Рождество Вальбурге нравилось тем, что в это время ей обязаны были подарить множество подарков. Никто не мешал радовать её и в другое время, но в этот праздник отговорки не принимались. В этот раз они должны были отправиться в Уэльс, а Вэл ещё не успела решить, нравится ей этот факт или нет. Разве что она совершенно не понимала, зачем дарить так много подарков другим, когда была она и она милостиво согласна была принять пару-тройку дополнительных даров. Спасало ситуацию только то, что подарки были для семьи, а это как-то обязывало к тому, что они должны быть не очень-то паршивы. Но их семья, определенно, среди всех Блэков была самой лучшей – в этом девочка не сомневалась ни единой секунды, а потому готовилась со всей тщательностью.
Проблемой стало то, что вместо новой праздничной мантии ей было предложено одеть старую. Старая в данном случае – это та, которая одевалась уже хоть один раз и которую видели. Все, она такого унижения стерпеть не могла, поэтому закатила грандиозный скандал о том, что её не любят, не ценят и вообще, она все расскажет папе. Вдобавок очень некстати попался Альфарад, обнаружившийся в каком-то углу и читавший книжку. Книжку эту Вальбурга в приступе неслыханной щедрости ему сама отдала, потому что «она уже выросла и эту детскую чушь читать не будет», но это было тогда, сейчас ей не нравилось решительно все. Сигнус слишком радостно скакал по гостиной в новеньком костюмчике, уронил что-то со стола и испачкал атласную туфельку сестры.
Всё.
Вот теперь точно терпение Вэл лопнуло. Вместе с приступом фамильного бешенства выплеснулась неуправляемая магия, которая смерчем прошлась по зале и нанесла сокрушительный урон елочным украшениям, потерявшим всякую форму и теперь стекавшим расплавленным серебром на пол. Ирма, отвлекшаяся «буквально на пять минут», чтобы распорядиться о багаже и ничего не забыть, была вынуждена признать полный провал по всем статьям. К поездке они были не готовы, а Поллукс должен был вот-вот вернуться домой. Приструнить всю эту орущую и плачущую вакханалию, в кутерьме которой только Альфарад опять куда-то успел спрятаться и слиться с мебелью, не было никакой возможности не усугубив масштабы разрушений – женщина уже достаточно хорошо представляла реакции домашних на большинство слов в самые характерные моменты проявления отвратительного блэковского характера.
Появившийся глава семьи предпочел просто избавиться от звука, поэтому дальше трагедия шла всё так же экзальтированно, но молча. Звук прорвался с воплем Вэл:
- Как это мы никуда не едем? Нет, мы обязаны поехать! Это всё из-за тебя! Теперь Люси будет говорить глупости и некому будет её надоумить, что она дурёха! И вообще!
После «и вообще» можно было дальше и не слушать. Дальше обычно шел бессвязный поток всхлипов, криков и претензий к неидеальному миру, в котором приходится жить и страдать идеальной Вальбурге. Через четверть часа Ирме таки удалось разогнать всех по своим комнатам и заняться приведением гостиной в приличный вид.
Вальбурга очень обиделась. Когда её загнали в комнату, она с размаху упала на кровать, очень громко и демонстративно рыдая. Правда, скоро ей это надоело, потому что без зрителей все становилось уже не так уж и интересно, а сама она не настолько страдала. То есть страдала, конечно, но ведь мама ей уже обещала новую мантию, раз эта испортилась, так что она получит дополнительный подарок – мама никогда не дарила что-то одно. Домовик, искренне сопереживавший маленькой мисс, принес ей чашку горячего шоколада и кусок пирога со взбитыми сливками, так что и печалиться уже особо было не о чем.
К моменту, когда на пороге появился отец, Вэл была уже позабыла всю трагедию, привела себя в порядок и вообще вернулась в хорошее расположение духа. Сначала она, конечно, насторожилась – появление папы могло принести что угодно, от горы подарков до выговора, - но сразу же успокоилась, когда почувствовала, что ругать её не собираются и жертву из себя можно не строить. Послушно кивнула и быстренько спрыгнула с кровати, оставив раскрытой недочитанную книгу.
На чердак она поднималась в благоговейной тишине. Она, конечно, рассказывала братьям множество самых правдивых историй о том, что там за закрытой дверью, сама в это нисколечко не верила, но трепет всё-таки ощущала. Она поднималась аккуратно, глядя под ноги как никогда, прислушиваясь к каждому шороху.
На пороге она чуточку помедлила, но толчок в спину и мысль о том, что она теперь узнает, а братья не узнают, сильно повысили уровень смелости и заставили войти. А внутри оказалось темно. И пока она хлопала глазами, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть, очень захотелось чихнуть. Но чихать было нельзя, потому что папа не велел шуметь. Она переминалась с ноги на ногу, потом обернулась ко входу, где все ещё стоял Поллукс с зажженным на конце палочки тусклым огонечком. Но света все равно не хватало, чтобы разглядеть хоть что-то. Вэл вопросительно посмотрела на отца, уже готовясь таки открыть рот и спросить с легким разочарованием, что они тут делают, когда ей показалось, что она что-то слышит. На всякий случай она моментально оказалась рядом с папой.