников это должен быть шкаф p.3... Но сложную цепочку рассуждений Меркуса вновь прервали, и на этот раз юноша не смог сдержать искренний, но во все не злой смех.
- Фальсификация истории в пользу кого-то могущественного? В нашем Отделле? Мистер Лич, историю творите Вы Вашими публичными выступлениями и проектами, а мы лишь фиксируем то, что произошло, даже не давая оценку. Голые факты. Которые отнюдь не скрываются от широких масс. Они просто им не интересны. Вам ведь тоже сейчас нужна лишь капля информации из всего массива, что хранится в наших коридорах. Вам она нужна - у Вас есть доступ. Данные нужны будут истерику и он получит временный пропуск. Не понимаете слово "Тайна" примитивно, у него есть несколько значений. - Но как же утомительно было все объяснять. Это непонимание и глупое любопытство грязнокровок, которые почему возомнили себя гениями, способными решить все проблемы мироздания, просто выводило из себя. Они не хотят понимать их культуру, принимать их традиции, они пытаются переклеить их магический мир под себя. Однако не стоит сейчас давать волю этим чувствам, они могут испортить все веселье, и Марукс лишь пожимает плечами. - У нас разные роли, мистер Лич.

Под нескончаемую болтовню Норберта вспоминать бесконечные коридоры, ряды и шкафы архива Отдела Тайн было просто невозможно. Однако Маркус предпочитал вписывать в листок мелкие цифры и попытаться изобразить схему прохода (вообще то это было вовсе не обязательно, даже совсем не нужно, но Нотт был уверен, что Лич сможет легко заблудится, и искать его потом совершенно не хотелось), нежели с интересом слушать все аргументы оппонента и пытаться достойно защититься, особенно после явно недоброжелательных слов о самом юноше и его семье. Маркус не переносил любые намёки на то, что это место досталось ему «по наследству». В конце концов, он, как и любой другой, начал с практики и стажировки, а сейчас находился чуть ли не на самой низкой должности в Департаменте. Кроме того юноша знал, что свои обязанности выполняет безукоризненно, и что немало важно, он понимает суть Отдела Тайн, ту, которую так упорно оспаривает Норберт, которую невозможно объяснить, если ее не почувствовать, которую невозможно объяснить «не волшебнику». Поэтому юный Нотт не спешил отвечать на все вопросы, которыми он вновь оказался завален. Сначала юноша дорисовал для гостя схему, и только после этого поднял на Лича взгляд, в котором не было ни капли раздражения, которое обычно вызывала подобная тема – паузы оказала своё благотворная влияние.
- Мистер Лич, Вы человек публичный и Ваши взгляды если не всем, то многим хорошо известны. Я понимаю, к чему Вы клоните, и так же могу понять, что мои многословные и пафосные речи нисколько не убедят Вас, что мне нравится моя работа. Но она мне нравится. В архиве есть много возможностей, к которым никогда не приблизится тому, кто далёк от этого места, которые поначалу они даже не увидят. Как не увидел их и я в первые месяцы своей работы тут. О, думаю, Вы не представляете, как я злился на себя первое время, что выбрал именно этот путь. Ведь, как это не покажется Вам странным, меня не принуждали к этому выбору. Долгое время я упрямо твердил, что хотел бы попробовать себя в преподавании. – Маркус отложил перо и чуть улыбнулся воспоминаниям (особенно глупым сейчас казалось обижаться на насмешки Родни, но как они задевали в то время!), ведь сейчас он говорил правду, пусть и думая, как лучше расставить акценты. – И моё решение бы поддержали. А после выпуска вдруг оказалось, что я просто сам не мыслю себя на какой-либо другой должности. Было ли тут влияние моего отца? О, да, разумеется. Но не больше чем любого родителя, который желает добра своему ребёнку. – Нотт не ждал, что его собеседник примет эту историю за чистую монету. Даже, скорее всего, наоборот, он вполне может заключить, что Маркус лишь пытается защитить старый порядок, сам закрывает себе глаза на ужасы аристократического мира… Мира, о котором Норберт не знал ничего, но о котором уже сделал выводы, иначе бы он не стал бы задавать подобных вопросов Маркусу.
А дальше было все интереснее и интереснее. Нотту хотелось прервать собеседника на полуслове и спросить, с чего бы вообще он, грязнокровка, думает, что может так легко рассуждать о такой сложной материи, как магия? Но юноша продолжал прекрасно играть свою роль и только изредка кивал Норберту, давая понять, что он слушает. Политик он везде политик. Надо было признать, что даже в этом разговоре Лич держался достойно и его аргументы даже имели место быть, пусть их  можно было разбить парой фраз. Однако все вдруг оказалось не важным, после последнего вопроса Норберта. Пытается выяснить, с кем имеет дело? Что же надо удовлетворить его любопытство, но так чтобы вопросов стало только больше – им нужно о чем-то беседовать в следующий раз.
- Дикая природа куда более таинственна и привлекательна, чем ухоженный сад, мистер Лич. Она куда более настоящая. Что-то начинает казаться диким и устаревшим, только когда этому приходит время. Особенно это касается магии. Я убеждён, что ее нельзя подчинить или усовершенствовать – ее можно только изучить, научиться пользовать и понимать. Чувствовать, если хотите. Все изменяется, новые  заклинания появляются именно тогда, когда нужны наиболее всего. Когда изменилось само общество и стало готово к этому. – « И все таки бессмысленное занятие пытаться это объяснить ему…» Именно по этой причине Маркус решил не пытаться вновь объяснить Норберту, что, как правило, они занимаются, собираем и учётом уже записанного и подсчитанного, да и человеческий фактор есть в любой работе.
- Наверное, это покажется Вам странным, мистер Лич, но не все хотят менять мир  и совершать что-то великое. Меня вполне устраивает роль стороннего наблюдателя, я не люблю и не хочу делать поспешных выводов. Однако чем дольше я слежу за событиями, что разворачиваются на Вашей сцене, тем яснее понимаю, само время не позволит мне остаться в стороне. Статус обязывает, и рано или поздно мне необходимо будет высказаться. И надеюсь, что к тому моменту я определюсь, готова ли Британия, по моему мнению, к переменам, которые Вы предлагаете.

Что ему  казалось и о чем подумал Норберт Лич, услышав объяснения Маркуса останется только в мыслях мужчины, и юный Нотт не узнает наверняка, действительно ли главный либерал Британии такой терпимый, каким хочет казаться. Ведь, наверное, должно быть, сложно поверить, что и среди чистокровных семей есть думающие люди, и уж совсем невозможно принять, что их большинство. Во всяком случае, именно такое впечатление оставалось у Маркуса после заслушивания выступлений Лича. Неприязнь одна к другим – по сути ничего нового, кроме лозунгов, которые лишь оболочка.
А вот что касается Маркуса, политик сделал правильный вывод: лгать ему причин у юноши не было… Практически не было. По крайней мере, в отношении выбранной профессии. Поэтому и излагал юный Нотт свои мысли откровенно, те мысли, которые с первого дня его работы в Министерстве хотелось высказать каждому, кто мог сложить дважды два и провести связь между новым работником и главой подразделения.  И это несколько раздражало… Раздражало, что каждый последний работник, даже такой никчёмный практикант как Джеймс, думал, что имеет право презрительно смотреть на юношу, ведь он сам по себе ничего не представляет – у него есть только имя. Маркус знал, что это не так, а зависть чувство плохое, потому он никогда не позволял себе переживать из-за подобной ерунды, но объясниться все же хотелось. Что же Норберт сам виноват, что затронул эту тему, мог бы и сдержать свое любопытство.
- А у магглов не так? – этот вопрос вырвался сам собой, Маркус хотел было сразу начать рассказывать о своём увлечении историей магии, но этот момент показался ему любопытным. – Разве не все родители хотят, чтобы их дети продолжили семейное дело и достигли больших успехов, чем они сами. Мне всегда казалось, что это свойственно всем человеческим существам, вне зависимости наделены они магией или нет. Но, конечно, это лишь мои предположения. Вам это должно быть известно не понаслышке. Утолите теперь мое любопытство? – Нотт улыбнулся гостью и передал ему листок с изображённой инструкцией прохода.
- Все ли Вам понятно, мистер Лич? Пергамент, перо, чернила? – все эти предметы тут же появились на столе, и молодой человек жестом предложил их гостю. – И да… История магии. Именно потому, что не хорошо подсиживать уважаемых профессоров, я отказался от своей затеи, и, да, пошёл по более простому пути. Но можно ли считать этот пусть простым только по тому, что я с девства был во влечен изучение этого предмета и имел доступ к отцовской библиотеке? Или по тому, что вместо сказок мне рассказывали невероятные эпизоды из нашей с Вами истории? Вы, мистер Лич, конечно, имеете все основания сомневаться и во мне и многих других, которые получили должность «по наследству», вот только всегда ли они обоснованы? – Маркус говорил спокойно, без напора, только излагал свои мысли, которые  у него накопились почти за три года работы в Министерстве и выслушивания этих прогрессивных идей. Но стоит признать, что говорил юноша аккуратно, даже специально упомянул, что история у него с Норбертом одна и та же – ну смешно же право слово.
Как и смешно было надеяться, что магглорожденный сможет понять, что Магия – это не та вещь, которую можно изучить и подчинить. Как примитивно думать, что все можно узнать из книг Нет, к волшебству нужна предрасположенность и одного умения махать палочке не достаточно, чтобы называть себя волшебником, те, кто одиннадцать лет жизни пробыли в неведении просто не могу в необходимой мере впитать уважение к Магии. Магглы везде ищут только материальную выгоду.
- Кто знает, может быть, Вы правы. Вы сами отметили мой юный  возраст. Так что… Быть может, через несколько лет я буду стоять на Вашем месте и так искренне убеждать всех, что всегда хотел вести общество к светлому будущему, -Маркус весело усмехнулся. – Митинг говорите? И чему же он будет посвящён? Всегда интересно слушать, что говорят массы, увлечённые одной идей. Но правда менее полезно, чем слушать двух сильных дебиторов с противоположными мнениями на трибуне и людьми, которые их слушают и пытаются принять одну из сторон. Но это так сложно! Ведь все аргументы кажутся очень убедительными и верными. Это заставляет людей думать, а не просто идти за сильной личностью. Но спасибо за приглашение, если я смогу, то приду. Мне действительно будет полезно послушать, что говорят другие. Ведь в одном Вы правы, иногда мы не видим, что творится прямо перед глазами, потому что разучились смотреть, - «и поэтому так часто упускаем из виду тех. кто может быть нам опасен».

«Отнюдь. Скорее это выглядит закономерным. Разве магглы не гордятся своим происхождением? Своими предками из древнего графского рода… Не думаю, что в этом плане мы сильно отличаемся.  Каждому приятно блеснуть родословной, пусть хоть и только для того, чтобы самоутвердится. Но разве это преступление? Нет. Преступление это невежество, это слабость, которая свойственна магглам, а значит, передаётся и их детям. Вопрос крови…» - мысли в голове юноши быстро сменяли друг друга, а его лицо оставалось таким же спокойным с вежливой улыбкой. Он бы очень хотел высказать Норберту хотя бы начало своей речи, показать, что его любые магглы такие же, и этот проект закона, стоит его принять и грязнокровки начнут гордиться тем, что они грязнокровки и вести себя еще хлеще последнего выходца из аристократической семьи, потому что у последнего есть хотя бы хоть какое-то представление о чести и достоинстве. Они одинаковы в желании утвердить себя в обществе, но нужно ли ровнять их всех в этом желании или сводить его на нет? А как же конкуренция? Та, что заставляет этот мир вертеться и двигает прогресс вперёд? Но нужно было молчать. Не разумно в диалоге один на один раскрывать свои аргументы, они должны стать достоянием общественности. Тем более Маркус хотел, чтобы Лич видел в нем сымающегося юношу, который неуверенно держится за предрассудки, потому что так «правильно», но который готов слушать его.
- Возможно, - сдержанно ответил юноша, слегка поджав губы, будто обдумывает что-то важное. – Но все же я не считаю, что гордится своей семьёй и своей историй что-то предрассудительное. Ведь многие чистокровные семьи в прошлом не мало сделали для страны. Конечно, не правильно, что это позволяет их потомкам лениться. Но разве они должны быть забыты, только по тому, что через несколько веков их семьи хранили их заветы и магические традиции. Ведь эо в какой-то степени история? – Сейчас Маркус говорил, совеем по-другому, не так напористо и самоуверенно, когда рассказывал о выбранном пути. Сейчас его голос звучал осторожно, будто юноша вступил на хрупкий лед и боялся провалиться, будто только начал рассуждать. А разве это не так? Разве Нотт с кем-то говорил в подобном, политическом, ключе о чистоте крови? Нет, была только пустая болтовня, и, кажется удачная, проба пера. И все же интересно, получатся ли хотя бы зародить сомнения в голове мистера Лича о том, что Маркус всецело предан традициям. Может ли он вообще в это поверить?
- Хлеба – да, но вот «зрелищ», то есть развлечений, - весело усмехнулся Маркус пытаясь себе представить подобную картину. Однако как-то развить эту отвлечённую юноше не дал возглас собеседника, и к слову очень удачно, надо было уходить от личного и переходить к эфемерному, ну то есть Маркус конечно же имел в веду к общественному.
- Ваше место никогда не будет пустовать. Всегда найдутся проблемы, которые не видят нынешние власти. Может быть, они будут не такие масштабные и громкие, как проблема стереотипного мышления о чистоте крови, но будут, я уверен. Всегда будут богатые и бедный, угнетаемые и угнетатели. Вы столько говорите о равенстве. Признаться, я слушал несколько Ваших выступлений в Департаменте… Вы правда верите, что оно возможно? Абсолютное равенство? А справедливость в ее совершенном виде? Мне это сложно представить. Куда сложнее, чем «Магию как чистое искусство», - юноша добродушно улыбнулся, сейчас он был по-настоящему увлечен. Он говорил так, будто, его действительно интересовали ответы на эти вопросы, будто настолько увлекла личность и мысли собеседника, что он уже и забыл, какой должен был дать «правильный» ответ. Хотя последние было не совсем игрой – Норбер как личность с каждым новым словом становился все интереснее для юного Нотта.
- И Истина… Представляется, что это слишком субъективные категории, они зависят от человека. Вам кажется по другому? Особенно справедливость. Разве не ей легко так прикрывать любые идеи? Тот же режим в Европе… Они видели его справедливым для себя и по отношению к другим. Не знаю… Быть может правильнее говорить о воспитании, о культуре, а не о равенстве как таковом? – эти слова для самого Маркуса показались до жути бредовыми. Как он мог сказать что-то подобное. Равенство, справедливость, истина… Ничего этого нет, и никогда не будет. А Культура? Культуру делает общество, и она вряд ли станет лучше, если отдать ее на растерзание маггловским выродкам.
- О, мистер Лич, мне кажется, Вы переоцениваете мои способности как оратора. Да и как я буду дискутировать на тему, которую знаю лишь на обывательском уровне – мои аргументы могут быстро иссякнуть, - Маркус пожал печами и улыбнулся. Сейчас у него было желания лезть на сцену, он хотел смотреть на действие из зала или из-за кулис, второе, конечно, предпочтительнее.

И все-таки политик, но везде политик. Маркус видел, как его гость был готов вскочить с места и начать декларировать свои постулаты, которые в точности бы повторили известную формулу «Liberté, Egalité, Fraternité»*, которая всегда на деле превращалось в «Свобода, Равенство и Собственность», а последний пункт убивал «равенство». В экономике не может быть равенства, как абсолютного, так и равенства  возможностей. А различие в материальном плане всегда приводили в различие в политике, образовании, медицине… То, чего хочет достичь Лич, всего лишь смена правящего класса, с тех, кто имеет уважение к вековым традициям и понимает саму суть магического мира, на тех, для кого все в новинку, которые и через десять лет дивятся чудесам Хогсмита и прочем глупостям. Правильно ли это? Нотт сомневался, хотя и не мог полностью отрицать, что порой вливание такой «новой крови», может влиять плодотворно. Например, как сейчас сам Норбер влияет на аристократические дома, сплачивая их против него самого, заставляя забыть старые семейные разногласия. Перемены должны быть во время, но перемены не должны разрушать общество, потому что это уже не прогресс, а революция, а революции всегда приводят к разрухе, смертям и голоду.
- Как Вы сейчас ее обогащаете, - это был не вопрос и не издёвка, а факт. Норберт прочно вписал свое имя в историю магического мира и его забвение могло бы быть губительно для будущего, потому что ошибка бы повторилась вновь: вот, что может быть если дать гразнокровке шанс диктовать обществу свои мысли, если слушать его пустую болтовню, не видя подлинной картины. – Вы гордитесь собой? Тем, чего успели достичь? Ведь это уже не мало. Не мало, хотя бы по тому, что к Вам прислушиваются Ваши коллеги. Вы можете сказать, что они не понимают Вас и не хотят видеть очевидного. И скорее всего будете правы, немного забыв, что «очевидное» для них немного другое, но Ваши речи они не могу не слушать, -«потому что они боятся того, что так просто и понятно для Вас».
Пожалуй, в такие моменты Маркус жалел, что не связал свою судьбу с политикой. Он понимал, что беседа, которую они ведут сейчас пока не на что не повлияет в масштабах Британии, но то, о чем высказывается Лич в Департаменте определяет дальнейший ход истории, и ему нужен сильный оппонент или никудышные союзники, чтобы заглушить его мысли. Вот это и называется силой слова. И это искусство говорить то, что хочет слышать толпа, было достойно уважения, даже в привязке в личности оратора, который сам по себе такого чувства у юного Нотта не вызывал. Только интерес, но сильный и страстный интерес, который открывал перед юношей новые двери и давал возможности себя проверить.
- И какие же это факторы? Деньги? Вы ведь не можете отрицать, что деньги решают многое, – а деньги пока были так же сосредоточенны в руках чистокровных семей. Не уже ли Норберт Лич хочет повторить историю России и заняться «раскулачиванием»? Слишком самонадеянно даже для него.
- Хорошо, пусть истина объективна, соглашусь, - юноша кивнул головой. – Истина одна. Но справедливость. Вам не кажется, что тут дело обстоит сложнее, чем просто заявить, что она есть, потому что есть истина, то есть неопровержимый факт, как тот, что Вы работаете в Отделе законодательства, а я в Отделе Тайн. Но Справедливость это нечто более субъективное и обтекаемое. Никто не может сказать, что есть что-то абсолютно справедливое для всех. Как суд… Судья принимает решение, но одна из сторон будет все равно думать, что оно не справедливо, даже если оно соответствует закону, который тоже может быть не справедлив, о чем говорите Вы в своих выступлениях. – Маркус предпочёл отойти от темы режима Гриндевальда, чтобы собеседнику не показалось, что юноша с ней знаком, этот факт точно не помог бы юному Нотту наладить контакт с Норбертом, что, к слову, и сейчас получалось не очень хорошо. Однако… Маркус не смог сдержать улыбку, когда услышал мелодию, которую отстукивал Лич по столу.
- Allons enfants de la Patrie,Le jour de gloire est arrive… **– на не очень хорошем французском тихо пропел Маркус и улыбнулся искренне и по доброму, потому что ему сразу вспомнились вечера, которые он проводил с отцом. Сейчас юноше очень их не хватало. – «Ваше дело не выносить судебный приговор, а принимать меры в видах общественного блага, выполнять роль национального проведения»***, - процитировал Маркус строчки из речи известного деятеля революции, которую тот произнёс в переломный  для государства момент. Она всегда нравилось Маркусу, потому что в этот момент эта личность из абсолютного законника окончательно превратилась в политика, отвергая право и ставя на первое место «добродетель». – Так вот что Вы делаете, мистер Лич, «выполняете роль национального проведения»? – как-то отрешённо проговорил юноша, которого задели неожиданные воспоминания.

Отредактировано Marcus Nott (2016-01-15 12:47:38)

Разговор получался каким-то сумбурным. Молодые люди перескакивали с тему на тему, оба пытались совладать со своими эмоциями, которые порождали слова оппонента. По Норберту было видно, как он сдерживает себя, чтобы не начать сейчас готовиться к митингу, который будет всего лишь в середине месяца, и Маркусу оставалось только надеяться, что по его лицу Лич не может прочесть тоже самое. Не может понять, что убеждать Нотта бессмысленно, что их идеалы различны и этого ничего не изменит. Нет, взгляд Маркуса был внимательным и любопытным. Хотя бы от того, что его собеседник был юноше действительно интересен. Так подняться, да еще и с такими идеями. Конечно, понятно, что для на руку Норберту сыграла трагедия в Европе, и всё же то, что он вещает с трибуны Министерства, то, что ему позволили провести свое собрание, уже заставляло Маркуса задаться вопросом: а может быть эти события закономерны? Ведь государство и общество, как и магия, тоже развиваются объективно. Но даже если так... Юный Нотт был готов поспорить со временем и на то имел, как ему казалось, достаточно веские причины, о которых пока не хотелось распространяться. Поэтому следует приложить все усилия, чтобы развернуть развитие общества в другом направлении и еще раз поднять вопрос о том, какую роль играет личность, особенно когда она не одна, в истории?
Юноша согласно кивнул коллеге из отдела законодательства, когда тот заговорил о деньгах. Да, отношения Маркуса к своим друзьям не изменится не из-за денег, не из-за чистоты крови. А отношения к ним общества?
- Вы сказали верно обо мне. Мои друзья останутся моими друзьями. Но я не думаю , что я могу их всех назвать в Вашем понимании "достойными людьми". Кроме того, я убежден, что и я бы не попал у Вас в этот круг. Но это ведь очень близкие отношения - дружба. Мы... Нет, Вы говорите в масштабе страны, где все не могут знать о всех скелетах в шкафах соседей. Хорошо. Примем Ваш вариант... Как Вы будете определять "достоинство" человека, которого берете на работу? И что помешает, скажем, тому же Джеймсу купить себе место в каком-нибудь другом отделе Министерства, если у него не получится пробиться в Отдел Тайн? Человек по праву рождения человек. Согласен. Должно быть какое-то равенство... Допустим. Но это оно всё равно сведется к иллюзии равенства. Из-за денег, семейного родства, пусть и не исключительно чистокровного или наоборот, потому что успешный магглорожденый волшебник будет брать на работу только маглорожденных. Равенство красиво звучит. Но я никак не пойму, как Вы его собираетесь достичь? - Маркус с трудом заставлял себя молчать и останавливаться на вопросах. Ему хотелось выводить на Лича все свои аргументы, которые он не одну ночь обдумывал и каждый раз все больше дополнял, но этого Нотт позволить себе не мог. Нет, эти слова он вложит в уста, а точнее, перо очаровательной журналистке, в авторстве которой уже вышло две любопытных заметки. Пока не большие, не бросающие вызов, но заставляющие обратить на себя внимание.
А вот от следующих слов Норберта, во взгляде Маркуса на миг вспыхнул огонек раздражения и недовольства. Какой грубый укор! Обвинять его в невежестве.... Нотт был готов вскочить с места, чтобы уже самому громогласно поведать о своих истинных мыслях, однако юноша остался на месте и только кивнул головой и слегка улыбнулся.
- Да, не читал. И с удовольствием прислушаюсь к Вашему совету, мистер Лич. Вот только это вопрос времени - кто-то появится у Вас на пути и будет выполнять роль, отведенную когда-то Людовику XVI. Рано или поздно перед Вами встанет выбор между "Людовиком" и революцией. Вы говорите о переменах, которые подрывают устои общества, как когда-то цитируемый нами человек перевернул историю, и не только Франции. Но Вы ведь знаете, что "если Людовик невиновен, то все защитники становиться клеветниками"*? Поэтому не говорите так однозначно. Времена меняются. - Маркус еще раз улыбнулся. Пожалуй, байка про "меняющиеся времена" была одной из его любых, связанных с Робеспьером. Это личность не могла не вызывать в нем восхищения, как любимый герой детства, и эти свои чувства, о которых юноша уже забыл, Маркус скрыть не смог. Он несколько секунда смотрел будете сквозь Лича, но потом вновь вновь обратил серьезный взгляд на собеседника. - Откуда Вам знать, что не придется пожертвовать жизнью одного "тирана", чем ста тысячью добропорядочных граждан? Или Вы не пойдете на это и предпочтете сохранить символ "старого времени" коим, тогда был Людовик? Да, символ не более. Его суд превратился в новую арену доя борьбы жирондистов и якобинцев**. В борьбе за власть и перемены, тяжело обойтись без жертв. Я думаю, нам всем придется это принять после Вашего митинга. Но если я ошибся... Я буду только рад. В конце концов зачем заранее опасаться диктатуры представителей народа?

С каждым новым словом мистера Лича беседа приобретала все новые стороны. С каждым его новым словом Маркусу все больше хотелось ответить по-настощему, а не вежливо улыбаться и иногда кивать головой, то ли в знак согласия с Норбертом, то ли просто, чтобы показать собеседнику, что его слушают. И не просто слушают, а самым внимательным образом, стараясь зацепиться за фразы, которые потом смогут скомпрометировать любителя публичных выступлений в глазах его слушателей. Этот неожиданный разговор только больше убеждал юного Нотта, что сейчас и, правда, не время отсиживаться в тени. Каждый, кто может хоть как-то повлиять на набирающее популярность либеральное движение, должен приложить все усилия, чтобы выступать за права грязнокровок не стало просто «модно». И Маркус очень надеялся, что нашел свою роль в этой истории
«И я думаю, она Вам понравится, мистер Лич, не хуже тех заметок, которые Вы мне принесете»,- юноша вновь благородно кивнул головой и улыбнулся собеседнику, когда его пообещали снабдить литературой, которая прольет свет на проблемы современного общества. «Может быть, все-таки зря Минестерство не очень жестко следит за публицистикой? Немного цензуры не еще не мешало не одному здоровому государству», - это внутренний саркастичный диалог никак не отражался на внешней заинтересованности. Маркус даже пытался пару раз начать говорить до того, как сотрудник Департамента законодательства закончит свою речь, однако в итоге бросил это бесполезное занятие, а отвечать стал только когда голос мистера Лича стих в помещении.
- О коррупции? Нет, это слишком частное понятие. Я говорю о человеческом факторе, который будет всегда, и, к слову, у всех вне зависимости от чистоты крови. Вы очень хорошо утрировали мой пример. Браво, мистер Лич. Я еще не умею каждую мысли сводить к абсурду и эта еще одна причина, по которой я бы не взялся выступать против Вас. Но коли Вы заговорили о коррупции, не на нее ли Вы намекали, когда спрашивали, доволен ли я своей работой? (и да, вот, например один из тех критериев) А теперь соотнесите этот вопрос с моим примером и ответьте мне: корень ли всех проблем чистота крови? Этот вопрос есть, я не спорю, и он стоит остро на фоне последних событий в Европе, но неужели он единственный и главный? – Нотт буквально заставил себя замолчать, чтобы не начать задавать более провокационные вопросы, которые раз за разом всплывали в голове у юноши, когда он слушал речи мистера Лича. Его выступления всегда эмоциональные, не лишенные логики, но иногда он говорил вещи, которые у Маркуса вызывали только недоумение. Может быть лучше тратить больше сил на борьбу с преступностью, а не на то, чтобы давать права тем, кто их не заслуживает?
- Жертвы всегда одни, мистер Лич, это люди и их судьбы, а что их разрушила чья-то идея или гильотина, не так уж и важно, согласитесь? Я надеюсь, Вы не думали, что сможете безболезненно ввести в общество новые, инородные идеи. Жертвы будут, а кого Вы ими будете считать только магглорожденных или только представителей чистокровных семей, покажет история и победитель. Историю всегда пишут победители, и закрытые двери Отдела Тайн тут не причем, - Маркус чуть опустил голову и улыбнулся сам себе. Есть вещи, которые были для юного Нотта незыблемы и переубедить, в которых его было невозможно, например как то его высказывание, что магия вне человека, она абсолютна и объективна, и как, уже родной, Отдел Тайн, который занимает совершенно в устройстве магичской Британии, и даже мистер Лич вряд ли что-то сможет тут поменять, даже если станет министром.
- Я ознакомлюсь с Вашей программой, думаю, это будет весьма любопытно.  Но приготовьтесь отвечать на новые мои вопросы, которые появятся после удовлетворения прежних – мне нужно искать свое место в истории и желательно такое, чтобы не оказаться случайной жертвой, - Маркус весело усмехнулся. – Шучу. Я хочу верить в то, что сейчас я ошибаюсь, а Вы правы. И те перемены, если они неизбежны, пройдут для магического Британского сообщества, как можно безболезненнее. Потому что не хочу, что на себе или своих близких проверять правдивость поговорки, что самое худшее это жить в эпоху перемен.